месте среди тех дел, которыми секретарь занимался прежде всего. С самых
первых дней службы он выказывал особенное желание угодить ей и, зная, как
близко к сердцу принимает она это дело, вел поиски с неослабным рвением и
готовностью.
Подходящий сирота оказывался или не того пола (что случалось чаще всего),
или уже вышел из детских лет, или был слишком еще мал, а не то казался
болезненным, или же весь зарос грязью; или привык шататься по улицам; или по
всему видно было, что он сразу сбежит; бывало и так, что довести это
человеколюбивое дело до конца можно было только купив сироту. Как только
становилось известно, что кому-то нужен сиротка, сейчас же появлялся любящий
родственник и назначал этому сиротке цену. Быстроту, с какой повышались цены
на сирот, нельзя было даже сравнивать с самыми неожиданными скачками
биржевого курса. В девять часов утра сиротка еще лепил из грязи пирожки и
ровно ничего не стоил, а если на сирот появлялся спрос, то уже в полдень
цена доходила до пяти тысяч процентов выше номинала. Цены вздувались разными
способами и очень ловко. В ход пошли дутые акции. Родители смело выдавали
себя за покойников и сами приводили с собой своих сирот. Настоящий сиротский
товар неизвестно каким образом исчез с рынка. Как только специально
поставленные эмиссары объявляли, что по двору идут мистер Милви с женой,
живой товар немедленно прятали и отказывались предъявить его, разве только
на одном условии - "за галлон пива", как выражались посредники. Бывали также
и колебания бурного, можно сказать, океанического характера, вызванные тем,
что держатели сирот сначала припрятывали товар, а потом выбрасывали на рынок
сразу целую дюжину. Однако в основе всех этих операций лежал единственный
принцип - принцип купли и продажи, а его как раз и не хотели признавать
мистер и миссис Милви.
прелестный сиротка, которого можно взять на воспитание. В этом приятном
городке жила бабушка его матери (бывшей прихожанки Фрэнка) - бедная вдова;
она-то, Бетти Хигден, и ходила за ребенком с материнской любовью, но ей было
не на что кормить его.
сначала сам посмотрит ребенка, либо отвезет ее, чтобы она могла сразу же
составить о нем мнение. Миссис Боффин предпочла последнее, и в одно
прекрасное утро они выехали туда в наемном фаэтоне, прихватив с собой на
запятках головастого молодого человека.
таком лабиринте самых грязных закоулков Брентфорда, что, оставив экипаж у
гостиницы под вывеской "Трех Сорок", они пешком отправились на поиски. После
долгих расспросов и множества неудач им указали в узком переулке очень
маленький домик, открытая дверь которого была загорожена доской; юный
джентльмен самого нежного возраста перевесился через эту доску, выуживая
уличную грязь безголовой лошадкой на веревочке. Секретарь догадался, что
этот молодой спортсмен с курчавыми жесткими каштановыми волосачи и
добродушной рожицей и есть сирота.
игры, потерял равновесие и вывалился на улицу. Будучи кругленьким по форме,
он сейчас же покатился вниз, и не успели они подбежать к нему, как он
очутился в канаве. Из канавы его выловил Джон Роксмит, и таким образом
первое свидание с Бетти Хигден началось не очень ловко - с того, что они
завладели сироткой, можно сказать, завладели незаконно, держа его кверху
ногами, так что он весь посинел. Доска поперек дверей тоже действовала как
ловушка, не давая миссис Хигден выйти, а миссис Боффин и Джону Роксмиту -
войти, и тем усугубляла затруднительность положения; громкий плач сиротки
придавал всей сцене какой-то мрачный, варварский характер.
"закатился": ужасное явление, состоявшее в том, что сирота весь окостенел и
замолчал, как мертвый, так что по сравнению с этим мертвым молчанием его
крики были просто райской музыкой. Но мало-помалу он пришел в себя, миссис
Боффин мало-помалу познакомилась с хозяйкой, и мир, сияя улыбкой,
восстановился мало-помалу в доме миссис Бетти Хигден.
