нем был тот же черный костюм, вытертый до ниток, но на шее красовался
желтовато-белый платок сомнительной чистоты, а на руках - большие кожаные
перчатки, какие надевают садовники для работы. Башмаки были свеженачищены и
украшены ржавыми пряжками, чулки на коленях подвязаны новыми бечевками, и во
всех местах, где недоставало пуговиц, их заменяли булавки. В общем, Деннис
чем-то напоминал полицейского сыщика, сильно потрепанного, но всеми силами
старавшегося сохранить приличествующий его профессии вид.
ветхий носовой платок, сильно смахивавший не то на недоуздок, не то на
удавку, и с нервной суетливостью утирая им лоб.
отрезал Хью.
если не хочешь, чтобы я знал, куда ты держишь путь, никогда не привешивай
своей лошади такие колокольчики. Мне их звон издавна хорошо знаком - и слух
у меня тонкий. Вот и весь секрет. Ну, как ты, брат?
ушел от нас в тюрьме и куда ? И чего это ты вздумал тогда таращить на меня
глаза да грозить мне кулаком, а?
осторожно отводя грозно занесенную над ним руку Хью.
я не удивлюсь, - добавил Деннис тоном огорченного и невинно оскорбленного
человека, - если ты вообразишь, что раз я просил оставить в тюрьме тех
четверых, значит я решил изменить нашему знамени.
выходит, что никому нельзя верить. Чтобы я, Нед Деннис, как меня окрестил
родной отец, изменил нашему делу!.. Это твой, что ли, топор, братец?
своей шкуре, если бы попался мне прошлой ночью. Не тронь его, положи на
место.
не выпуская из рук топора и с рассеянным видом пробуя пальцем острие. - А
я-то работал все время, себя не жалея! Нет правды на свете! И ты даже не
угостишь меня глоточком из этой бутылки, а, Хью?
Барнеби вскочил и, знаком велев всем молчать, быстро выглянул наружу.
отставил фляжку, но топор по-прежнему сжимал в руке.
- Неужели солдаты?
промчавшись по полю, остановился у дверей.
схватившие всех остальных),- эти двое молодых - те самые, за которых
назначена награда. А этот - беглый арестант. Уж ты меня извини, братец, -
обратился он к Хью с притворным смирением. - Сам виноват - ты вынудил меня
так поступить. Ведь ты не захотел уважить самые разумные законы нашей
страны, вздумал подрывать основы нашего общества. Клянусь душой, я готов
иной раз спрятать в карман милосердие, а закон соблюсти... Если вы их будете
держать крепко, джентльмены, так я, пожалуй, свяжу их сам - думаю, что
справлюсь с этим лучше, чем вы.
у которого слух был так остер, что служил ему лучше, чем большинству зрячих
- глаза, еще раньше Барнеби уловил шорох в кустах, за которыми двигались
солдаты. Испугавшись, он незаметно выскользнул из сарая и спрятался, а
теперь, со страху должно быть, потерял способность ориентироваться и
пустился бежать у всех на глазах по открытому лугу.
разграблении дома. Слепому громко приказали сдаться, но он побежал еще
быстрее. Через несколько секунд он был бы уже в безопасности и никакая пуля
не догнала бы его. Но раздалась команда, и солдаты дали залп.
глаза были устремлены на слепого. Когда загремели выстрелы, все увидели, как
он вскинулся, точно от испуга, но не остановился и ничуть не замедлил бег.
Он пробежал еще добрых сорок ярдов и вдруг, ни разу не пошатнувшись, не
дрогнув, ничем не обнаружив, что его оставляют силы, упал на землю, как
подкошенный.
Все произошло так быстро, что даже дым от выстрелов не успел рассеяться и
вился в воздухе, медленно поднимаясь кверху легким облачком - казалось, это
душа умершего отлетает с земли. На траве алело несколько капель крови (их
прибавилось, когда труп перевернули) - вот и все.
