человека надо отступиться. Если его заподозрят, добейся, чтобы он молчал,
дай ему спастись. Не думай о мести. Приложи все свои силы, чтобы защитить ее
и замять это дело. Постарайся запутать его, отвести улики в сторону. Слушай,
что я говорю тебе. Это был не учитель, не Брэдли Хэдстон. Слышишь? Повторяю:
это был не учитель, не Брэдли Хэдстон. Слышишь? В третий раз. Это был не
учитель, не Брэдли Хэдстон.
заставил понять себя.
назад. Не важно. Расследование ведется, его ищут? Говори!
оказалась замешанной в это дело. Защити ее. Если преступника призовут к
ответу, он ее опорочит. Пусть убийство останется безнаказанным - во имя
Лиззи, ради искупления моей вины перед ней. Обещай мне это!
уставились в одну точку напряженным, ничего не выражающим взглядом.
приходил в себя после долгого забытья, спокойно отвечал другу, говорил, что
ему стало легче, и даже просил о чем-нибудь. Но просьбу не успевали
выполнить, как сознание снова покидало его.
усердием. Она вовремя меняла ему лед и компрессы и каждую свободную минуту
нагибалась к его подушке, стараясь не пропустить ни единого слова, когда он
начинал бредить. Трудно себе представить, сколько часов подряд просиживала
она в неудобной позе возле кровати Юджина, ловя каждый его взгляд! Не в
силах шевельнуть рукой, он не мог выразить знаками, что так мучит его, но
неусыпное наблюдение за ним (а может быть, чайная сила или симпатия,
связующая их) выработала в Дженни понятливость, которой не хватало Лайтвуду.
Мортимер часто прибегал к ее помощи, точно она была толмачом между
чувственным миром и бесчувственным телом его друга. И Дженни меняла одну
повязку, ослабляла другую, клала страдальцу голову поудобнее, откидывала
простыню с его груди - все это с твердой уверенностью, что так и надо
делать, чтобы облегчить его страдания. Во многом тут помогали навыки
ремесла, развившие прирожденную гибкость и проворство ее пальцев, но
чуткость ее была не менее поразительна.
минуты, мучительные для тех, кто ухаживал за ним, он метался, как в бреду,
быстро и нетерпеливо твердя это имя с тоской потерявшего разум человека и с
монотонностью механизма. А когда утихал, устремив взгляд в пространство, то
произносил его чуть слышным предостерегающим шепотом. Ее присутствие, ее
легкое прикосновение к его груди, к его лицу часто останавливали этот бред,
и тогда они знали, что он ненадолго умолкнет и будет лежать с закрытыми
глазами, а потом откроет их и очнется. Но надежды, которые возрождала
желанная тишина, наступавшая в комнате, всякий раз рушились, так как
сознание покидало страдальца в тот самый миг, когда друзья только успевали
порадоваться его первому проблеску.
чтобы погрузиться в них снова. А потом в нем произошла перемена, страшная не
только для них, но и для него. Невысказанное желание облегчить душу,
поделиться чем-то с другом так мучило его, что минуты просветления
становились все короче и короче. Он тщетно старался преодолеть забытье,
подобно утопающему, который тем скорее уходит под воду, чем больше борется с
волнами.
торопясь на фабрику, Лайтвуд услышал его голос.
последнюю услугу, а я - сделать то последнее, без чего мне нельзя уходить.
Мортимер, молю, задержи меня на несколько минут!
хотя живая искорка, лишь изредка загоравшаяся в его глазах, уже ускользала.
сказать. Останови меня, останови!
стоит! Не дай мне забыться... выслушай сначала. Еще... вина...
усилием воли, что на него больно было смотреть, Юджин поднял на друга
умоляющий взгляд и проговорил:
молю ее. Дженни посидит около меня, пока тебя не будет. Много времени это не
займет. Ты отлучишься ненадолго.
послужившее ответом Лайтвуду, было: Лиззи, Лиззи, Лиззи, уже повторенное
миллионы раз.
Лайтвуду, который в отчаянии смотрел на друга, и тронула его за плечо.
откроет, значит очнулся. Шепнуть вам одно словечко? А вы ему подскажете.
одно коротенькое слово. Лайтвуд вздрогнул и посмотрел на нее.
страдальцем и впервые коснулась губами его щеки, поцеловала его переломанную
руку - ту, что была ближе к ней, и отошла к ногам кровати.
его другу, и осторожно наклонился к нему.
Тот чуть заметно кивнул.
вот-вот услышать от тебя... Жена?
спокойнее на душе, если Лиззи станет твоей женой? Ты просишь меня сказать ей
об этом и добиться от нее согласия? Ты хочешь, чтобы она склонила колена
здесь, у твоей постели, и обвенчалась с тобой? Ты хочешь до конца искупить
свою вину перед ней?
часов, чтобы исполнить твою волю. Ты понимаешь, что моя отлучка неизбежна?
ключ в руки?
него, облокотившись о спинку кровати и подперев подбородок руками. Былая
шутливость промелькнула в его улыбке.
успею вернуться, а ты уже будешь звать, что твоя воля выполнена, Лиззи
займет мое места возле тебя и больше никогда не расстанется с тобой. И
напоследок вот что: ты поступил как благородный человек, Юджин. И я верю,
верю всем сердцем, что, если провидение смилуется и вернет нам тебя, ты
благословишь судьбу, давшую тебе в жены твою спасительницу, достойную
глубокой любви и глубокого уважения.
твоего возвращения. Я люблю тебя, Мортимер. Не тревожься обо мне. Если она
не отвергнет меня, я доживу до той минуты, когда смогу назвать ее своей
женой.
к ним спиной, низко склонила голову и, сидя в шатре своих золотистых волос,
горько, но беззвучно рыдала. Мортимер Лайтвуд вскоре ушел. Когда деревья
протянули далеко по реке свои темные тени, в комнате больного бесшумно
возникла еще одна тень.
глубь комнаты.
страдальца.
комнате, а возле ее кресла стояла корзиночка с аккуратно сложенными
рубашечками и платьицами, которые были так похожи на изделия кукольной швеи,
что невольно наводили на мысль: а может быть, миссис Джон Роксмит отбивает