почтенных джентльменов не пошло мне на пользу, хотя они вряд ли чего-нибудь
в него подмешали, этого я не утверждаю. И вы, капитан, вот еще о чем не
забывайте: разве я стоял на своем, когда Старику пришел конец? Разве я
говорил тем двоим почтенным джентльменам: "Что я показал, то показываю и
теперь. Что вы записали с моих слов, от того я не отступлюсь". Нет! Я им
заявил по-честному и - заметьте, капитан, - без всяких уверток: "Может, тут
произошла ошибка, может, в моих показаниях что и не так записано. Я
лжесвидетельствовать не хочу, нет! Может, вы после этого перестанете меня
уважать, но, что поделаешь, лжесвидетельствовать я все равно не стану". И
если уж на то пошло, - заключил мистер Райдергуд, видимо в доказательство
своей хорошей репутации, - так меня теперь многие не уважают, и вы, капитан,
не уважаете, если я правильно вас понял. Но, по мне, лучше Это, чем
лжесвидетельствовать. Вот и все. Если, на ваш взгляд, я действовал со злым
умыслом, назовите меня злоумышленником.
- Бумагу, в которой будет написано, что все ваши показания ложны. Ее
передадут несчастной девушке. В следующий раз я приду к вам с этой бумагой
за вашей подписью.
случай опять становясь между ним и дверью.
Райдергуд, продолжая нерешительно топтаться между дверью и незнакомцем. -
Когда человеку говорят, ты должен сделать то, другое, третье, это получается
вроде приказания. Вам самому так не кажется?
глаза.
спорь! Накличешь на себя еще не такую беду!
Райдергуд, уступая незнакомцу дорогу. - Я только вот что хочу сказать: а как
же насчет награды? Вы ведь сначала не поскупились, обещали!
подразумевалось в ответе, - там будет и ваша доля.
этот раз даже с каким-то яростным восхищением перед столь совершенным
образцом человеческой низости: "Нет, каков лжец!" - и, сопроводив свой
комплимент покачиванием головы, быстро вышел из лавки. Но с Пдезент он
попрощался приветливо.
оцепенев, до тех пор, пока его мысли не перешли к безногой рюмке и недопитой
бутылке хереса. Из мыслей и рюмка и бутылка немедленно перешли к нему в
руки, остатки хереса - в желудок. Покончив с этим, честный человек очнулся
от оцепенения и понял, что виной всему происшедшему болтливый попугай. Не
желая упускать возможности исполнить свой родительский долг, он швырнул в
Плезент парой матросских башмаков. Она увернулась и заплакала, бедняжка,
утираясь волосами вместо носового платка.
темноту и грязь гавани, его чуть не внесло обратно. Повсюду оглушительно
хлопали двери, мигали, а то и вовсе гасли фонари, раскачивались вывески,
вода в канавах, подхваченная вихрем, разлеталась брызгами, как дождь. Не
смущаясь всем этим и даже радуясь, что из-за непогоды на улицах пусто,
незнакомец пытливо оглядывался по сторонам.
да и раньше (до той ночи) не бывал, но эти места запомнились мне крепко.
Куда же мы свернули, когда вышли из лавки? Вправо, - как я сейчас
поворачиваю, но больше я ничего не помню. Может быть, мы шли вот по той
улице? Или этим проулком?
старое место.
белье, помню приземистую харчевню в узком тупичке и как оттуда неслось
пиликанье скрипки и шарканье ног по полу. Но вот проулок, где торчали шесты,
вот та самая харчевня, а мне этого мало - все мерещится какая-то стена,
темный дверной проем, лестница и комната.
помощь, - слишком много попадалось по дороге стен, темных дверных проемов и
лестниц. И как все, кто блуждает наугад, он кружил и кружил вокруг одного
места, каждый раз возвращаясь туда, откуда начинал свои поиски.
путь беглецов в ночной темноте всегда оказывается нескончаемым путешествием
по кругу. Видимо, в этом есть какой-то скрытый закон.
исчез - ни волос, серых, как пакля, ни такого же цвета бакенбард. Он оставил
на себе только матросскую куртку и сразу превратился в такое точное подобие
бесследно пропавшего мистера Джулиуса Хэнфорда, равное которому трудно было
бы сыскать во всем мире. Выбрав минуту, когда ветер загнал его в один из
закоулков, где не было ни души, незнакомец сунул свои косматые волосы и
бакенбарды в карман. И в ту же самую минуту он стал секретарем - секретарем
мистера Боффина, - ибо Джон Роксмит превратился в такое точное подобие
бесследно пропавшего мистера Джулиуса Хэнфорда, равное которому трудно было
бы сыскать во всем мире.