подле трупа и с безутешным видом глядя то на офицера, то на солдат. - Хороша
картина, нечего сказать!
насчитал, кроме каких-то иностранных монет и двух колец, сорок пять золотых
гиней. Все это завязали в носовой платок и унесли, а тело пока оставили на
месте, поручив шестерке солдат под начальством сержанта отнести его в
ближайшую харчевню.
на офицера, шедшего к сараю.
повторил те слова, что сказал минуту назад:
По-вашему, это называется соблюдать законы? Изрешетили человека пулями,
вместо того чтобы повесить его честь честью, как настоящего британца! Будь я
проклят, если знаю, на чьей стороне мне теперь быть! Вы ничуть не лучше тех.
Что будет с Англией, если военные власти начнут этак вот распоряжаться
вместо гражданских? Имел право этот несчастный, как английский гражданин, в
свой последний час пройти через мои руки? Где же его права, я вас спрашиваю
Я здесь, я готов был выполнить свою обязанность. Хорошие же настали времена,
если уже мертвецы в обиде на нас вопиют к небу, а мы спим себе спокойно, как
ни в чем не бывало. Ну и дела!
то, что он собственноручно связал арестованных. По всей вероятности, да. Во
всяком случае, это занятие на время отвлекло его от грустных размышлений и
дало его мыслям более подходящее направление.
пешком под конвоем пехоты, а Хью, крепко привязанного к лошади, повезли
другой дорогой под надежной охраной целого отряда конницы. Да и за тот
короткий промежуток времени, что прошел до их отправки, они не имели
возможности перекинуться ни словом, так как их держали порознь и строго
следили за ними. Хью видел только, как Барнеби шел среди солдат, низко
опустив голову и, проходя мимо, попытался махнуть ему на прощание закованной
рукой, но и тут не поднял глаз. Сам же Хью бодрился, стараясь уверить себя,
что, куда бы его ни заперли, товарищи ворвутся в тюрьму и освободят его. Но,
когда они приехали в Лондон, а в особенности, когда Хью увидел, как на
Флитском рынке, который совсем недавно был главным оплотом бунтовщиков,
войска расправляются с последними остатками банд, он понял, что надежды нет
и что его ждет смерть.
ГЛАВА СЕМИДЕСЯТАЯ
себя, вернувшись к мирной и пристойной частной жизни, мистер Деннис решил
полчасика отдохнуть и развлечься в женском обществе. С таким приятным
намерением он направил стопы к тому дому, где все еще под замком томились
Долли и мисс Хардейл и куда, по приказанию мистера Саймона Тэппертита, была
доставлена и мисс Миггс.
перчатках и улыбаясь своим веселым и приятным мыслям, он напоминал фермера,
который, прохаживаясь по своим полям, размышляет о будущем урожае в
радостной надежде на щедрые дары Провидения. Куда ни глянь - везде груда
развалин сулила ему обилие клиентов, которых ему будет поручено
"обработать". Весь город казался ему вспаханной и засеянной нивой, зреющей
при самой благоприятной погоде, и он предвкушал уже обильную жатву.
Деннис, взявшись за оружие и участвуя в погромах с великой целью уберечь
Олд-Бейли во всей его неприкосновенности и виселицу во всей ее исконной
общественной полезности и моральном величин, предвидел и ясно себе
представлял столь удачный конец. Скорее, он считал этот успех одной из тех
великих милостей, которые небо неисповедимыми путями посылает добрым людям.
Милость эта распространялась теперь на него лично - ведь виселице предстояла
большая работа. И никогда еще мистер Деннис не казался себе таким баловнем и
любимцем богини Фортуны, никогда еще не поклонялся так этой богине, уповая
на нее со спокойной уверенностью добродетели.
остальными, мистер Деннис считал невозможным, гнал от себя эту мысль, как
пустую и дикую фантазию. Он убеждал себя, что его поведение в Ньюгете и