путь. Уже для всех стало ясно, что человек, облагодетельствовавший общество,
выкачав из него столько денег, не может долее оставаться в рядах среднего
сословия. Утверждали, что ему сулят баронетство, поговаривали даже о звании
пэра. Упорно держался слух, будто он не пожелал украсить свое золотое чело
бароиетской короной, будто откровенно дал понять лорду Децимусу, что
баронета ему мало, будто так прямо и сказал: "Нет; либо пэр, либо просто
Мердл". Если верить тому же слуху, последнее обстоятельство заставило лорда
Децимуса погрузиться в трясину сомнений чуть не до самого своего
аристократического подбородка. Ибо Полипы, образуя в мироздании замкнутую
систему, были твердо убеждены, что такая честь подобает только им, и если
какой-нибудь полководец, моряк или законоблюститель удостаивался титула, они
смотрели на него как на непрошеного гостя, которого скрепя сердце пришлось
впустить в семейную резиденцию, но за которым тотчас же снова захлопывалась
дверь. Лорд Децимус и сам разделял этот наследственный предрассудок, но его
затруднения (твердила неугомонная молва) усугублялись еще тем, что указанной
чести давно уже домогалось несколько Полипов, и великий муж являлся для них
нежелательным и грозным конкурентом. Словом, слухов, справедливых или
ложных, ходило множество; и лорд Децимус, занятый или якобы занятый поисками
достойного разрешения задачи, сам давал им пищу, когда у всех на глазах со
слоновьей грацией подхватывал мистера Мердла хоботом и пускался в джунгли
трескучих фраз о Колоссальной предприимчивости, Благосостоянии нации,
Кредите, Капитале, Процветании и прочее и прочее.
пролетело с того дня, когда на Иностранном кладбище в Риме опустили в одну
могилу двух братьев-англичан. Мистер и миссис Спарклер успели переселиться в
собственное гнездышко - небольшой особняк в полипьем духе, весь пропахший
конюшней и позавчерашним супом, образец всех возможных неудобств, который,
однако же, стоил неслыханных денег по причине своего местонахождения в
центре обитаемого мира. Обретя, наконец, это завидное пристанище (для многих
и в самом деле служившее предметом зависти), миссис Спарклер собралась было
немедленно приступить к сокрушению Бюста, но начало военных действий
пришлось отложить в связи с прибытием из Италии курьера, привезшего скорбную
весть. Миссис Спарклер, отнюдь не бесчувственная от природы, встретила эту
весть бурным приступом горя, продолжавшимся целых двенадцать часов, после
чего оправилась и занялась своим трауром, который требовал неукоснительного
внимания, чтобы, упаси боже, не оказаться менее элегантным, чем у миссис
Мердл. Курьер же, согласно светской хронике повергнув в печаль не одно
благородное семейство, уехал обратно в Рим.
миссис Спарклер полулежала в гостиной на диване. Был жаркий летний
воскресный вечер. Пристанищу в центре обитаемого мира всегда недоставало
воздуху, словно оно страдало хроническим насморком, но в этот вечер там
просто нечем было дышать. Колокола ближних церквей уже перестали врезываться
в нестройный уличный шум, и церковные окна в серой сумеречной мгле из желтых
сделались черными; свет в них погас, и жизнь замерла. Миссис Спарклер, лежа
на диване, могла смотреть в раскрытое окно, где над ящиками с резедой и
другими цветами виднелась стена противоположного дома, но это зрелище
надоело ей. Миссис Спарклер могла смотреть в другое окно, за которым был
виден ее муж, стоявший на балконе, но и это зрелище надоело ей. Миссис
Спарклер могла созерцать собственную фигуру в изящном траурном наряде, но
даже и это зрелище надоело ей - хотя, разумеется, меньше, чем другие два.
позу. - Господи, Эдмунд, скажи хоть что-нибудь, если тебе есть что сказать!
мне нечего сказать". Но, не додумавшись до такого ответа, он
удовольствовался тем, что вернулся с балкона в комнату и стал перед диваном
жены.
сильней. - Ты сейчас втянешь эту резеду в нос. Перестань!
всяком случае, - держал в руке веточку резеды и так энергично нюхал ее, что
указанная опасность, пожалуй, не была преувеличена. Смущенно улыбнувшись, он
сказал: "Виноват, душа моя!" - и выбросил резеду в окно.
миссис Спарклер через минуту. В этой полутьме ты возвышаешься, точно башня
какая-то. Сядь, сделай милость.
стул.
сказала Фанни, отчаянно зевая, - я подумала бы, что это именно сегодня. За
всю жизнь не запомню такого бесконечного дня.
упомянутый предмет.
задавай глупых вопросов. Чей же здесь еще может быть веер?
повернулась на диване и воскликнула: - Господи боже мой, неужели этот день
никогда не кончится! - Еще минуту спустя она встала, прошлась по комнате и
вернулась на прежнее место.
ты, кажется, немножко не в духе.
туалетного уксусу? Родительница в таких случаях всегда нюхает туалетный
уксус, и ей очень помогает. А она, ты сама знаешь, замечательная женщина,
без всяких там...
свыше моих сил! Нет, решительно такого невыносимого дня еще никогда не
бывало!
швыряя что ни подвернется под руку. Выглянув поочередно во все три окна и
ничего не увидев на темной уже улице, она вернулась к дивану и бросилась на
подушки.
лучше усвоил то, что я собираюсь сказать. Так, достаточно. Ближе не нужно.
Фу, до чего же ты огромный!
заметить, что не виноват, и добавил, что "наши" (кто такие "наши", осталось
невыясненным) всегда звали его Квинбус-Флестрин-младший или Человечек-Гора
*.
непременно сказал, если б догадался, что тебе это интересно.
Говорить буду я, а ты слушай. Эдмунд, мы слишком много времени проводим
одни. Так дальше продолжаться не может. Необходимо принять меры, чтобы
впредь у меня не повторялись такие приступы тоски, как сегодня.
замечательная женщина, и без всяких там...
снова кидаясь на диван.
прошло несколько минут, прежде чем он обрел способность пояснить свою мысль.
чтобы блистать в обществе.
Вот именно! И что же происходит? Только что я собралась вновь начать
выезжать после смерти бедного папы и бедного дяди - хотя не стану лукавить,
для дяди это был счастливый выход; если уж ты непрезентабелен, так лучше
умри...
Спарклер.
говорю о бедном дяде?
немного не по себе, - сказал мистер Спарклер. - Мерси, мой ангел.
безнадежно махнув веером. - Пойду лучше спать.
подумай, может быть, вспомнишь.
глаза и подняв брови с таким выражением, будто дела мирские ее более не
волнуют. Потом вдруг открыла глаза и как ни в чем не бывало продолжала
резким, отрывистым тоном:
могла бы блистать в обществе, когда мне особенно хотелось бы, в силу
некоторых важных причин, блистать в обществе, в это самое время я оказываюсь
в положении, которое отнимает у меня возможность бывать в обществе! Право,
это уж слишком!
обязательно сидеть дома?
Фанни. - Неужели ты думаешь, что женщина в расцвете лет и не лишенная
привлекательности допустит, чтобы в такое время ее фигуру сравнивали с
фигурой другой женщины, уступающей ей во всем прочем? Если ты так думаешь,
Эдмунд, - твоя глупость поистине безгранична!
Посняков Андрей
Березин Федор
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Зыков Виталий