дороге, там, где дорога подходит к самому берегу реки и отмечена белыми
столбами в тех местах, где ее заливает в дождливое время. Навстречу ей по
реке тащили баржу, и Бетти села на берегу отдохнуть и посмотреть на баржу.
На повороте реки буксирный канат ослаб и окунулся в воду, и в эту минуту у
Бетти так помутилось в голове, что ей почудилось, будто с баржи ей кивают
мерно и торжественно, маня ее к себе, тени ее умерших детей, ее умерших
внуков. Потом, когда канат снова натянулся и поднялся над водой, роняя
брильянтовые капли, ей показалось, будто он разделился на два параллельных
каната и, гудя как натянутая струна, ударил по ней, хотя он был далеко.
Когда она снова открыла глаза, не было ни баржи, ни реки, ни дневного света,
и человек, которого она никогда раньше не видела, наклонился к ней, держа в
руках свечу над самым ее лицом.
одно, пока тот, другой, лежит в больнице. Вы из какого прихода?
руками свою корзинку.
разве только в разряд временных. Они вас скорехонько отправят на место
жительства. В таком состоянии в чужой приход вас не примут, разве только
временно.
голову.
тут мало сказать "обморок", как было сказано мне, когда вас принесли. А
друзья у вас имеются, бабушка?
вам помочь, - сказал сторож. - А деньги у вас есть?
и качая головой с самым мрачным видом, - приходское начальство в городе
отнимет их у вас, если вы пойдете туда, можете хоть присягу дать.
- за то, что окажут временную помощь, и за то, что отправят в ваш приход.
всего вам хорошего.
так дрожите и куда это вы заторопились, бабушка?
не попасть в приход, всю жизнь бегала от него и теперь хочу умереть на
свободе!
отпустить. Я человек честный, добываю хлеб в поте лица и могу попасть в
беду, если отпущу вас. Один раз я уже попал в беду, ей-богу попал, знаю
теперь, что это значит, и после того остерегаюсь. С вами опять может
случиться обморок, как отойдете с полмили, а может и с четверть мили, вот
тогда и спросят, почему же этот честный сторож при шлюзе ее отпустил, вместо
того чтобы доставить в целости и сохранности в приход. Скажут, вот как
должен был поступить человек честный, - продолжал сторож, умело затрагивая
самую чувствительную струну в ней - страх, - он должен был доставить ее в
приход. Вот чего следовало ожидать от человека с такими правилами.
трудной дорогой, заливалась слезами и, сжав руки, умоляла его с тоской:
этому письму вы увидите, что я вам не соврала, они еще будут вам благодарны.
изменилось. Но если б он мог прочесть, что там было написано, оно, верно,
изменилось бы.
спросил он с рассеянным видом, сначала подумав.
шестипенсовых монеты и несколько пенсов.
сторож, пересчитывая глазами деньги, - то вы бы оставили это здесь по
собственному желанию?
спасибо.
другой опуская монеты в карман, - добываю свой хлеб в поте лица, - тут он
провел рукавом по лбу, как будто именно вот эта часть его скромных прибылей
была результатом тяжких трудов и добродетельного прилежания, - и поперек
дороги вам становиться не хочу. Идите куда вам вздумается.
дороге нетвердыми шагами, равно боясь и возвращаться и идти вперед, видя
перед собой в огнях города то, от чего она бежала, и оставляя позади
рассеянный повсюду смутный ужас, словно она бежала от каждого камня каждой
рыночной площади. Она свернула на проселочную дорогу, где скоро сбилась с
пути и заблудилась. В эту ночь она избавилась от доброго самаритянина в его
последнем, официально признанном виде, переночевав под стогом, и если бы -
стоит, быть может, призадуматься над этим, братья-христиане, - если бы в эту
одинокую ночь самаритянин "прошел мимо" нее, она горячо возблагодарила бы
господа за свое избавление.
