общепризнанным, и в день приезда мистера Честера Джон, желая похвастать
перед этим джентльменом своим родительским авторитетом, превзошел самого
себя: он так допек сына придирками, что, если бы Джо не дал себе слова
держать руки в карманах, когда они не заняты, неизвестно, чем бы все это
кончилось. Но и самый долгий день приходит к концу, и вот наступила минута,
когда мистер Честер сошел вниз и сел на свою лошадь, которая стояла уже
оседланной у крыльца.
размышляя о своей горькой участи и многочисленных достоинствах Долли Варден,
выбежал, чтобы подержать стремя гостю и подсадить его. Только что мистер
Честер очутился в седле и Джо отвесил ему учтивый поклон, как откуда-то
вынырнул старый Джон и ухватил сына за шиворот.
Хочешь улизнуть, нарушить слово и опять стать предателем? Что все это
значит, сэр?
удовольствие, с каким достойный джентльмен наблюдал всю сцену. - Это уж
слишком. Кто хочет улизнуть?
втираться в чужие дома, - тут Джон, по-прежнему держа одной рукой сына за
шиворот, другой помахал гостю вдобавок к глубокому прощальному поклону, - и
ссорить благородных джентльменов с их сыновьями. Скажешь, нет? Лучше уж
придержи язык, сэр.
чашу унижения! Он вырвался из рук отца, бросил сердитый взгляд на
отъезжавшего гостя и вошел в дом.
скрещенные руки, - если бы не Долли, я сегодня же вечером навсегда покинул
бы этот дом. Но если я сбегу, ей наплетут бог знает что, а я не хочу, чтобы
она считала меня негодяем".
Том Кобб и долговязый Паркс. Через окно они видели все, что произошло.
Вернувшийся со двора мистер Уиллет-старший с обычным хладнокровием выслушал
комплименты всей компании и, закурив трубку, подсел к ним.
посмотрим, кто здесь хозяин. Посмотрим, кто кого обязан слушаться: мальчишки
- взрослых, или взрослые - мальчишек.
кивая головой. - Что правда, то правда. Хорошо сказано, мистер Уиллет!
Браво, сэр!
наконец, к невыразимому смущению слушателей, изрек:
пор не суйтесь в мои дела. Уж как-нибудь без вас справлюсь. Пожалуйста, не
приставайте ко мне, сэр.
Дэйзи.
потому ставший еще заносчивее. Полагаю, что сам смогу за себя постоять, сэр,
без вашей поддержки.
его обычное состояние за трубкой.
несколько упало, и все долго хранили молчание. Наконец мистер Кобб, встав,
чтобы выколотить золу из трубки, решился выразить вслух надежду, что впредь
Джо будет во всем слушаться отца, ибо, как он сегодня мог убедиться, с таким
человеком, как Джон Уиллет, шутки плохи.
говорится, держать ухо востро.
голову и густо покраснев.
к нему.
бутылки и стаканы. - Достаточно мне тяжело терпеть это от тебя, а уж от
других я больше терпеть не намерен. Так что, мистер Кобб, не приставайте ко
мне.
насмешливо осведомился мистер Кобб.
опустил ее на руки. Так он и просидел бы смирно до закрытия буфета, но
мистер Кобб, ободренный изумлением всей компании, не ожидавшей от Джо такой
дерзости, стал донимать его колкими насмешками, которые ни один человек не
мог бы стерпеть. Накапливавшиеся годами гнев и возмущение вдруг прорвались:
Джо вскочил, опрокинув при этом стол, кинулся с кулаками на своего мучителя
и принялся тузить его что есть силы. Затем он с удивительной быстротой
загнал его в угол. Наткнувшись на груду сваленных там плевательниц, Кобб со
страшным грохотом растянулся во весь рост, головой вперед, и, оглушенный,
остался лежать неподвижно среди произведенного им разгрома. А победитель, не
рассчитывая на одобрение зрителей отступил с поля боя в свою комнату и,
считая себя в осадном положении, построил перед дверью баррикаду из всей
мебели, какую только мог сдвинуть с места.
