внушает доверие. Осторожность никогда не мешает.
ретируясь за спину лорда. - Вашу драгоценную жизнь нельзя подвергать риску.
Непременно поезжайте вперед, Джон. И если этот малый будет вести себя
подозрительно, пустите ему пулю в лоб.
всегда, когда с ним заговаривал Гашфорд, велел Хью идти вперед и двинулся за
ним. Следующим ехал его господин, рядом с ним шагал Джон Уиллет, ведя его
лошадь под уздцы, а замыкал шествие секретарь лорда Гордона, - по-видимому,
такую именно должность занимал при нем этот Гашфорд.
и с усмешкой косился на его кобуру с пистолетами, на которые Джон Груби,
видимо, очень полагался. Этот Джон Груби был типичный англичанин, коренастый
и сильный, с бычьим затылком. В ответ на взгляды Хью он с подчеркнутым
презрением мерил его глазами. Он был гораздо старше Хью - на вид лет сорока
пяти, - но из породы тех хладнокровных упрямцев, которые, когда их побивают
в кулачном бою или другой борьбе, не признают себя побежденными и спокойно
продолжают драться, пока не одолеют противника.
всадили мне пулю в голову, а? - насмешливо спросил Хью.
был глух, а Хью - нем, и продолжал ехать вперед, устремив глаза на горизонт.
мистер? - не унимался Хью. - Фехтовать дубинкой умеете?
спокойствие и не удостоил его ответа.
маневр (подобными упражнениями тешились в те времена деревенские парни). -
Гоп! Вот так!
отвесив ему рукояткой удар по голове. - Да, и я когда-то умел проделывать
эти штуки. Волосы у тебя слишком длинные, будь они острижены покороче, череп
твой дал бы трещину.
ошарашенный Хью хотел было стащить с седла своего нового знакомого. Но на
лице Джона Груби не выражалось ни злорадства, ни торжества, ни гнева, ни
даже сознания, что он кого-то обидел, глаза все так же неподвижно смотрели
куда-то вдаль, и он был так спокоен, как будто попросту отогнал докучливую
муху. Хью был поражен и, решив, что его обидчик - человек какой-то
сверхъестественной силы, с которым лучше не связываться, только
расхохотался, воскликнул "ловко!" и, отойдя от него подальше, уже молча
зашагал вперед.
Лорд Джордж и его секретарь тотчас сошли с лошадей и поручили их слуге,
которому Хью указал дорогу в конюшню. Очень довольные тем, что могут
укрыться от холода и ненастья, они вошли за мистером Уиллетом в комнату и,
стоя перед огнем, весело пылавшим в камине, отогревались и сушили одежду,
пока хозяин отдавал распоряжения и готовился к приему столь знатных гостей.
успевал наблюдать за двумя путешественниками, которых он не мог рассмотреть
на дороге и в темноте различал только по голосам. Лорд Гордон, эта важная
особа, чье посещение было великой честью для "Майского Древа", оказался
человеком среднего роста и хрупкого сложения, с желтовато-бледным лицом,
орлиным носом и длинными каштановыми волосами, гладко зачесанными за уши,
слегка припудренными, но совершенно прямыми, без малейшего следа завивки.
Сняв плащ, он остался в черном костюме без всяких украшений и самого
строгого покроя. Эта суровая простота одежды, некоторая чопорность манер и
аскетическая худоба лица старили его лет на десять, но фигура у него была
стройная, как у человека молодого. Сейчас, когда он стоял, задумавшись,
освещенный красным пламенем камина, особенно обращали на себя внимание его
очень блестящие большие глаза, в которых читалась какая-то напряженная
работа мысли и душевная неуравновешенность, так не вязавшаяся с нарочитым
внешним спокойствием, сдержанностью манер и странной мрачностью костюма.
Ничего грубого или жестокого не было во всем его облике. Напротив, тонкое
лицо выражало кротость и меланхолию. Но в нем чувствовалось какое-то
постоянное беспокойство, оно заражало всех, кто на него смотрел, и будило
что-то вроде жалости к этому человеку, хотя трудно было бы объяснить, почему
это так. Секретарь его, Гашфорд, был ростом повыше, угловат, костист и
нескладен. В подражание своему хозяину он был одет очень скромно и строго,
держался как-то церемонно и натянуто. У этого джентльмена руки, уши и ноги
были очень велики, а глаза под нависшими бровями сидели в таких
неестественно-глубоких впадинах, точно хотели совсем спрятаться в череп.
