сказала Миггс и, закутавшись в шаль, придвинула к окну два стула, на один
села, на другой положила ноги. - Нет, нет, - повторила она злорадно, - не
лягу ни за что, ни за сорок пять фунтов!
злорадство, хитрость, торжество, напряженное ожидание... Она напоминала
людоедку из сказки, которая подстерегает в засаде молодого путника, чтобы
полакомиться его мясом.
уже перед рассветом она услышала шаги, и мистер Тэппертит подошел к дому. Ей
легко было по звукам догадаться, что он делает. Он пробовал вставить ключ в
замок, затем дул в него, колотил ключом о фонарный столб, чтобы выколотить
из него уголь, подносил к свету и разглядывал, ковырял щепками в дверном
замке, пытаясь его прочистить, прикладывался к отверстию сперва одним
глазом, потом другим, опять вставлял ключ, но ключ не поворачивался и, что
еще хуже, крепко застрял в замке, а Сим, пробуя его вытащить, согнул его, и
после этого ключ еще упорнее не хотел вылезать обратно, и потом Сим повернул
и дернул его изо всех сил, а ключ выскочил так внезапно, что Сим отлетел
назад. Он исступленно колотил в дверь ногой, дергал ее и в конце концов
схватился за голову и в от чаянии сел на ступеньку крыльца.
обмирает от страха и цепляется за подоконник, чтобы не упасть, высунула из
окна свой ночной чепец и слабым голосом спросила, кто там.
неистовой жестикуляцией и мимикой умолял мисс Миггс молчать и не выдавать
его.
нет, нет! - крикнул мистер Тэппертит.
значит, пожар? Где горит, сэр? Я чувствую, что это где-то около моей
комнаты. Мне все ясно, сэр, и я скорее умру, чем решусь спуститься по
приставной лестнице. Я прошу только об одном - передайте прощальный привет
от меня моей замужней сестре на площади Золотого Льва номер двадцать семь,
дверь направо, второй звонок...
Сим, вы же знаете, Сим...
опасности? Он погибает в огне? О боже, боже!
не видите? Господи, какая дура!
Как!.. Боже, что все это значит?.. Вы слышите, мэм, здесь...
надеялся таким способом дотянуться с улицы до мансарды и заткнуть рот мисс
Миггс. - Тише! Я уходил со двора без спроса, а тут что-то приключилось с
замком. Сойдите вниз и откройте в мастерской окно, чтобы я мог попасть в
дом.
право, боюсь! Вы отлично знаете, какая я робкая... сойти вниз поздно ночью,
когда весь дом спит и везде темно... - Тут она умолкла и содрогнулась, как
будто уже одна эта мысль леденила ее целомудренную девичью душу. - Ну,
послушайте, Миггс, - умолял мистер Тэппертит, став под уличный фонарь, чтобы
она могла видеть его глаза. - Дорогая моя Миггс...
он при этом вытворял глазами. Сойдите же, сделайте это ради меня...
захотите еще... - Что, милочка? - Поцеловать меня, - истерически взвизгнула
Миггс. -Или сделаете что-нибудь такое же ужасное. Знаю, что сделаете! -
Клянусь вам! - сказал мистер Тэппертит с проникновенной серьезностью, -
клянусь душой, что не трону вас. Уже совсем рассвело, и скоро проснется
сторож. Ангел мой, Миггс, сойдите, впустите меня, я вам честно обещаю не
трогать вас.
дожидаясь клятвы (ибо она знала, как сильно искушение, и боялась, что он
может стать клятвопреступником), не сошла, а слетела вниз и своими нежными
ручками отодвинула тяжелые оконные за движки. Впустив ветреного Сима и
пролепетав: "Симмуп спасен!" - она, по обычаю слабых женщин, немедленно
упала в обморок.
смущенный таким оборотом дела. - Конечно, я был заранее уверен, что этим
кончится. Но что же мне было делать? Если бы я не пустил в ход глаза, она не
сошла бы вниз... Ну, ну, Миггс, постойте минутку! Какая она скользкая, никак
ее не удержишь! Ну, постойте же минутку, Миггс, слышите?
прислонил ее к стене, как трость или зонтик, и закрыл окно. Затем он снова
обхватил руками неподвижное тело и, останавливаясь на каждом шагу, с
немалыми усилиями, ибо нести ее сильно мешал коротышке Симу ее высокий рост
и отчасти, вероятно, уже отмеченная им особенность ее сложения, втащил Миггс
наверх в ее комнату, снова поставил, как зонтик или палку, у двери и ушел.