больше и больше путались, хотя она неизменно помнила о своей цели. Понимая,
что силы быстро ее оставляют и что ее жизненный путь подходит к концу, она
не могла ни сообразить, как ей вернуться к своим покровителям, ни даже ясно
продумать эту мысль. Все подавляющий страх и порожденная им упрямая и гордая
решимость умереть, не допустив своего унижения, - только эти две смутные
мысли оставались в ее слабеющем уме. Она шла вперед, поддерживаемая только
сознанием, что она должна победить в борьбе, которая длилась всю ее жизнь.
в силах была бы проглотить ни куска, даже если бы для нее накрыли стол тут
же в поле. День был сырой и холодный, но она этого не чувствовала. Она брела
все дальше, бедняжка, крадучись, словно преступник, который боится, что его
схватят, и не чувствовала почти ничего, кроме страха упасть при дневном
свете и быть захваченной еще в живых. Она не боялась, что проживет еще одну
ночь.
тронутые. Если она протянет еще день, а потом ляжет и умрет под покровом
тьмы, то она умрет независимой. Если же ее схватят живой, деньги отберут у
нее, как у нищей, которая не имеет на них права, и отвезут в ненавистный дом
Призрения. А если она достигнет своей цели, письмо найдут у нее на груди
вместе с деньгами, и господа скажут, когда им отдадут письмо: "Она дорожила
письмом; она сдержала слово; и, пока была жива, не допустила, чтобы письмо
попало в руки тех, кого она так боялась". Лишенное логики весьма
непоследовательное и легкомысленное суждение, но путники, шествующие по
долине смертной тени *, бывают склонны к головокружительной легкости в
мыслях; а изможденные старики из низших сословий так же не умеют рассуждать,
как не умели жить, хотя, без сомнения, отнеслись бы к нашему закону о бедных
* более философски, имей они десять тысяч годового дохода.
старуха то пряталась, то брела дальше весь этот печальный день. Однако она
была настолько не похожа на обыкновенную побродяжку, что иной раз, когда
день уже склонялся к вечеру, глаза ее загорались ярким огнем, сердце
начинало биться чаще, словно она говорила себе с восторгом: "Господь доведет
меня до конца!"
бегства от самаритянина, какие голоса, давно умолкшие в могиле, звучали в ее
ушах; как ей казалось, что она снова держит в объятиях умершее дитя, сколько
раз она укутывала его своей шалью, стараясь согреть, какие разнообразные
формы принимали деревья, представляясь ей то башнями, то кровлями, то
колокольней; сколько всадников бешено скакало за ней с криком: "Вот она!
Держи ее! Держи Бетги Хигден!" - и, подскакав совсем близко, эти всадники
пропадали из виду. Бедное, ни в чем не повинное создание, она то брела, то
пряталась, пряталась и снова брела вперед, словно она была убийцей и вся
округа гналась за ней, - так прошел весь день и наступила ночь.
странствия, поднимая голову и замечая то, что ее окружало в
действительности. И вот в темноте перед ней возникло большое здание, со
множеством освещенных окон. Дым валил из высокой трубы позади здания, и
откуда-то со стороны доносился стук водяного колеса. Между нею и зданием
лежала полоса воды, в которой отражались освещенные окна, а на ближнем
берегу росли деревья.
высохшие руки, - вот я и дошла до конца моего странствия!
ей видны были из-за нависших ветвей и освещенные окна и их отражение в воде.
Опустившись на землю и поставив рядом свою опрятную корзиночку, она
прислонилась к дереву. Это напомнило ей подножие креста, и она поручила себя
тому, кто умер на кресте. У нее еще достало сил поправить письмо у себя на
груди так, чтобы было заметно сразу, что там лежит какая-то бумага. На это
сил у нее еще достало, но потом силы сразу ее оставили. "Здесь я в
безопасности, - была ее последняя смутная мысль. - Когда меня найдут мертвой