так мало внимания, как будто это были почтенные люди, спокойно занимавшиеся
своим законным делом.
сошлись на условленном месте, развели большие костры в поле и, отобрав из
своей добычи наиболее ценное, сожгли остальное. Ризы священников, статуи
святых, дорогие ткани и всякая церковная утварь - все летело в огонь, и
местность далеко вокруг освещена была заревом. Бунтовщики плясали вокруг
костров, горланили, пока не выбились из сил, и никто не мешал им.
Уэлбек-стрит, они заметили впереди Гашфорда - он все время издали следил за
их подвигами и теперь крадучись шел в стороне, по тротуару. Поравнявшись с
ним, Хью незаметно для всех шепнул ему на ухо:
сразу. Она развивается постепенно.
впились Хью в кожу. - Хочу, чтобы вы действовали с толком. Болваны! Вы,
видно, умеете жечь только тряпки да обломки? А устроить костер из целого
дома - на это у вас пороху не хватает?
потерпите, а там увидите! Завтра вечером ищите в небе зарева.
рядом с Барнеби, и, когда Гашфорд оглянулся, оба уже затерялись в толпе.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ
Тауэра, на колокольнях многих церквей развевались флаги: Лондон обычным
порядком праздновал день рождения короля. И люди шли по своим делам или
развлекались, как ни в чем не бывало, будто в городе царил полный порядок и
в разных его укромных местах не тлели искры, из которых с наступлением ночи
должно было снова вспыхнуть пламя, распространяя вокруг ужас и разрушение.
Вожаки бунтовщиков, окрыленные вчерашними успехами и доставшейся им богатой
добычей, все время держались вместе и думали только о том, как бы втянуть в
свои преступные затеи всю массу сторонников настолько крепко, чтобы нечего
было опасаться, что они, соблазнившись надеждой на прощение или наградой,
предадут главарей в руки правосудия.
на помилование, сплотило трусов не менее, чем смельчаков. Многие из них
охотно назвали бы главных зачинщиков и дали показания против них, если бы не
понимали, что таким способом спасти свою шкуру уже не удастся, ибо их
собственные подвиги видели сотни людей, не участвовавших в беспорядках,
людей, которые пострадали, лишились покоя и всего имущества во время буйств
черни и с величайшей готовностью выступят свидетелями, а власти, без
сомнения, поверят им охотнее, чем участникам бесчинств. Среди этой категории
было много подмастерьев, еще в субботу утром побросавших работу, и хозяева
видели их в толпе громил. Другие понимали, что они под подозрением и будут
уволены, как только вернутся. А были и такие отчаянные, что сразу решились
на все и утешались известной поговоркой: "Семь бед - один ответ", рассудив,
что если уж быть повешенным, так все равно, за что - за кражу овцы или
ягненка.
власти, по-видимому, сильно имя устрашенные и потому бездействовавшие,
войдут с ними в конце концов в переговоры и примут их условия. И каждый,
даже самый безнадежный скептик, рассуждал про себя, что бунтовщиков все-таки
слишком много, всех не покарают, и что у него столько же шансов уцелеть, как
и у всякого другого. Впрочем, большинство ни о чем не задумывалось и не
рассуждало. Оно действовало под влиянием разбушевавшихся страстей,
побуждаемое нищетой, невежеством, озорством и надеждой на добычу.
Вестминстере бунтовщики действовали уже без всякого плана и предварительного
сговора: когда они группами разбегались по различным кварталам города,
делалось это по внезапному побуждению, и такие беспорядочные банды по дороге
обрастали людьми, ширились, как река, стремящаяся к морю. Все новые вожаки
появлялись, как только в них возникала надобность, исчезали, когда
становились не нужны, и в критический момент снова вырастали как из-под
земли. Вспышки принимали различный характер в зависимости от обстановки.
Мирные рабочие люди, возвращавшиеся домой после трудового дня, бросали свои
сумки с инструментами и в один миг становились бунтовщиками. К ним
присоединялись и мальчишки-посыльные. Словно какая-то эпидемия охватила весь
город. Возбуждение, шум, стремительное движение имели для сотен людей
притягательную силу, перед которой они не могли устоять. Заразительное
безумие распространялось, как страшная злокачественная лихорадка. Оно еще не
достигло крайних пределов, но каждый час охватывало все новые жертвы, и
лондонское общество уже начинало трепетать, наблюдая это буйное
сумасшествие.
предыдущей главе, и застав там только Барнеби и Денниса, спросил, где Хью.
не вернулся.
бочонок и закинув ногу за ногу. - А, Деннис!
широко открытыми глазами.
труды не слишком утомили вас?
мертвеца поднять на ноги, - отозвался палач, в упор глядя на него. - И
больно в нем хитрости много, - добавил он, тихонько чертыхнувшись про себя и
по-прежнему сосредоточенно глядя в лицо Гашфорда. - Да, вот оно что!
секретаря. - Да, меня он прошибает до мозга костей!
понимаете, - сказал Гашфорд все тем же неизменно-ровным тоном. - А где ваш
приятель?
тут же припомнил, что видел, как он уходил.
воротился. Неужто сегодня опять на работу?
не указываю, Деннис. Вы сами себе хозяин и за свои дела ни перед кем не в
ответе - разве что иной раз перед законом, не так ли?
тоном секретаря, сразу насторожился при этом намеке на его профессиональные
обязанности, и, указав на Барнеби, покачал головой и нахмурился.
вполголоса. - Вы постоянно забываете... У людей есть предрассудки... Что
такое, Барнеби, дружок? Что ты там услышал?
шаги, и шаги его пса тоже. Бум-бум, топ-топ-топ - идут оба! Ха-ха-ха, вот и
они! - крикнул он радостно и обеими руками стал пожимать руку Хью, потом
любовно похлопал его по спине, как будто этот грубый дикарь был милейшим из
людей. - Вот он, живехонек и цел! Как я рад, что он вернулся!
как он, - сказал Хью, отвечая на пожатие Барнеби с какой-то свирепой
нежностью, столь необычной для него. - Как поживаешь, дружище?
превесело, Хью! Готов на все ради нашего святого дела, ради справедливости и
нашего доброго, ласкового лорда, которого так обижают, - ведь верно, Хью?
изменилось, и одно мгновение он молча смотрел на Гашфорда, затем сказал:
здравствовать много дней, много лет... Вам, я вижу, очень жарко?
Хью, утирая потное лицо.
городе.
неужели? Ах, боже мой! Значит, придется-таки мне первому сообщить об
оказанной вам чести. Видите - королевский герб? - Он с усмешечкой достал из
кармана какую-то длинную бумагу и развернул ее перед глазами Хью.
Хью сердито. - Что тут написано? Какого черта...
Гашфорд.- В нем обещают пятьсот фунтов (а пятьсот фунтов - большие деньги и,
значит, великое искушение для некоторых) тому, кто укажет хотя бы одного
наиболее деятельного участника разгрома церквей в субботу вечером.
все с той же улыбкой сложил бумагу. - Наверное, ваш друг сообщил вам об
этом? Ну, разумеется, он и сообщил?
удивление. - Какой такой друг?
Роллинс Джеймс
Грабб Джеф
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Земляной Андрей
Сапковский Анджей