пока голос не изменил ему, и он, наконец, свалился, как мешок, на руки
сторожей.
тюремный колокол. Начальство и судейские с двумя шерифами во главе
направились к двери. Не успел еще затихнуть бой часов, как все было готово.
что-нибудь.
неожиданно, взглянув на Барнеби. - Подойди ко мне, мальчик.
выражение доброты, почти нежности смягчило свирепую суровость его лица.
вокруг, - если бы у меня было десять жизней и потеря каждой грозила бы мне в
десять раз большими муками, я бы все эти десять жизней отдал - да, да, отдал
бы, хоть вы, может, мне и не верите! - чтобы спасти жизнь ему. - Он снова
сжал руку Барнеби. - Он погибает по моей вине.
чем не виноват, ты всегда был очень добр ко мне. Подумай, Хью, ведь мы
сейчас узнаем, почему светят звезды!
него кончится, - добавил Хью тише, положив руку на голову Барнеби. - Пусть
она меня простит, и он тоже. Слушайте, джентльмены, - он заговорил уже
прежним резким тоном. - Видите этого паренька?
последние дни не раз твердил мне, что надо верить, твердо верить в бога и
уповать на него. Вы, видите, каков я - скорее скот, чем человек, мне это не
раз говорили. Но я верил, верил так крепко, как только можно верить, что его
жизнь пощадят. Взгляните на него - вы видите, что это за человек?
правую руку и глаза к небу. Он был похож в эту минуту на грозного пророка,
вдохновленного близостью смерти. - Только она и могла заставить человека,
рожденного и выросшего так, как я, надеяться на милосердие в этом
бесчувственном, жестоком, беспощадном мире. В первый раз в жизни я сейчас
обращаюсь с молитвой к богу - пусть гнев его обрушится на эту человеческую
бойню! Будь проклят черный столб, на котором я буду висеть, проклинаю его от
имени всех его жертв, бывших, настоящих и будущих! Будь проклят тот человек,
который знает, что он мне отец. Пусть же и он умрет не на своей пуховой
постели, а насильственной смертью, как я, и пусть только ночной ветер плачет
над его могилой. Аминь!
прежний Хью.
подходить.
кто взять мою собаку - только с условием, что будет обращаться с ней хорошо?
Она осталась в том доме, где я укрывался. Лучшего пса не найти. Первое время
он будет выть по мне, ну, да скоро перестанет. Вам, наверно, удивительно,
что я в такую минуту думаю о собаке, - добавил он с легким смешком. - Но
если бы хоть один человек на свете любил меня вполовину так, как она, я бы
подумал и о нем.
Сохраняя беспечно-равнодушный вид, он, однако, прислушивался с каким-то
угрюмым вниманием и внезапно пробудившимся интересом к заупокойной молитве,
которую читал священник.
видела толпа.
сделал попытку пройти первым, но его остановили: казнь его должна была
состояться не здесь. Через несколько минут вернулись шерифы, и та же
процессия двинулась по коридорам и переходам тюрьмы к другим воротам, где
уже ждала телега. Опустив голову, чтобы не видеть того, что, как он знал,
ему пришлось бы увидеть, Барнеби сел в телегу, печальный, но вместе с тем
полный какой-то ребячьей гордости и даже нетерпения. По сторонам, впереди и
позади него сели те, кто его сопровождал. Экипажи шерифов тронулись первые,
телегу окружили конвойные, и она медленно двинулась по запруженной народом
улице среди невероятной давки и толчеи к разрушенному дому лорда Мэнсфилда.
солдат вокруг одного беспомощного юноши! А еще грустнее было видеть, как он
ехал на казнь: его больная душа находила странное утешение в том, что у окон
и на улицах толпится множество людей, и даже в такую минуту его радовало
ясное небо, и он, улыбаясь, загляделся в его бездонную синеву.