от обморока, как только ее оставили одну, - я теперь знаю его секрет, и
ничего он с этим не поделает, хотя бы у него было двадцать голов вместо
одной!
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
природа, легкомысленная и изменчивая, как все в юности, еще не может решить,
вернуться ли ей назад к зиме или устремиться навстречу лету, и в нерешимости
своей склоняется то к одной, то к другому, а то и к обоим сразу, - на солнце
заигрывает с летом, в тени льнет к зиме. Словом, было одно из тех весенних
утр, когда погода за какой-нибудь час меняется много раз, бывает то жаркой,
то холодной, то сырой, то сухой, то ясной, то пасмурной, то унылой, то
веселой, то суровой, то мягкой и живительной. В такое-то утро мистер Уиллет,
дремавший у медного котла, был внезапно разбужен стуком копыт и, выглянув в
окно, увидел путешественника, который остановил лошадь у дверей "Майского
Древа" и внешностью своей сразу пробудил в душе старого Джона самые сладкие
надежды.
кружку подогретого пива, располагаются в зале, как у себя дома, словно они
заказали целую бочку вина, или на какого-нибудь развязного молодого шалопая
из тех, кто пролезает даже за прилавок, в святая святых хозяина, и, хлопая
его по плечу, начинает выспрашивать, была ли когда-нибудь в доме хоть одна
хорошенькая девушка и куда он прячет своих молоденьких служанок, или сыплет
другими дерзостями в таком же роде. Всадник явно был и не из тех
бесцеремонных господ, которые очищают свои сапоги о таган камина и не
считают нужным пользоваться плевательницами, не из тех бессовестных кутил и
обжор, которые требуют каких-то необыкновенных котлет и толкуют о таких
приправах, о каких здесь никто и не слыхивал.
джентльмен уже не первой молодости, но державшийся очень прямо и поджарый,
как борзая. Он сидел на сильном гнедом жеребце, и по ловкой и грациозной
посадке легко было угадать опытного наездника, а сбруя, красивая и без
модных тогда щегольских украшений, обличала его хороший вкус. На всаднике
был костюм для верховой езды, зеленый и, пожалуй, несколько более яркого
оттенка, чем подобало человеку его лет, с отделанными галуном карманами и
манжетами и короткий плащ черного бархата - весь этот костюм отличался
изысканным изяществом; сорочка тончайшего полотна и безупречной белизны была
у шеи и рук расшита богатым узором. Судя по брызгам грязи на одежде, всадник
ехал верхом от самого Лондона, тем не менее лошадь имела вид такой же свежий
и приглаженный - волосок к волоску, - как седой парик ее хозяина. Оба - и
всадник и лошадь, казалось, ничуть не устали, и, если бы не забрызганные
грязью платье и сапоги, можно было бы подумать, что этот господин, цветущий,
белозубый, прекрасно одетый и безмятежно-спокойный, только что старательно и
не спеша закончил свой туалет, чтобы у ворот Джона Уиллета позировать
художнику для портрета верхом.
подробности; нет, он их отмечал очень медленно и постепенно, одну за другой,
оценивал каждую в отдельности только после долгого и весьма серьезного
рассмотрения. И, разумеется, если бы его с первой же минуты отвлекли от
наблюдения расспросами или приказаниями, ему понадобилось бы по меньшей мере
две недели, чтобы заметить все это. Но случилось так, что приезжего чем-то
сильно заинтересовал старый дом, или, быть может, жирные голуби, кружившие
над ним и бродившие по двору, или высокое "майское Древо" с флюгером на
верхушке, который вот уже пятнадцать лет был в неисправности и беспрерывно
вертелся под аккомпанемент собственного скрипа, - и этот джентльмен
некоторое время, не сходя с лошади, молча осматривался кругом. Поэтому
Джону, который стоял, держа его лошадь под уздцы и не сводя с него
неподвижных глаз, ничто не мешало размышлять, и ему действительно удалось
подметить кое-какие мелочи и даже осмыслить их к тому моменту, когда пора
было вступить в разговор.
плащ. - Вы хозяин этого постоялого двора? - Да, к вашим услугам, сэр, -
отвечал Джон Уиллет.
равно какой, лишь бы он был опрятно сервирован и быстро подан - да приличная
комната? Комнат в этом большом доме, наверное, достаточно, - сказал
приезжий, снова оглядывая фасад.
живостью, - все, что будет вам угодно.