Впрочем, так ли это важно теперь? Но раз уж я пришел сюда, не побоявшись
разоблачения, почему бы мне не проделать хоть часть нашего тогдашнего пути?
- Эти странные слова положили конец его поискам. Он вышел из гавани, зашагал
к церкви и там остановился, глядя сквозь высокие чугунные ворота на
кладбище. Он разглядел в темноте высокую колокольню, похожую на призрак,
сопротивляющийся порывам ветра, надгробные памятники, белеющие точно
мертвецы в саванах, и сосчитал удары колокола - пробило девять часов.
я, - сказал он. - Ненастным вечером смотреть на кладбище, сознавать, что
тебе, подобно этим мертвецам, нет места среди живых, и помнить к тому же,
что ты сам лежишь похороненный где-то, как они лежат здесь. Трудно
свыкнуться с этой мыслью. Какой призрак, расхаживая неузнанным среди людей,
мог бы чувствовать себя более одиноким, более чужим, чем я!
и она полна таких сложностей, что хоть я и ломаю над ними голову изо дня в
день, а придумать ничего не могу. Надо заняться этим сейчас, по дороге
домой. Нечего скрывать от себя, что, как многие, вернее, как почти все люди,
- я уклоняюсь от разрешения самых трудных задач, которые задает нам жизнь.
Но попробую себя заставить. Не уклоняйся, Джон Гармон, не уклоняйся! Додумай
все до конца.
богатом наследстве, - возвращаясь в страну, с которой меня связывали только
самые тяжелые чувства, я боялся отцовских денег, боялся воспоминаний об
отце, не доверял навязанной мне в жены корыстной девушке, не доверял
намерению отца принудить меня к такому браку, не доверял самому себе,
замечая, что алчность уже начинает овладевать мною, что во мне угасает
признательность к тем благородным, честным друзьям, любовь которых была для
нас с сестрой единственным светлым лучом в детстве. Я возвращался
растерянный, в полном смятении, опасаясь и себя и всех, с кем мне пришлось
бы здесь встретиться, помня только то, что богатства моего отца приносили
людям одно лишь несчастье. Теперь подожди, Джон Гармон, и продумай все как
следует. Так ли это было на самом деле? Да, именно так.
услышал его имя впервые, примерно за неделю до нашего отплытия, когда один
из клерков пароходного агентства назвал меня "мистер Рэдфут". Дело было так:
я поднялся в тот день на пароход посмотреть свою каюту. На палубе клерк
подошел ко мне сзади, тронул меня за плечо и со словами: "Мистер Рэдфут,
взгляните-ка", показал мне какие-то бумаги. А дня через два после этого,
когда наш пароход стоял еще в порту, узнал мое имя и Рэдфут, но от другого
клерка, который тоже подошел к нему сзади, тронул его за плечо и сказал:
"Простите, мистер Гармон..." Видимо, мы с ним были одного роста и сложения,
но на том наше сходство и заканчивалось, потому что когда нас видели вместе,
разница между нами сразу становилась очевидной.
послужил предлогом для знакомства, к тому же погода тогда стояла жаркая, а
Джордж Рэдфут устроил меня в прохладную каюту, рядом со своей собственной;
потом оказалось, что Джордж Рэдфут получил образование в Брюсселе, так же,
как и я, и, так же, как и я, научился говорить по-французски, потом Джордж
Рэдфут поведал мне свою историю - сколько в ней было правды и сколько
вымысла, один бог ведает! - историю, похожую чем-то на мою. Я и сам служил
когда-то во флоте. Таким образом, мы с ним стали беседовать откровенно, а
этому способствовало еще то обстоятельство, что и он и все до единого на
пароходе уже успели прознать, зачем я еду в Англию. Мало-помалу ему стали
известны мои тревоги и зревшее у меня в мыслях намерение посмотреть на свою
суженую и составить хоть какое-то представление о ней, прежде чем она узнает
во мне Джона Гармона (а заодно, и испытать миссис Боффин, подготовив ей
радостный сюрприз). И вот мы составили следующий план: переодеться простыми
матросами (Рэдфут брался сопровождать меня в Лондоне), подыскать жилье
где-нибудь по соседству с Бэллой Уилфер, попасться ей на глаза, использовать