трогательных и ужасающих, способных вызвать гораздо больше жалости к
осужденным, чем уважения к закону, чья мощная длань теперь, когда опасность
миновала, действовала так же энергично, как постыдно бездействовала в дни
смуты и бедствий. На том же Блумсбери-сквер были повешены двое калек, совсем
еще мальчики, - один с деревяшкой вместо ноги, другой - на костылях, так как
обе ноги у него были вывернуты в суставах. Когда палач готовился уже
вытолкнуть у них из-под ног тележку, кто-то заметил, что они стоят не лицом,
а спиной к дому, который громили вместе с другими, - и предсмертные муки их
продлили, чтобы исправить это упущение. Другого мальчика повесили на
Бау-стрит, еще несколько - в разных частях города. Казнены были и четыре
несчастных женщины - словом, кара за участие в бунте обрушилась главным
образом на самых слабых и безответных, на менее всего виновных. И
великолепной насмешкой над лжерелигиоэной шумихой, которая привела к таким
бедствиям, было то, что некоторые из осужденных бунтовщиков оказались
католиками и перед смертью пожелали, чтобы их напутствовал католический
священник.
ждал его у виселицы, поцеловал перед тем, как юноша взошел на эшафот, и,
сидя тут же на земле, ждал, пока тело не сняли с виселицы. Ему хотели отдать
тело сына, но бедняку не на что было нанять носилки и купить гроб. Он
покорно шагал рядом с телегой, на которой труп повезли обратно в тюрьму, и
то и дело пытался потрогать безжизненную руку сына.
не трогали. И в то время, как множество людей теснились и чуть не дрались,
стремясь пробраться поближе к виселице перед Ньюгетской тюрьмой, чтобы
поглазеть на повешенных, другие зеваки бежали за телегой обреченного
Барнеби, туда, где уже и без того собралась в ожидании нового зрелища густая
толпа.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
курил трубку в одной из комнат "Черного Льва". Несмотря на жаркую летнюю
погоду, мистер Уиллет придвинулся очень близко к огню. Он усиленно
размышлял, а в такие минуты имел обыкновение медленно поджариваться у огня,
полагая, очевидно, что этот процесс благотворно влияет на выплавку идей в
мозгу, - стоило ему разогреться до шипения, как мысли начинали притекать так
усиленно, что он иногда сам удивлялся их обилию.
он может за возмещением убытков, причиненных ему во время разгрома
гостиницы, "обратиться к графству". Но, к несчастью, это выражение очень
напоминало другое, весьма ходкое: "обратиться к приходу", и в уме мистера
Уиллета вызывало малоутешительные ассоциации с полным разорением и
нищенством. Поэтому на такие советы он отвечал только горестным покачиванием
головы или испуганным взглядом и, как всеми было замечено, после визитов
утешителей бывал настроен меланхоличнее, чем всегда.
его работал особенно четко, потому ли, что он так долго обдумывал этот
вопрос или, наконец, благодаря всем этим благоприятным обстоятельствам
вместе, - случилось так, что, когда мистер Уиллег сидел у камелька, в
глубочайших тайниках его ума вдруг мелькнула туманная идея, или, вернее,
слабый проблеск идеи, что он может из общественных сумм почерпнуть средства
на восстановление "Майского Древа" и тогда оно займет прежнее видное место
среди гостиниц всего мира. Этот слабый луч света в его мозгу разгорелся и
засиял так ярко, что в конце концов мысль стала перед ним не менее явственно
и зримо, чем огонь, у которого он сидел. Вполне убежденный, что он первый
сделал это открытие, что он выследил поднял, поймал и ухватил за хвост
совершенно оригинальную идею, никогда еще не приходившую в голову ни одному
человеку, живому или мертвому, мистер Уиллет отложил трубку, потер руки и
громко хихикнул.
Джо. - Что случилось?
особенного, Джозеф. Расскажи что-нибудь про Сальвану.
необычное для него легкомыслие, после чего снова сунул трубку в рот.
заглядывая ему в лицо. - Что я вернулся оттуда беднее церковной мыши? Так ты
сам это знаешь. Что я там был ранен и вернулся калекой? Тебе и это известно.
Сальваны в Америке, где идет война.
стула.- Об этом я и пришел потолковать с тобой. Видишь ли, человеку с одной
только рукой нелегко найти себе занятие в этом мире.