большим катком, которым орудовал очень длинный парень с очень маленькой
головкой и несоразмерно большим, вечно разинутым ртом, словно помогавшим ему
глазеть на посетителей. В углу под катком, на скамеечках, сидело двое совсем
маленьких детей, мальчик и девочка; и когда длинный парень, поглазев минутку
на гостей, снова пускал в ход каток, страшно было смотреть, как он, подобно
катапульте, надвигался на невинных младенцев, готовый их раздавить, и без
вреда для них отходил назад, не дойдя на какой-нибудь дюйм. Комнатка была
чистая и опрятная, с плиточным полом и окном из ромбовидных стекол; каминную
доску украшала ситцевая оборка, по натянутым перед окном веревочкам на
будущее лето должны были виться турецкие бобы, ежели бог даст. Как ни
благосклонна была судьба в прошлом насчет бобов, она не очень-то жаловала
Бетти Хигден деньгами: нетрудно было заметить ее бедность.
наделены крепким здоровьем и несокрушимой волей, долгие годы не сдаются в
борьбе, хотя каждый год наносит им, утомленным борьбой, новые тяжкие удары;
живая старушка, с блестящими темными глазами, решительным лицом и добрым
сердцем. Рассуждать она не умела, но бог милостив, и на небесах доброта,
быть может, ценится не меньше рассудительности.
Миссис Милви писала мне, сударыня, и я велела Хлюпу прочесть письмо. Очень
хорошо было написано. Да она и сама такая милая.
глаза, как бы говоря, что он-то и есть Хлюп.
библию могу читать и вообще печатное разбираю. А газету так очень люблю. Вы,
может, не поверите, Хлюп хорошо читает вслух газеты. А полицейские отчеты
умеет изображать в лицах.
них, вдруг откинул голову, разинул рот как можно шире и громко захохотал.
Засмеялись оба младенца, невзирая на опасность, грозившую их головам,
засмеялась Бетти Хигден, засмеялся сиротка, а там засмеялись и гости. Что
было хотя и весело, но не очень вразумительно. Тут Хлюп, словно одержимый
усердием, принялся за каток и двигал им над головами невинных малюток с
таким скрипом и грохотом, что миссис Хигден остановила его:
миссис Боффин.
секретарю. - Осталось дать ему только фамилию! Славный мальчик.
глядел на миссис Боффин своими голубыми глазами, а пухлую ручку с ямочками
подносил к губам старушки, которая время от времени целовала ее.
внучки, а она была дочкой младшей моей дочери. Но и та умерла, как и все
остальные.
троих я взять не могу, из-за катка. Но детей я люблю, а четыре пенса в
неделю - все же деньги. Подите сюда, Тодлз и Подлз.
ручки, словно перед ними лежала страшно трудная дорога по местности,
пересеченной ручьями, и после того как Бетти Хигден погладила их по
головкам, они набросились на сироту, радостно воркуя и делая вид. будто
хотят утащить его в плен и рабство. Все трое разыгрались и развеселились без
удержу, и Хлюп, заразившись их весельем, опять захохотал и долго не мог
уняться.
обратно через те же ручьи, как видно сильно разлившиеся после дождей.
решить, взрослый ли это человек или еще мальчик.
неизвестно кто, его нашли на улице. А вырастили в... - тут она вздрогнула с
отвращением, - в доме.
Хигден нахмурилось, и она угрюмо кивнула.
меня. Лучше бросьте этого славного мальчика под груженый фургон, прямо под
конские копыта, только не забирайте его туда. А если мы все будем лежать при
смерти, так уж лучше подожгите нас, пускай мы сгорим вместе с дымом и
превратимся в кучу золы, только не уносите туда никого из нас, хотя бы и
мертвыми.
стольких лет тяжелой работы и тяжелей жизни, милорды, почтенные господа и
члены попечительных советов! Как это у нас называется в торжественных речах?
Британская независимость, только отчасти извращенная? Так или в этом роде
звучит ханжеская фраза?
Помоги, господи, мне и всем таким, как я! Разве я не, читала, как измученных
людей, которые дошли до крайности, гоняют взад и вперед, взад и вперед,