нельзя кому-нибудь побыть с вами?
желание остаться в одиночестве, что слесарь не решился настаивать. Через
минуту он был уже на улице и видел, как в доме огонек свечи снова
перекочевал наверх, затем вернулся в комнату на первом этаже и ярко
засветился сквозь щели в ставнях.
растерянности, тому стоило в этот вечер посмотреть на Гейбриэла Вардена.
Даже когда он уютно устроился у камина напротив миссис Варден в ночном
чепчике и ночной кофте, а рядом с ним села Долли (в самом соблазнительном
дезабилье), и, завивая свои локоны, улыбалась так весело, будто она никогда
в жизни не плакала и не умела плакать, а Миггс (впрочем это уж не так важно)
клевала носом в глубине комнаты, - даже тогда, с Тоби под рукой и трубкой в
зубах, Варден не мог отделаться от мучившего его беспокойства. У него из
головы не выходила мысль о мистере Хардейле, угрюмом, измученном заботами,
ловившим в пустом доме каждый звук, пока утренняя заря не заставит
померкнуть огонек свечи и не положит конец его одинокому ночному бдению.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
ряд следующих дней. С наступлением темноты он часто ходил на улицу, где
стоял так хорошо ему знакомый дом; там сквозь щели ставень неизменно мерцал
огонек одинокой свечи, но внутри не слышно было ни звука, - унылая тишина
могилы! Боясь рассердить мистера Хардейла, если нарушит его строгий приказ,
Варден ни разу не решился постучать в дверь или другим способом дать знать о
своем присутствии. Но любопытство и горячее сочувствие мистеру Хардейлу
приводили его сюда довольно часто, и, когда он ни приходил, сквозь ставни
по-прежнему мерцал свет.
помогло бы ему разгадать причину таинственных ночных бдений. Мистер Хардейл
в сумерки запирался в доме, а на рассвете покидал его. Он не пропускал ни
одной ночи, приходил и уходил всегда один и никогда ни на йоту не менял
этого порядка.
Гейбриэлом, зажигал свечу и, обходя комнаты, тщательно осматривал все
уголки. Затем возвращался в нижнюю комнату и, положив на стол шпагу и
пистолеты, просиживал там до утра.
не мог сосредоточиться. Глаза его то и дело отрывались от страницы, ухо
настороженно ловило малейший шорох снаружи, и при каждом звуке шагов на
тротуаре у него екало сердце.
собой в кармане сандвичи с мясом и вино в маленькой фляжке. Вино разводил
большой порцией воды, выпивал его с лихорадочной жадностью, как будто у пего
постоянно сохло в горле, но еды в рот не брал - за всю долгую ночь пожует
разве иногда кусочек хлеба.
мистер Хардейл добровольно лишал себя сна и покоя, потому что суеверно
ожидал, что сбудется какая-то мечта или предчувствие, связанные с событием,
которое столько лет камнем лежало у него на сердце; а быть может, он ждал
появления какого-то призрака, который бродит по ночам, когда добрые люди
спокойно спят в своих постелях. Как бы то ни было, в нем не заметно было
никакого страха или сомнений. В чертах его сурового лица, сдвинутых бровях и
складке крепко сжатого рта читалась непреклонная воля и твердая решимость.
Если он и вздрагивал при каждом звуке, это была не дрожь страха, а дрожь
надежды, он хватался за шпагу, как человек, дождавшийся, наконец, своего
часа, крепко сжимал ее в руке и с выражением жадного нетерпения в сверкающих
глазах прислушивался, пока шум не утихал.
это не могло поколебать решимости мистера Хардейла. Каждая ночь заставала
его на посту, как бодрствующего бессменно часового. Ночь проходила,
наступало утро, а там - снова в карауле.
дневные часы и отдыхал, отсюда, пользуясь приливом, доезжал в лодке от
Вестминстера к Лондонскому мосту, избегая людных улиц.
набережной Темзы, намереваясь пройти через Вестминстер-Холл* на Пелес-Ярд*,
а оттуда, как всегда, доехать лодкой до Лондонского моста. У здания
парламента толпилось множество людей, они глазели на входивших и выходивших
членов палаты и громогласно выражали им свое одобрение или недовольство.
смотря по их политическим убеждениям. Пробираясь через толпу, мистер Хардейл
слышал раз-другой выкрики "Долой папистов!", становившиеся уже привычными
для ушей лондонцев. Мистеру Хардейлу "антипаписты" внушали мало почтения, к
тому же он заметил, что здесь собрался всякий сброд, и, не обращая на
выкрики никакого внимания, равнодушно шел своей дорогой.
