кустах тотчас затих. Тут она уже не на шутку перетрусила. И в то время, как
она стояла в нерешимости, кусты впереди затрещали, раздвинулись, и из них на
тропинку выскочил какой-то мужчина.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
человеке, который так внезапно выскочил из кустов и загородил ей дорогу,
Хью, конюха из "Майского Древа". Она окликнула его с искренней радостью. -
Ах, это вы? - сказала она. - Слава богу! Зачем вам вздумалось так меня
пугать?
он ее дожидается давно, а она почему-то долго не шла.
Долли, уже совсем успокоенная.
смутное беспокойство даже и тогда, когда вокруг были люди. А встреча с этим
непрошенным провожатым в таком уединенном месте и в быстро сгущавшейся
темноте еще усилила ее тревогу.
угрюмую свирепость, он казался бы Долли не более антипатичным, чем всегда, и
она, пожалуй, даже была бы довольна, что пойдет дальше не одна. Но в его
глазах сейчас заметно было что-то вроде дерзкого восхищения, и это сильно
пугало девушку. Она боязливо покосилась на него, не зная, как быть, - идти
дальше или отступить, а Хью все стоял, похожий на красивого сатира, и в упор
смотрел на нее. Так дрошло несколько минут, и никто из них не шевельнулся,
не прервал молчания. Наконец Долли, собравшись с духом, стрелой прошмыгнула
мимо Хью и побежала вперед.
рядом, соразмеряя свой шаг с шагом Долли.
слишком близко, - сказала Долли.
дыхание. - Почему слишком? Вы всегда задираете нос, когда разговариваете со
мной, мисс гордячка. - Вы ошибаетесь, я не гордячка, - возразила Долли. -
Отодвиньтесь, пожалуйста, или ступайте вперед.
с вами.
его. В ответ Хью разразился громким хохотом и, обхватив ее одной рукой, сжал
в своих могучих объятиях с такой же легкостью, как мальчик сжимает в кулаке
птичку.
щекам, и вцепиться в волосы, и вырвать с корнем мою бороду, я все стерплю
ради ваших прекрасных глазок. Бейте, мисс! Ха-ха-ха! Мне это приятно.
Сию минуту пустите!
следовало бы! Скажите на милость, чем это вы так гордитесь? Впрочем, я на
вас не в обиде. Мне нравится, что вы такая гордячка. Ха-ха-ха! Красы своей
вы все равно не спрячете, ею может любоваться даже такой бедняк, как я. И
это хорошо.
остановить ее. Но быстрая ходьба, страх и крепкие объятия Хью, наконец, так
ее обессилили, что она не могла больше и шагу сделать.
заплачу. Отдам все, что у меня есть, и не расскажу про тебя ничего ни одной
живой душе.
не советую. Здесь все кругом меня знают и знают, что я способен натворить,
если захочу. Так что, когда тебе вздумается болтать, удержись, вспомни,
какую беду ты накличешь на ни в чем не повинных людей, - а ведь ты не
хочешь, чтобы хоть один волос упал с их голов? Насолишь мне, так я насолю
тем, кто тебе дорог, и не только насолю, а еще что похуже сделаю. Мне люди
не дороже собак - за что мне их любить? Я скорее человека убью, чем собаку.
Я ни разу в жизни не жалел, когда умирали люди, а по издохшим собакам
горевал.
было что-то настолько дикое и жестокое, что ужас перед этим человеком придал
Долли сил, и она, неожиданным движением вырвавшись от него, помчалась
вперед. Тщетное усилие! Во всей Англии не найти было такого ловкого,
сильного и быстрого парня, как Хью, и он догнал и обнял ее раньше, чем она
успела пробежать сотню ярдов.
Право, неотесанный Хью любит тебя не меньше, чем какой-нибудь знатный
щеголь!
губок. Я его сам возьму, ха-ха-ха!
донесся ответный крик, потом другой, третий.
Помогите! Хью на миг растерялся и стоял в нерешимости, но крики слышались
все ближе и вынудили его действовать быстро. Он отпустил Долли, шепнул
угрожающе: "Только пикни ему - так увидишь, что будет!" - и, прыгнув в
кусты, исчез. А Долли побежала вперед и попала прямо в раскрытые объятия Джо
Уиллета.
первые слова Джо. Затем на Долли посыпалось множество других вопросов и
ободряющих, успокоительных заверений, что теперь ей нечего бояться. Но
бедняжка Долли была так напугана и так запыхалась, что некоторое время не
могла выговорить ни слова в ответ, и только цеплялась за своего спасителя,
плача так, словно сердце у нее разрывалось на части.
плечу, хотя вишневые ленты от этого сильно смялись и шляпка утратила свой
нарядный вид. Но на слезы Долли он не мог смотреть спокойно, они камнем
ложились ему на душу. Он старался утешить ее, шептал ей что-то, наклонясь,
и, говорят, даже целовал, но это басни. Во всяком случае, он говорил все
нежные и ласковые слова, какие мог придумать, а Долли их слушала, ни разу не
оттолкнув его, и прошло добрых десять минут, прежде чем она подняла голову с
его плеча и поблагодарила его.
попросил милостыню, потом перешел к угрозам, хотел ее ограбить и сделал бы
это, если бы не подоспел Джо. Объясняла она все довольно бессвязно, в явном
смущении, но Джо приписал это пережитому ею испугу и ни на минуту не
заподозрил правды.
позднее очень часто, когда у Долли уже была на языке изобличающая Хью
правда, она вспоминала эту угрозу и подавляла желание рассказать все.
Глубоко укоренившийся страх перед этим человеком, уверенность, что он,
разозлившись, ни перед чем не остановится, и боязнь, что, если она его
изобличит, гнев его и месть обрушатся на Джо, который спас ее, - вот что
заставляло ее молчать.
расспрашивать ее о случившемся. Так как Долли все еще не оправилась от
потрясения и не могла идти без чужой помощи, они, к удовольствию Джо, брели
очень медленно. Вдруг, когда огни "Майского Древа" были уже совсем близко и
приветливо мигали им, Долли остановилась и вскрикнула:
свою руку у кисти. - Я потеряла их.
обследовав свой карман. - Нет их нигде... пропали! Боже, какая я несчастная!
ее не меньше, чем потеря браслета, - снова разразилась слезами и жалобами на
свою судьбу, глубоко трогавшими Джо.
в "Майское Древо", вернется сюда с фонарем (было уже совсем темно) и будет
везде искать пропавшие вещи, и они, наверное, найдутся, так как вряд ли кто
еще проходил сегодня вечером по этой дороге, а если бы их насильно отняли у
Долли, она бы это помнила.
надеялась, что поиски его будут успешны. Они двинулись в путь. Долли жалобно
причитала, а Джо ободрял и утешал ее и, так как она очень ослабела, нежно ее
поддерживал, пока они, наконец, не дошли до гостиницы, где слесарь с женой и
старый Джон все еще пировали.
невозмутимостью, которая выгодно отличала его от других людей. Сочувствие
миссис Варден горю дочери выразилось в том, что она энергично выбранила ее
за позднее возвращение. А славный Гейбриэл то утешал и целовал Долли, то
сердечно жал руку Джо, не зная, как и выразить свою благодарность, и
превознося его до небес за храбрость и великодушие. В этом последнем пункте
почтенный Джон был решительно несогласен со своим приятелем. Во-первых, он
вообще не одобрял излишнюю смелость и предприимчивость, во-вторых, у него