Манеры у Гашфорда были вкрадчивые, в его смиренной мягкости и любезности
было что-то очень хитрое и льстивое. Он напоминал человека, постоянно
подстерегающего какую-то добычу, которая упорно не дается в руки, - но он,
видимо, был терпелив, очень терпелив и в ожидании своего часа угодливо вилял
хвостом, как спаниель. Даже теперь, когда он, потирая руки, грелся у огня,
он, казалось, просил прощения за такую смелость, и, хотя лорд Гордон не
смотрел на него, секретарь то и дело заглядывал ему в лицо и, словно
практикуясь, улыбался слащаво и подобострастно.
устремляя на них исподтишка неподвижный, свинцовый взор. Наконец он подошел
к ним с парадными подсвечниками в обеих руках, прося их перейти в другую
комнату.
доставляет такое же удовольствие произносить титулы, как обладателям этих
титулов - носить их?), - это помещение, милорд, никак не годится для вашей
милости, и прошу прощения, милорд, что на минуту задержал здесь вашу
милость.
которые, как и все парадное, были холодны и неуютны. Гости слышали
собственные шаги, глухо отдававшиеся в большой пустой комнате, а сырость и
холод казались еще неприятнее по контрасту с блаженным теплом в общем зале,
из которого они только что вышли.
происходили в таком быстром темпе, что остановить их не было никакой
возможности. Джон, все еще держа в каждой руке по высокому подсвечнику, с
поклоном подвел их к камину, Хью, вошедший с вязанкой дров и пылающей
головней, швырнул дрова в камин и тотчас развел огонь, а Джон Груби (на
шляпе у него красовалась большая синяя кокарда, которая, по-видимому,
вызывала в нем самом лишь глубочайшее презрение) внес дорожный мешок,
который вез на своей лошади, и положил его на пол, затем все трое принялись
хлопотать - расставили ширмы, накрыли на стол, осмотрели кровати, затопили
камины в спальнях, подали ужин - словом, сделали комнаты настолько уютными и
удобными, насколько это было возможно за такое короткое время. Не прошло и
часа, как ужин был съеден, со стола убрано, а лорд Джордж и его секретарь
уже сидели у камина, протянув к огню ноги в домашних туфлях, и попивали
горячий глинтвейн.
милорд, - промолвил Гашфорд, с превеликим удовольствием наливая себе второй
стакан.
поднимая голову.
сложил руки. - Суффолкские протестанты* - люди набожные и верные. Они
стремятся к свету и благодати, не то, что другие наши соотечественники,
которые сбились с пути и блуждают во мраке так же как сегодня блуждали мы с
вами, милорд.
Гордон. - Воодушевить, милорд? Еще бы! Да вы же слышали, они кричали, чтобы
их повели на папистов, призывали на их головы страшные кары... Они вопили,
как одержимые...
их устами.
вынул их и, грызя ногти, как-то смущенно уставился на огонь. - Конечно,
ангелы, не правда ли, Гашфорд?
так, Гашфорд?.. Хотя среди них, - добавил милорд, не дожидаясь ответа, -
были и какие-то препротивные, подозрительные личности.
словами, - начал секретарь, зорко следя за полуопущенными глазами лорда,
которые от его слов постепенно стали разгораться, - когда вы им сказали, что
никогда не были трусом или равнодушным человеком с вялой душонкой и поведете
их вперед, хотя бы даже на смерть, когда вы упомянули, что по ту сторону
шотландской границы сто двадцать тысяч человек готовы, если потребуется, в
любую минуту выйти на бой за правду, когда вы воскликнули: "Долой папу и
всех его гнусных приверженцев! Законы против них не будут отменены, пока у
англичан есть руки и в груди бьется сердце!" - и, взмахнув руками,
схватились за шпагу, вся толпа закричала: "Долой папистов!" - а вы в ответ:
"Долой, даже если бы пришлось затопить землю кровью!" - и все стали бросать
шапки в воздух, кричали: "Ура! Даже если земля будет в крови, долой
папистов, лорд Джордж! Месть на их головы!" В эти минуты, милорд, видя и
слыша все, что было, видя, как вы одним словом можете поднять народ или
успокоить его, я понял, что значит величие души, и сказал себе: "Какая сила
может сравниться с силой лорда Джорджа Гордона?"
воскликнул лорд Джордж, и глаза его засверкали. - Но скажите, дорогой
Скальци Джон
Володихин Дмитрий
Адамов Григорий
Куликов Роман
Афанасьев Роман
Флинт Эрик