- Это ты ловко сообразил. Хи-хи-хи! Да мы бы и не могли ехать снаружи. Я бы
умер от ревматизма!
заботясь о продлении родительской жизни, или холод испортил ему настроение,
неизвестно. Только вместо ответа он угостил своего папашу основательным
толчком в бок, отчего добрый старик раскашлялся на целых пять минут без
перерыва и довел мистера Пекснифа до такой степени раздражения, что у того
вырвалось наконец - и совершенно неожиданно:
простудой!
это у меня грудной кашель, Пексниф.
присутствие сына и знакомство с мистером Пекснифом - все это взятое вместе
помогло определить личность незнакомца настолько, что никакая ошибка была
невозможна.
возвращаясь к обычной своей кротости. - А оказывается, я адресуюсь к
родственнику. Пусть мистер Энтони Чезлвит и сын его мистер Джонас, - это
они, дорогие мои дети, путешествуют с нами, - извинят меня за резкие,
по-видимому, слова. В мои намерения не входило оскорблять чувства людей,
связанных со мною родственными узами. Я, может быть, и лицемер, - ядовито
заметил мистер Пексниф, - но все-таки не скотина.
Пексниф? Подумаешь, лицемер! Да мы и все лицемеры. Кто из нас в тот день не
лицемерил? Если б я не думал, что мы все стоим друг друга, я бы вас не
обозвал этим словом. Да мы бы тогда и не собрались вместе, если бы не были
лицемерами. Единственная разница между вами и всеми остальными... - хотите я
вам сейчас скажу, - в чем разница между вами и всеми остальными?
вас нет ни союзников, ни товарищей в ваших плутнях; вы всякого проведете,
даже и того, кто сам на эти дела мастер, а держитесь так, будто бы вы -
хи-хи-хи! - будто бы вы и сами себе верите. Я бы мог держать пари на
изрядную сумму, - продолжал старик, - если бы я вообще держал пари, только я
этого никогда не делал и не сделаю, - что вы даже перед родными дочерьми
ломаете комедию и разыгрываете святого. А я вот, если задумал какое-нибудь
дельце, сейчас же все рассказываю Джонасу, и мы вместе его обсуждаем. Вы на
меня не обиделись, Пексниф?
как будто выслушал самый лестный комплимент, какой только можно себе
представить.
дорогу ехать в вашем обществе?
Джонас. - Я не хочу проговариваться. А то как бы чего не вышло.
веселье несколько приутихло, мистер Джонас дал ему понять, что они с
родителем действительно едут к себе домой, в столицу, и что они находятся в
этих местах со дня достопамятного семейного собрания, имея в виду некоторое
небезвыгодное помещение капитала, ради чего они и прибыли сюда, ибо, как
сообщил мистер Джонас, у них с папашей в обычае, ежели есть такая
возможность - подшибать одним камнем двух воробьев сразу и бросать кильку в
воду только в том случае, если есть надежда поймать на нее кита. Сообщив эти
скудные, но содержательные сведения, Джонас сказал, что "если Пекснифу все
равно, он пересадит его к папаше, а сам поболтает с барышнями", и, во
исполнение этого учтивого намерения, освободив место рядом с почтенным
старичком, устроился в уголке напротив, бок о бок с прелестной мисс Мерси.
главным образом корысть. Первое слово, которое он научился складывать, было
"деньги", а второе (когда он добрался до трехсложных слов) - "нажива". В
этом воспитании не было бы, можно сказать, ничего предосудительного, если бы
не два минуса, которых заблаговременно никоим образом не мог предусмотреть
его дальновидный родитель. Одним из этих минусов было то, что, выучившись у
папаши водить за нос кого угодно, Джонас приобрел склонность водить за нос и
самого почтенного наставника. А второй заключался в том, что, еще смолоду
привыкнув на все смотреть с точки зрения собственника, он и на своего
родителя мало-помалу перенес этот взгляд и не без досады усматривал в нем
известного рода личное достояние, которое не имеет никакого права
разгуливать на свободе, а подлежит заключению в особого рода железный сейф,
именуемый в просторечии гробом, и сдаче на хранение за кладбищенскую ограду.
все-таки, хоть и седьмая вода на киселе... Так, значит, вы едете в Лондон?
плечо, принялась хихикать без удержу.
Джонас, слегка прикасаясь к ней локтем.
нас, я думаю! - Она произнесла это, сильно жеманясь, и, будучи больше не в
силах бороться с душившим ее смехом, уткнулась в сестрину шаль.
стыдно за тебя! Что с тобой делается, шальная ты девчонка? - В ответ на что
мисс Мерри, конечно, расхохоталась еще сильнее.
Джонас, обращаясь к Чарити. - Зато вы сидите смирно! И в тот раз примерно
себя вели, сестрица!
милая, садись-ка лучше ты рядом с ним, право. Если он со мной будет еще
разговаривать, я помру тут же, не сходя с места; честное слово, помру!
избежание такого фатального исхода, усадило сестру рядом с кузеном.
когда меня притиснут барышни. Садитесь еще поближе, сестрица.
папашей, должно быть. И, ей-богу, не удивительно. А если он еще наденет свой
старый ночной колпак, я уж и не знаю, что с ней сделается! Это не мой папаша
храпит, мистер Пексниф?
джентльмен. - Подагра у него на той ноге, что поближе к вам.
услугу, мистер Джонас взялся за дело сам, в то же время крикнув отцу в самое
ухо:
знаю, опять завопите. Вас когда-нибудь душило во сне, сестрица? - понизив
голос, спросил он свою соседку с присущей ему галантностью.
душит во сне?
разговаривать. Вы только послушайте, как заливается! А вот вы такая
благоразумная, сестрица!
со временем.
возразил ее кузен. - Придвигайтесь поближе, места хватит.
поближе, и, перекинувшись двумя-тремя словами насчет того, как медленно
ползет дилижанс и как много на пути остановок, они впали в молчание, которое
не нарушалось уже никем из собеседников до самого ужина.
за столом, было совершенно ясно, что он не упускает из виду и "ту, другую",
так как он частенько поглядывал на Мерри, сидевшую напротив, должно быть
сравнивая, которая из двух лучше, и отдавал явное предпочтение младшей
сестре, как более пухленькой. Однако он не позволил себе тратить много
времени на такого рода наблюдения и вплотную занялся ужином, который, как он
сообщил на ухо своей прелестной соседке, тоже входил в цену билета, и,
значит, чем больше она будет есть, тем дешевле это обойдется. Его отец и
мистер Пексниф, действуя, вероятно, на основании того же мудрого правила,
уничтожали без остатка все, что только было под рукой, отчего физиономии у
них несколько позамаслились и приобрели довольное, чтобы не сказать сытое,
выражение, так что смотреть на них было как нельзя более приятно.
заказали себе по две порции горячего бренди с водой - шесть пенсов за
порцию, - что второй из джентльменов считал более выгодным, чем заказывать
сразу одну порцию за шиллинг, ибо так хозяину легче было ошибиться и налить
спиртного больше, чем он налил бы в один стакан. Проглотив свою долю
живительной влаги, мистер Пексниф, под предлогом будто идет посмотреть, не
готов ли дилижанс, успел потихоньку наведаться в бар и налить доверху
собственную бутылочку, чтобы потом незаметно подкрепляться на досуге в
темном дилижансе.
подан, они сели на свои старые места и затряслись дальше. Но прежде чем
задремать, мистер Пексниф произнес нечто вроде послеобеденной молитвы: