найдутся на свете люди, не знакомые со всем этим, не испытавшие всего этого
на себе, им не понять, как медленно влачилось для старика время, в какой
тоске изнывал он, не обретая того, что искал.
отданы ей. Он так и не узнал и, видимо, не старался узнать брата и ко всем
его ласкам и заботам относился равнодушно. С ним можно было говорить на
любые темы - кроме одной. Он терпеливо слушал, потом отворачивался и снова
уходил - продолжать свои тщетные поиски.
нельзя. Умерла! Само слово казалось ему непереносимым. Достаточно было
малейшего намека, и у него начинался припадок, как в ту минуту, когда это
страшное слово произнесли впервые. На что старик надеялся, никто не мог
сказать. Но в том, что надежда, смутная, призрачная надежда теплилась у него
в груди, что он жил ею изо дня в день и с каждым днем томился все больше и
больше, - сомнений не было.
недавнем горе? Может статься, такая перемена принесет облегчение? Младший
брат обратился к тем, на чей совет можно было положиться. Они приезжали,
беседовали со стариком, наблюдали, как он, одинокий, безмолвный, бродит по
деревне. Приговор был таков: куда бы его ни увезли, он все равно будет
стремиться назад, в эти места. Ему уже не оторваться от них душой. Держать
его взаперти, под строгим присмотром? Что ж, можно и так. Но если ему
удастся убежать, он вернется в эту деревню или же умрет в пути, не
добравшись до нее.
над ним всякую власть. Иной раз старик позволял своему прежнему спутнику
сопровождать себя и даже давал ему руку, целовал его, гладил по голове. Но
это случалось редко, большей же частью он хоть и ласково - просил мальчика
уйти, не перенося его присутствия. И один ли, со своим ли покорным маленьким
другом, или в обществе тех, кто ничего бы не пожалел, пошел бы на любую
жертву, лишь бы успокоить его, - он оставался ко всему равнодушным, ко всему
безучастным, убитым горем стариком.
соломенную шляпу и корзинку, с которой она не расставалась во время их
скитаний, ушел из дому. Только они собрались за ним вдогонку, как на пороге
появился мальчик из здешней школы; встревоженный, испуганный, он рассказал,
что видел старика минуту назад, что старик в церкви - у ее могилы.
у могилы, будто терпеливо поджидая кого-то. Не мешая ему, они наведывались в
церковь весь день. Когда стемнело, он вернулся домой и лег в постель, тихо
прошептав: "Она придет завтра".
ложась спать, снова сказал: "Она придет завтра".
картины вставали перед ним в этой тихой, сумрачной старой церкви! Новые
странствия по прекрасным местам, отдых под открытым небом, прогулки по полям
и лесам и нехоженым тропинкам? А может быть, ему слышался знакомый голос,
чудилось: вот знакомая фигурка, вот платье и волосы, весело развевающиеся на
ветру? О чем были его думы - о прошлом? Или он ласкал себя надеждами на
будущее? Он ни с кем не делился своими мыслями, никому не говорил, куда
ходит. А по вечерам сидел в кругу друзей и с затаенной радостью, не
ускользавшей от их внимания, раздумывал о побеге - с ней, вдвоем... ночью,
следующей ночью; и, ложась спать, шептал снова к снова: "Боже! Молю тебя,
сделай так, чтобы она пришла завтра!" В последний раз он ушел из дому теплым
весенним днем и не вернулся в обычный час; они пошли искать его. Он лежал
мертвый на каменной надгробной плите.
слышала их молитвы, часто видела, как они рука об руку молча сидят здесь,
старик и девочка покоились теперь вечным сном, рядом друг с другом.
ГЛАВА ПОСЛЕДНЯЯ
повествования, катится все медленнее и медленнее и, наконец,
останавливается. Он лежит у цели - дальше ему спешить некуда.
сопровождал нас в ртом путешествии, и сказать, что оно закончено.
мы прежде всего занялись ими обоими.
настоятельным просьбам этого джентльмена продлить свой визит, довольно
долгое время пользовался его гостеприимством, причем хозяин уделял ему
столько внимания, что он был совершенно потерян для общества и нигде не
показывался, если не считать коротких прогулок (исключительно ради моциона)
по маленькому мощеному дворику. Те, с кем мистеру Самсону приходилось теперь
иметь дело, не преминули оценить его застенчивость и склонность к уединению,
и им так не хотелось расставаться с ним, что они потребовали, чтобы два
солидных домовладельца внесли за своего друга залог в размере полутора тысяч
фунтов каждый, дабы он не покинул сей гостеприимный кров навсегда, если его
выпустить на волю на других условиях. Восчувствовав эту милую шутку и решив
подыгрывать ее зачинщикам до конца, мистер Брасс отыскал среди своих
многочисленных знакомых двоих джентльменов, общий капитал коих равнялся
пятнадцати пенсам минус какая-то мелочь, и выставил их в качестве
поручителей (обе стороны почему-то остановились именно на этом забавном
словечке). Однако поручительство вышеупомянутых личностей было отклонено
после веселой и вполне дружеской перепалки, длившейся ровно двадцать четыре
часа, вследствие чего мистер Брасс согласился остаться на своей временной
квартире до тех пор, пока некая компания остряков (именуемая Большим Жюри)
не свела его с двенадцатью другими забавниками, а те, покатываясь с хохоту,
в свою очередь вменили ему в вину мошенничество и клятвопреступление.
Впрочем, веселились не только они, ибо, когда мистер Брасс следовал в кэбе к
тому зданию, где заседали эти шутники, уличные толпы встретили стряпчего
градом тухлых яиц, забросали дохлыми кошками и, кажется, готовы были
растерзать его на клочки, что еще больше подчеркнуло комизм положения
мистера Брасса и, вероятно, доставило ему немалое удовольствие. Войдя во
вкус, мистер Брасс решил продлить эту комедию и через своего адвоката
обжаловал Приговор суда, сославшись на то, что ему было обещано помилование,
если он чистосердечно во всем признается, и потребовав поблажек, кои
делаются излишне доверчивым простакам, давшим поймать себя на удочку. После
всестороннего обсуждения этого вопроса в совокупности с другими, не менее
смехотворными, жалобу мистера Брасса передали в суд, а он сам тем временем
снова отправился на свою прежнюю квартиру. Наконец кое-что разрешилось в
пользу Самсона, кое-что против него, и путешествие за море ему заменили
пребыванием на родине - правда, предъявив этому ее достойному сыну некоторые
не столь уж суровые требования.
положенный срок в одном весьма поместительном здании совместно с другими
джентльменами, которые получали там даровую квартиру и стол за счет
общества, ходили в строгого покроя сером мундире с желтыми выпушками,
стригли голову наголо и питались по большей части жидкой кашицей и.
похлебкой. Кроме того, ему вменялось в обязанность принимать участие в общих
упражнениях - то есть ежедневно отсчитывать бесконечные ступеньки некоего
колеса, а чтобы ноги у него не ослабли с непривычки - носить на правой
железный амулет, или талисман.
на его новое местожительство в компании девяти других джентльменов и двух
леди, причем они удостоились высокой чести совершить это путешествие в одном
из собственных его величества экипажей.
имя его было вычеркнуто, изъято из списка стряпчих, что считается в наше
время величайшим унижением и позором и свидетельствует о причастности к
каким-то уж очень страшным злодействам, ибо в означенном списке наряду с
именами почтенными благополучно значатся и такие, каким там, казалось бы,
совершенно не место.
рассказывали, будто она, переодетая в мужское платье, улизнула в порт и там
нанялась матросом на корабль. Другие намекали, что эта девица завербовалась
во второй гвардейский пехотный полк и что ее даже видели однажды вечером в
караульной будке у Сент-Джеймского парка* - в мундире и при мушкете. Да мало
ли чего о ней болтали! В действительности же достоверно известно лишь
следующее: лет через пять после описанных здесь событий (а за это время у
нас не было прямых свидетельств, что мисс Салли попадалась кому-либо на
глаза), в самых глухих закоулках Сент-Джайлеа* с наступлением сумерек стал
появляться двое жалких оборванцев. Сгорбленные, дрожащие от холода, они
слонялись по улицам, разыскивая отбросы и всякую завалявшуюся дрянь в
канавах и на мусорных свалках. Эти фигуры можно было видеть только в самые
холодные, мрачные ночи, когда страшные призраки, ютящиеся в грязных трущобах
Лондона, - живое олицетворение Недуга, Порока, Голода, - решаются выползать
на улицы из-под арок мостов, из темных подворотен и подвалов.
его сестрица Салли. Говорят, они и по сию пору появляются там ночью в самую
непогоду, заставляя прохожих шарахаться в сторону при виде их омерзительных
лохмотьев.
производилось недалеко от того места, где волны выбросили его на берег.
Общее мнение было таково, что он утопился; а поскольку обстоятельства его
смерти не противоречили этому, судебный следователь вынес соответствующий
вердикт, и карлика ведено было зарыть в землю да перекрестке двух дорог,
вбив ему кол в сердце.