поднялся с постели осторожно, тихонько, чтобы не разбудить величественной
мамы, покоившейся рядом с ним. У папы было назначено в этот день важное
свидание с обворожительной женщиной.
вместе. Белла встала около четырех часов утра, а шляпки на ней до сих пор
почему-то не было. Она поджидала папу на лестнице - точнее, сидя на верхней
ступеньке, и, видимо, поджидала его только для того, чтобы поскорее
выпроводить из дому.
остается только поскорее все съесть и все выпить и пуститься наутек. Как ты
себя чувствуешь, папа?
новичок в деле и торопится поскорее унести ноги, покуда его не застигли на
месте преступления.
повела его вниз, в кухню, останавливаясь на каждой ступеньке, чтобы
приложить указательный палец сначала к своим розовым губкам, а потом к губам
папы, по излюбленному ею способу целовать его.
Белла подала ему завтрак.
маленький человечек ведет себя так, как было предсказано.
колени рядом с ним и сказала:
думаете, что вам за это будет? Что обещано в награду тому, кто покажет себя
молодцом при некоторых известных вам обстоятельствах?
не об этих ли прелестных локонах шла у нас речь? - И он ласково провел рукой
по ее волосам.
губки. - Вот это мне нравится! Да будет вам известно, сэр, что прорицатель с
радостью заплатил бы пять тысяч гиней (если бы это было ему по карману,
чего, увы! о нем сказать нельзя) за тот прелестный локон, который я отрезала
для вас! Вы, сэр, даже вообразить себе не можете, сколькими поцелуями он
осыпал ту жалкую (по сравнению с вашей) прядку, что я отрезала ему. И он
носит мой подарок на груди - да! Ближе к сердцу! - Белла несколько раз
кивнула: - У самого сердца. Но так и быть, вы сегодня пай-мальчик и другого
такого пай-мальчика не сыщешь во всем белом свете, и за это я награжу вас
цепочкой, сплетенной из моих волос, и надену ее вам на шею собственноручно.
предварительно утерев слезы о его белую жилетку и рассмеявшись над
несуразностью такого поступка:
ты повторяй следом за мной: "Моя маленькая Белла..."
повторяете только то, что говорит священник, так и тут: будьте добры
следовать за мной.
неблагодарной дрянью. Но будем надеяться, что теперь ты исправишься, и я
благословляю и прощаю тебя. - Тут она забыла, что папе надо повторять все
это, и кинулась ему на шею. - Папочка! Если бы кто знал, сколько я сегодня
думала о нашей первой встрече со старым мистером Гармоном - помнишь, ты мне
рассказывал, как я тогда топала ногами, ревела и колотила тебя этим
ненавистным капором! Родной мой! У меня теперь такое чувство, будто я с
самого рождения только и знала, что топать ногами, реветь и колотить тебя
своими отвратительными капорами!
очень миленькие, потому что шли к тебе или, может, ты сама к ним шла, не
знаю, но так всегда было, сколько я тебя помню.
тоном спросила Белла, что не помешало ей фыркнуть, как только она
представила себе это зрелище.
колотить, - сказала Белла. - Папа, а за ноги я тебя щипала?
чего доброго, сцапают тут. Беги, папа, беги!
осторожно отомкнула запор на двери, и, получив на прощанье крепкий поцелуй,
папа вышел из дому. Отойдя на несколько шагов, он оглянулся; тогда Белла
послала ему воздушный поцелуй и выставила ножку, показывая воображаемую
черту.
дальше.
поднявшись в спальню, где мирно почивала неукротимая Лавви, надела, казалось
бы простенькую, но тем не менее коварную по своему изяществу шляпку, еще
накануне сделанную ее собственными руками.
Неукротимая быстро повернулась на другой бок, пробормотала, что вставать еще
рано, и, не очнувшись как следует, снова погрузилась в сон.
которой не видело даже летнее солнце, легкой походкой идет по улице!
Полюбуйтесь на папу, который поджидает Беллу, спрятавшись за водокачку, по
меньшей мере в трех милях от своего родного дома! Полюбуйтесь на Беллу и
папу, когда они садятся на первый пароход, направляющийся ранним утром из
Лондона в Гринвич!
мистер Джон Роксмит появился на пристани почти за два часа до того, как
покрытый угольной (а для него золотой) пылью маленький пароходик начал
разводить пары в Лондоне. Весьма возможно. Во всяком случае, мистер Джон
Роксмит выказал явное удовлетворение, увидев их на борту этого пароходика.
Весьма возможно. Во всяком случае, Белла, едва ступив на берег, как ни в чем
не бывало взяла мистера Джона Роксмита под руку, и они пошли с пристани в
облаке такого счастья, что оно подняло с земли одного угрюмого, как сыч,
старого инвалида * и отправило его следом за ними на разведку. Обе ноги были
деревянные у этого старого инвалида, и за минуту до того, как Белла сошла с
парохода и продела свою доверчивую руку под локоть Роксмита, единственный
смысл существования заключался для этого старого сыча в табаке, да и в нем
вечно была нехватка. Выбросило на сушу старого сыча, и сидел он, увязнув по
самый бушприт в тине, когда Белла в один миг сняла его с мели и пустила в
плаванье.
прежде всего? Таким или подобным ему вопросом задался старый сыч, с
любопытством вытянув шею и будто даже стараясь привстать на цыпочки на своих
деревяшках, лишь бы не упустить Р. У. из виду в толпе. Но, как вскоре же
выяснилось, цель в данном случае была одна-единственная: херувим-папаша
несся прямо к гринвичской церкви повидаться со своими сородичами.
в жизни как помеху при жевании табака, который в таких случаях забивал ему
весь рот, не мог не подметить фамильного сходства между херувимами с
церковных карнизов и херувимом в белом жилете. Его деревянным лапам,
вероятно, поддавали жару смутные воспоминания о праздничных открытках в день
святого Валентина * с ангелочками, которые, будучи одеты гораздо более
легкомысленно (для нашего-то климата, славящегося своей переменчивостью!),
вели влюбленных к алтарю. Как бы там ни было, но он снялся с якоря и
пустился в погоню за нашими героями.
позади, а старый сыч липнул к ним, как смола. Уже много, много лет лишенная
крыльев душа старого сыча только и звала, что присматривать за его
деревянными ногами, но вот Белла привезла ей на пароходе новые крылья, и
теперь она снова взмахнула ими, как встарь.
но он догадался взять наперерез к церкви и начал отстукивать своими
деревяшками, точно колышками в криббедже *. Когда же сумрак церковного
портала поглотил тех, за кем велась погоня, победоносный старый сыч оказался
тут как тут и тоже скрылся в сумраке. Но к этому времени страх, как бы их не
застигли врасплох, достиг у херувимоподобного родителя наивысшей степени, и
если бы не две деревянные ноги, на которых передвигался старый сыч, нечистая
совесть могла бы подсказать херувиму, что это не какой-то там инвалид, а
его, Р. У., величавая супруга, переряженная, прибыла в Гринвич, в карете,
заложенной грифонами, точно злая волшебница на крестины принцессы, и теперь
наколдует что-нибудь страшное во время бракосочетания. И в самом деле, у
него были основания, чтобы на минуту побелеть как полотно и шепнуть Белле:
в дальнем углу церкви, по соседству с органом, и чьим-то осторожным шагам,
которые, впрочем, тут же и утихли и больше не слышались, хотя мы-то еще