Я знал, что когда-нибудь этим кончится. Пора мне расстаться с "Майским
Древом". Теперь я - бездомный бродяга... А она меня презирает... Все
пропало!
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
каждую минуту ожидая услышать шаги на скрипучих ступенях и приказ своего
почтенного родителя сдаться немедленно на безоговорочную капитуляцию. Однако
на лестнице не слышно было ни шагов, ни голоса. Через длинные коридоры по
временам доносились снизу какие-то глухие отголоски - хлопанье дверей,
беготня, - свидетельствуя о царившей там необычной суматохе, но в убежище
Джо тишина, по контрасту с этим шумом, казалась еще глубже, было уныло и
мрачно, как в келье отшельника.
отправляли все пришедшее в негодность) принимала неясные и таинственные
очертания. Стулья и столы, днем имевшие вид обыкновенных честных калек,
теперь казались какими-то странными и загадочными предметами, а словно
изъеденная проказой ширма из вылинявшей индийской кожи с золоченой рамой,
защищавшая некогда хозяев от холодного ветра и скрывавшая не одно
хорошенькое личико, теперь торчала в отведенном ей углу, как скелет, хмуро
уставясь на Джо словно в ожидании допроса. Напротив окна висел портрет, из
его овальной рамы пялил серые глаза старый генерал в старинном мундире. По
мере того как в комнате мерк дневной свет, генерала все больше одолевала
дремота, и, наконец, когда угас последний слабый луч, он закрыл глаза и
крепко уснул. Вокруг стало так тихо, что скоро и Джо уснул, как генерал на
портрете. Он спал и видел во сне Долли, пока часы на чигуэлской церкви не
пробили два раза.
снаружи тоже все было безмолвно, только изредка лаял какой-нибудь
неугомонный пес да шумели ветви, когда ночной ветер качал их. Джо некоторое
время печально смотрел в окно на хорошо знакомые предметы, дремавшие в
бледном лунном свете, потом вернулся на место и снова стал вспоминать
недавний скандал. Он думал о нем так долго, что ему уже стало казаться,
будто случилось это с месяц назад.
выглядывал во двор.. Но вот угрюмая старая ширма и ее сверстники, столы и
стулья, стали понемногу выступать из мрака и принимали свой обычный вид, а
сероглазый генерал как будто мигал и зевал, просыпаясь, и, наконец, совсем
проснулся, но, видно, ему было не по себе - в сером утреннем полусвете он
казался таким изможденным и озябшим.
клубящийся туман, когда Джо, выбросив из окна на землю узелок и свою верную
палку, приготовился и сам спуститься вниз.
украшений, что по ним можно было сойти, как по ступеням, а затем оставалось
только спрыгнуть с высоты в несколько футов. Через минуту Джо с палкой и
узелком на плече уже стоял на твердой земле и смотрел на старый дом - быть
может, в последний раз.
необразованный парень. Он не проклял его, потому что был незлобив. В эту
минуту он чувствовал к старому дому больше нежности, чем когда-либо в жизни,
и, от всей души сказав ему на прощанье: "Храни тебя бог!", пошел прочь.
видел себя солдатом, воображал, как умирает на чужбине, в стране, где очень
жарко и везде пески, и, умирая, завещает добытые им несметные богатства
Долли, которая будет потрясена, когда узнает это. Поглощенный своими
юношескими мечтами, то радужными, то печальными, но всегда вертевшимися
вокруг Долли, он быстро шел вперед, - и вот, наконец, ушей его коснулся шум
Лондона и впереди замаячил "Черный Лев".
появление Джо в такой ранний час и притом в запыленных башмаках, пешком, а
не на своей неизменной серой кобыле. Но, так как он попросил как можно
скорее приготовить ему завтрак и, когда завтрак подали, проявил бесспорно
замечательный аппетит, то "Лев" принял его так же радушно, как всегда, с тем
почетом, на который он, как постоянный посетитель и собрат по профессии,
имел полное право.