вверх, любуясь великолепными сводами в блеске заходившего солнца - его косые
лучи вливались сквозь узкие окна и постепенно меркли, поглощенные царившим
внизу мраком. Шумными компаниями проходили ремесленники, торопясь домой с
работы, своими голосами они будили в зале гулкое эхо и то и дело заслоняли
пролет низенькой двери в глубине, теснясь к выходу на улицу. Иные медленно
прохаживались взад и вперед, оживленно толкуя о политике, о своих делах,
пли, не поднимая глаз, с усиленным вниманием слушали собеседников. Тут
десяток мальчишек дрались, поднимая адский шум, там - одиноко ходил какой-то
мужчина, не то клерк, не то нищий, в лице и даже походке его чувствовалась
угнетенность изголодавшегося человека; мимо него пробежал
мальчишка-посыльный, размахивая во все стороны корзинкой и пронзительным
свистом рассекая, кажется, не только воздух, но даже балки на потолке, а
неподалеку какой-то школьник посмирнее прятал на ходу в карман мяч, завидев
издали шедшего ему навстречу сторожа. Была та предвечерняя пора, когда
человеку, если он закроет глаза и тотчас их откроет, кажется, что темнота
наступила сразу в одну секунду, а вовсе не сгущалась постепенно в течение
последнего часа. Отшлифованные ногами прохожих пыльные плиты пола словно
взывали к высоким стенам, беспрерывно отражая шарканье и топот ног, и по
временам стук одной из массивных дверей, раскатившись громом по всему
зданию, заглушал все другие звуки.
рассеянно, как человек, мысли которого далеко. Но когда он уже дошел до
конца Зала, его внимание привлекли двое людей впереди. Один из них был одет
весьма щегольски и шел походкой фланера, небрежно вертя в руке трость.
Второй, подобострастно вихляясь всем телом, слушал собеседника с видом
заискивающим и смиренным, подняв плечи чуть не до ушей и потирая руки. Он
только изредка угодливо вставлял слово-другое или отвечал наклонением
головы, - это был не то знак согласия, не то поклон, выражающий самое
глубокое почтение.
преклонение перед нарядным костюмом и дорогой тростью (не говоря уже о
золотых и серебряных жезлах, которые являются символом власти) - явление у
нас довольно обычное. Но было в этом щеголе, да и в его спутнике что-то
такое, что неприятно поразило мистера Хардейла. Он вдруг остановился в
нерешимости и хотел уже свернуть в другую сторону, чтобы избежать встречи,
но в рту минуту шедшие впереди быстро обернулись и столкнулись с ним лицом к
лицу.
Хардейл поспешно ответил тем же и хотел уйти, но тот остановился и
воскликнул:
удерживая его. - Ну ради нашего старого знакомства подарите мне минутку.
встречи, так не стоит длить ее. Прощайте.
говорили о вас. Быть может, вы даже слышали, как я произнес ваше имя? Нет,
не слышали? Жаль, право, очень жаль. Вы, конечно, знакомы? Помните нашего
общего друга, Хардейл? Ах, какая удивительная встреча!
даже осмелился дернуть сэра Джона за рукав и всячески давал ему понять, что
желал бы избежать разговора. Но так как у сэра Джона на этот счет были свои
соображения, он делал вид, что не замечает его безмолвных протестов, и даже
указал рукой на своего спутника, чтобы обратить на него внимание мистера
Хардейла.
когда мистер Хардейл посмотрел на него, заискивающе отвесить поклон. Видя,
что Хардейл узнал его, он неловким жестом протянул ему руку, и смущение его
еще возросло, когда рукопожатие было презрительно отвергнуто.
- правда: вы обратились от тьмы к свету и теперь со всем ожесточением
ренегата ненавидите тех, чьи убеждения раньше разделяли. Впрочем, вы делаете
честь всякому делу, за какое ни возьметесь. Тех, к кому вы сейчас примкнули,
можно поздравить с таким ценным приобретением.
обезоружить противника. А сэр Джон Честер снова воскликнул самым веселым
тоном с никогда не изменявшим ему самообладанием: "Ах, как замечательно, что
мы вас встретили!" - и взял из табакерки щепотку табаку.
опустив их под пристальным взглядом Хардейла. - Такой достойный, благородный
и совестливый человек, как вы, не станет, конечно, объяснять низким расчетом
Белов Вольф
Мичурин Артем
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир