комнату, но, увидев его, поспешно ретировался.
себе под нос, проснувшись от стука двери и обводя взглядом комнату. - Да,
хорошо бы! Но это невозможно. Едва ли найдется на свете сумасшедший, который
решится на это!
так долго, что огонь в камине успел догореть. Проснувшись, наконец, он, как
обычно, запер входную дверь и, положив ключ в карман, пошел наверх в
спальню.
снова приоткрылась, и сначала в нее просунулась голова, а после этой
рекогносцировки вошел Сим Тэппертит с лампой в руке. - И какого черта он
торчал тут так долго? - бормотал этот джентльмен, проходя через комнату в
мастерскую. Здесь он поставил лампу на горн. - Из-за него пропала добрая
половина ночи! Ей-богу, только и пользы от моего проклятого ремесла, что я
здесь в мастерской изготовил себе вот эту штуку!
вставив его в замок, тихонько отпер только что запертую хозяином дверь.
Затем опять спрятал в карман свое изделие и, не потушив лампы, так же
бесшумно, со всякими предосторожностями заперев за собой дверь, шмыгнул на
улицу. Этого никак не мог подозревать не только крепко спавший слесарь, -
это не снилось даже Барнеби, чьи сны были полны самых фантастических
видений.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
осторожность и, хорохорясь, с заносчивым и самоуверенным видом отчаянного
парня, которому ничего не стоит убить человека и даже, в случае надобности,
съесть его живьем, торопливо зашагал по темным улицам.
замечательный ключ на месте, он дошел до Барбикена и, свернув в одну из
самых узеньких уличек, расходившихся отсюда, только теперь замедлил шаг и
утер разгоряченное лицо - видимо, дом, куда он направлялся, был уже близко.
пользовалось более чем сомнительной репутацией, да и на вид было не из
приятных. Из глухого переулка, куда свернул Сим, темный проход вел в тупик,
нечто вроде немощеного и вонючего двора, где было темно, хоть глаз выколи. В
эту-то мрачную яму ощупью пробрался предприимчивый подмастерье слесаря и,
остановившись перед облупленным, грязным домом, на фасаде которого в
качестве вывески подвешено было грубое подобие бутылки, качавшейся взад и
вперед, как преступник на виселице, трижды ударил ногой по железной решетке.
Не дождавшись ответа на свой сигнал, мистер Тэппертит рассердился и опять
трижды стукнул по решетке.
словно разверзлась земля, и из отверстия выглянула чья-то лохматая голова.
доверия, как и голова.
спускаясь вниз.
обладатель сиплого голоса, остановившись, чтобы запереть решетку. -
Опаздываете, сэр.
- И оставьте свои замечания при себе, пока вас не спрашивают. Вперед! Живей!
излишним, поскольку спускаться по узким, крутым и скользким ступеням нужно
было очень осторожно: всякая поспешность или уклонение с проторенной дороги
грозило им купаньем в зиявшем внизу огромном чане с водой. Но мистер
Тэппертит подобно некоторым другим великим мужам, любил эффектные жесты и
позы. Он снова крикнул "вперед!"" стараясь, чтобы голос звучал хрипло, и,
скрестив на груди руки, нахмурив брови, первым сошел в подвал. Здесь в углу
стояли небольшой медный котел, два-три стула, стол, скамья и низенькая
кровать на колесиках, покрытая рваным лоскутным одеялом. На очаге мерцал
слабый огонь.
новоприбывшего какой-то долговязый и тощий субъект таким голосом, каким
говорят спросонья.
величественной позе, сверля глазами своего подчиненного.
ему в самую душу. - Ничего особенного, - ответил тот, потягиваясь. Это был
такой верзила, что сейчас, когда он выпрямился во весь рост, на него даже
страшно было смотреть. - Почему вы так поздно?
- Что, зал готов?
Нетрудно было угадать, чем именно развлекаются эти "пустые головы": под
сводом душного подвала стук раздавался, как отдаленные раскаты грома. Если
другие два погреба были похожи на тот, в котором происходил этот отрывистый
разговор, то на первый взгляд действительно казалось странным, что люди
выбрали для развлечений такое место: пол был сырой, глиняный, голые
кирпичные стены и потолок испещрены следами улиток и слизней, а воздух -
спертый, затхлый, тошнотворно-зловонный. Едким и острый запах, заглушавший
все остальные, наводил на мысль, что в погребах этих еще недавно хранили
сыры, чем и объяснялась липкая влажность воздуха; это же вызывало приятное
предположение, что здесь водятся крысы. Кроме того, от естественной сырости
все углы заросли не только мхом, но целыми кустами плесени.
взлохмаченной головы (парик на нем был облезлый и растрепанный, как старая
метла трубочиста) между тем успел спуститься вниз. Он молча стоял в стороне,
то потирая руки, то поглаживая седую щетину на подбородке, и только
усмехался. Глаза его были зажмурены, - да будь они даже широко открыты, по
напряженно-внимательному выражению лица, болезненно бледного, как у всех,
кто живет без воздуха в подвалах, и до беспокойному дрожанию век легко было
угадать, что он слеп.
в сторону слепого.
благородный начальник - коньяк, ром, виски? Настойку на порохе или кипящее
масло? Скажите только слово, о Львиное Сердце, и мы добудем вам все, что
угодно, - даже вино из епископских погребов или расплавленное золото с
Монетного двора короля Георга.
скорее! А откуда ты его возьмешь, мне все равно. Хоть из винных погребов
самого дьявола!
речь, достойная Вождя Подмастерьев! Ха-ха! Из чертовых погребов! Славная
шутка! Старшина острит. Ха-ха-ха!
"пронзительный" взор на хозяина, который, подойдя к стенному шкафу, ловко и
уверенно, как зрячий, достал оттуда бутылку и стакан. - Если будешь так
шуметь, то сейчас убедишься, что старшина шутить вовсе не намерен. Заруби
это себе на носу!
вид, будто заслоняется бутылкой. Я чувствую на себе его взгляд, хотя не вижу
его. Не смотрите на меня, благородный старшина! Ваши глаза сверлят, как
бурав!
слепого, который прикинулся страшно испуганным, уже менее грозным тоном
приказал ему подойти и впредь держать язык за зубами.
доверху, не пролив ни капли, так как держал мизинец на краю стакана и
перестал наливать, как только жидкость смочила палец.
подмастерья! Да будут любимы все красотки! Выпейте, храбрый генерал, и пусть
вино разгорячит ваше мужественное сердце!
пил, слепой опустился на одно колено и с видом смиренного восхищения стал
осторожно гладить его икры.
полюбоваться на моего старшину! Ах, за чем мои глаза не могут увидеть эту
пару точеных ног, угрозу семейному счастью всех мужей на свете!
конечности. - Оставь меня в покое, слышишь, Стэгг?
сокрушенно ударяя себя по ляжкам, я начинаю их презирать. Рядом с дивными
ножками моего капитана они кажутся просто деревяшками.
со своими старыми зубочистками. Этого только недоставало! На, возьми стакан.
А ты, Бенджамен, веди меня туда. За работу!
и величественно проследовал за своим товарищем к низенькой двери в другом
конце под вала. Оба скрылись за этой дверью, а Стэгг, оставшись один,
погрузился в размышления.
собой такой же слабоосвещенный погреб с усыпанным опилками полом. Он