только что взялся за шляпу, в комнату кто-то вошел. Оглянулся - у порога
стояла черная фигура. Я разглядел в ней русскую незнакомку церкви
Санта-Мария. Примятый и запыленный наряд показывал, что она недавно с
дороги.
золотистые, кудрявые волосы оказались еще более седы.
Где же ваши уверения, что вы честный человек?
сгубили бедную и думают, что это так им пройдет. Вы покойны? Ошибаетесь -
час расплаты близок, он настанет...
было в нижнем ярусе дома и выходило в сад. Я обрадовался, приметив, что в
саду в это время не было никого. Шум мог привлечь любопытных и повредил бы
незнакомке, которой посещение мне было непонятно и разубедить которую, как
мне казалось, было трудно.
слышите ли, мне нужен прямой ответ! - твердила эта женщина, в крайнем
волнении и вся трясясь.
незнакомка, взмахнув при этом рукой.
лицо. Я рванулся, схватил безумную за руку. Она, с искаженным от гнева
лицом, отбиваясь, выстрелила еще раз, и, к счастью, также неудачно. Отняв
у нее пистолет, я выкинул его в сад. Сбежалась прислуга, стали стучать в
дверь прихожей. Я бросился туда и, через силу погорая волнение, сказал,
что разряжал в окно пистолет и что не произошло ничего опасного. Меня
оставили, недоверчиво поглядывая на меня.
состоянии.
что?
комнате и невольно взглянул в зеркало: на мне не было лица, я себя не
узнал.
- вы должны знать, что я сам стал жертвой возмутительного обмана.
Объяснитесь же и вы...
предложил ей выйти в сад. Здесь к ней возвратилась речь. Раза два она
несмело взглядывала на меня, как бы моля о снисхождении, наконец также
заговорила.
несколько дорожек и сели, - но я так перед вами виновата, так, - прибавила
она, закрыв лицо руками, - вы никогда не простите меня.
забуду... все от бога, все в его власти.
и опять зарыдала.
Пчелкина.
лет назад от покойной бабушки, встали в моей памяти. Нагнувшись к гостье,
я взял ее руку, стрелявшую в меня, и с чувством ее пожал.
странно, скороговоркой, - десять лет я скиталась в разных местах, была в
монастырях на Волыни и в Литве, служила больным и немощным. Будучи год
назад опять за Волгой, я первая получила неясные сведения о княжне
Таракановой, принцессе Азовской и Владимирской. Меня к ней вызвали
таинственные, мне самой не известные лица. Вы поймете, как я к ней
стремилась... Я искала с нею встречи. Снабженная от тех лиц средствами, я
познакомилась с княжною сперва в переписке, потом лично в Рагузе и
уверовала в нее. О, как я желала ей счастья, искупления прошлого! Я ее
охраняла, учила родному языку, истории, снабжала ее советами. Я следила за
нею с ее выезда из Рагузы до Рима, писала ей, заклинала остерегаться,
убежденная, что" ей предназначен высокий удел. Остальное вы знаете...
Каков же был мой ужас, когда я узнала о ее аресте!.. Я останусь в Ливорно,
буду ждать... О, ее освободят, отобьют ливорнцы... Скажите, что вы думаете
о ней? Убеждены ли вы, что она не самозванка, а действительно дочь
императрицы Елисаветы?
Пчелкина встала, набросила на голову вуаль, глядя мне в глаза, крепко
сжала мне руку, еще что-то хотела сказать, и, пошатываясь, вышла.
в калитке сада.
в небольшой австерии, под вывеской лилии, у монастыря урсулинок, где она
приютилась. У нее была надежда, что княжну могут спасти в Англии или в
Голландии, куда должна была зайти по пути наша эскадра.
Поликсена, когда я с ней расстался. - И я верю, она не погибнет, ее
избавят, спасут.
контр-адмирала Грейга, нежданно было велено сняться с якоря и плыть на
запад. Христенек с донесениями графа императрице поехал сухим путем. Ему
было велено явиться в Москву, где в то время, после казни Пугачева,
государыня проживала со всем двором.
здесь ему было небезопасно. Раздраженные его поступком, сыны пылкой и
некогда вольной Италии так враждебно под конец к нему относились, что
граф, несмотря на дежурный при нем караул, почти не выезжал из дому и,
боясь отравы, сидел на одном хлебе и молоке.
приказано возвратиться на особо снаряженном фрегате "Северный орел". На
этот фрегат взяли больных и немощных из команды и, между прочим, собранные
с таким трудом в греческих и турецких городах вещи графа - картины,
статуи, мебель, бронзу и иные редкости. То были плоды графских побед и его
усердных в течение нескольких лет приватных собираний. Я увидел при этом и
презенты, полученные графом от княжны, в том числе и ее, столь схожий с
императрицей Елисаветой, портрет.
подняли паруса и поплыли. Но едва "Северный орел", нагруженный богатством
графа, вышел из гавани, нас встретила страшная буря. Не мог я сказать
фрегату: "Цезаря везешь!" Долго мы носились по морю, отброшенные сперва к
Алжиру, потом к Испании. За Гибралтаром у нас сорвало обе мачты и все
паруса, а вскоре мы потеряли руль.
берегов, к юго-западу. Все пали духом, молились. На десятые сутки, со
вчерашнего дня, ветер окончательно затих. Я пишу... Но можно ли ожидать
спасения в таком виде? Фрегат, как истерзанный в битве, безжизненный труп,
плывет туда, куда его несут волны.
непроглядная ночь. Громоздятся тучи; опять налетает ветер, пошел дождь.
Берега Африки исчезли, нас уносит прямо на запад. Волны хлещут о борт,
перекатываясь чрез опустевшую, разоренную палубу. Течь в трюме
увеличилась. Измученные матросы едва откачивают воду. Пушки брошены за
борт. Мы по ночам стреляем из мушкетов, тщетно взывая о помощи. В море
никого не видно. Нас, погибающих, никто не слышит. Трагическая, страшная
судьба! Гибель на одиноком корабле, без рассвета, без надежд, с военною
добычею полководца...
пойти ко дну? Оплата за деяния других. Роковая ноша графа Орлова не угодна
богу.
не будет спасения, брошу ее в море.
завет... Ей надо знать... Боже, что это? ужели конец? Страшный треск.
Фрегат обо что-то ударился, содрогнулся... Крики... Бегу к команде. Его
святая воля...
Последняя была на французском языке: "Кому попадется эта рукопись, прошу
отправить ее в Ливорно, на имя русской госпожи Пчелкиной, а если ее не
разыщут, то в Россию, в Чернигов, бригадиру Льву Ракитину, для передачи
его дочери, Ирине Ракитиной.