встречу, как только представится случай, и посмотреть, что из этого выйдет.
Если ничего не выйдет, я ничего не проиграю, и все ограничится только
отсрочкой моего визита к Лайтвуду. Точно ли это изложено? Да, совершенно
точно.
время исчезнуть (исчезнуть на день, на два), сразу же после высадки на
берег, чтобы никто меня не узнал, не опередил и не испортил всего дела.
Поэтому я сошел с парохода с маленьким чемоданом (как показали потом стюард
Поттерсон и пассажир Джейкоб Киббл) и стал ждать Рэдфута в темноте у той
самой церкви в гавани Лаймхауз, что сейчас у меня за спиной. Так как в
прежние годы я всегда старался обходить лондонский порт стороной и совсем не
знал его, Рэдфут еще с парохода показал мне шпиль этой церкви. Теперь, в
случае нужды, я, может быть, и вспомнил бы улицы, по которым шел к ней один
от Темзы, а вот как мы вдвоем с Рэдфутом добрались от церкви до лавки
Райдергуда, этого я себе не представляю - не представляю, куда мы
поворачивали, как петляли. Он, очевидно, всячески старался сбить меня с
толку.
прямым путем или окольным - какое это имеет теперь значение? Возьми себя в
руки, Джон Гармон.
только о том, где нам поселиться, разве у меня были какие-нибудь подозрения
на его счет? Нет! Ни малейших подозрений не было до тех самых пор, пока к
этому не представилось повода. По-моему, он взял у Райдергуда какой-то
пакетик с порошком, с каким-то снадобьем, которым впоследствии и одурманил
меня, но все же я в этом далеко не уверен. Сегодня я мог приписать ему
только давнее сообщничество с Райдергудом - приписать наверняка, без всякого
риска ошибиться, так как они были явно на короткой ноге, да и слава у
Райдергуда дурная, как мне теперь известно. Но одурманили меня или нет, это
так и остается невыясненным. Подозрения мои основываются всего лишь на двух
фактах. Первый: когда мы вышли из лавки, Рэдфут переложил из одного кармана
в другой какой-то пакетик. Второй: теперь мне известно, что Райдергуд уже
был однажды арестован за участие в ограблении какого-то горемыки матроса,
которого предварительно чем-то одурманили.
помню стену, темный дверной проем, лестницу и комнату. Лил дождь, ночь была
темная, хоть глаз выколи. Вспоминая все это, я и сейчас слышу, как дождевые
струи хлещут по булыжной мостовой тупика. Комната выходила окнами то ли на
Темзу, то ли на какой-то канал, то ли на доки; был отлив. Еще не потеряв
ощущения времени, я знал, что в тот час вода в Темзе должна стоять на самом
низком уровне, и в ожидании кофе подошел к окну, отдернул занавеску
(темно-коричневую занавеску) и увидел, как свет фонарей отражается внизу, в
оставшейся после отлива тине.
захватил, так как собирался купить матросское платье. "Мистер Гармон, вы же
насквозь промокли! А меня спас брезентовый плащ, - как сейчас слышу эти
слова! - Возьмите мою одежду, переоденьтесь. Может, она вам и завтра
пригодится и не надо будет покупать новую. А пока вы переодеваетесь, я
потороплю, чтобы скорее подавали горячий кофе". Я стал переодеваться, и
вскоре он вернулся в сопровождении какого-то смуглого, почти черного
человека в белой полотняной куртке, который поставил поднос с дымящимся кофе
на стол и даже ни разу не взглянул на меня. Так ли это было, ничего не
упущено? Нет, все точно, все так и было.
так сильны, что им можно верить, хотя они перемежаются провалами, которые не
оставили никакого следа в моей памяти и не поддаются временным измерениям.
точно толкнуло к нему. Мы схватились около двери. Он высвободился из моих
рук, потому что я бил наугад, ничего перед собой не видя, кроме ходившей
ходуном комнаты и вспыхивавших между нами языков пламени. Я замертво рухнул
на пол. Меня перевернули ногой, оттащили за шиворот в угол. Я слышал чьи-то
голоса. Опять меня кто-то перевернул. Я увидел человека - своего двойника,
лежавшего на кровати в моей одежде. И вдруг тишины, длившейся не знаю
сколько - дни, недели, месяцы, годы? - этой тишины как не бывало: в комнате
началась отчаянная драка. У моего двойника отнимали мой чемодан. В свалке
меня топтали ногами, через меня падали. Я слышал звуки ударов, и мне
казалось, что это рубят дерево в лесу. Я не мог бы тогда назвать свое имя,
не мог бы даже вспомнить, как меня зовут. Я слышал звуки ударов, и мне
чудилось, будто я лежу в лесу, а рядом со мной дровосек рубит дерево
топором.
что мне трудно избежать слово "я". Это был не я. Меня тогда не существовало.
глазами, в ушах потрескивание разгорающегося огня, и только тогда в мозгу у
меня пронеслась мысль: "Джон Гармон тонет! Джон Гармон, не сдавайся! Джон
Гармон, призови бога на помощь и спасай свою жизнь!" Кажется, я кричал это
во весь голос, вне себя от ужаса, и вдруг то непонятное, что давило,
сковывало меня, исчезло, и я - не кто иной, как я! - забился в воде!
непреодолимой сонливости. Поверх черной воды я видел огни на обоих берегах,
проносившиеся так быстро, будто они спешили убежать и оставить меня в
темноте на верную смерть. Отлив все еще продолжался, но где мне было понять
это в те минуты! И когда я, одолев с помощью божией мощный напор воды,
ухватился за одну из лодок, стоявших у причала, меня втянуло под нес и чуть
живого выбросило по другую сторону.
костей я успел. Но холод оказался благодетельным для меня, потому что
студеный ночной воздух и дождь помогли мне прийти в чувство на каменных
плитах причала. Когда я дополз до ближайшей харчевни, меня там приняли,
разумеется, за пьяного, свалившегося в реку, так как я не имел понятия, где
нахожусь, не мог выговорить ни слова - отрава подействовала и на язык - и
принимал сегодняшнюю ночь за вчерашнюю, благо было так же темно и так же
хлестал дождь. А на самом деле с тех пор прошли целые сутки.
этой кофейне, каждый раз выходило, что никак не меньше двух дней. Проверю
снова. Да, так и есть. Ведь именно там, лежа в постели, я решил использовать
постигшую меня беду, притворившись без вести пропавшим, и таким образом
испытать Беллу. Страдая робостью с тех самых пор, когда мы с моей несчастной
сестрой были еще детьми, я не мог не ужасаться при мысли о том, что нас с
Беллой навязали друг другу и что наш брак увековечит проклятье, тяготеющее
над богатствами моего отца, так как они всегда приносили людям одно лишь
зло.
из воды, и тот притон, куда меня заманили, находятся на противоположных
берегах Темзы. Даже сейчас, когда я иду по направлению к дому и река
остается позади, мне думается, неужели она протекает между мной и теми
местами и море тоже на той стороне? Но не буду отвлекаться и перескакивать
от прошлого к настоящему.
непромокаемый нательный пояс с деньгами. Деньги небольшие - сорок с чем-то
фунтов. Не так уж много для человека, унаследовавшего сто с чем-то тысяч! Но
я был рад и сорока фунтам. Без них мне пришлось бы открыть свое инкогнито.
Без них я не попал бы в Биржевую кофейню, не снял бы комнату у миссис
Уилфер.
труп Рэдфута в полицейском участке. Под влиянием страшных галлюцинаций,
возникавших в моем мозгу, - тоже одно из следствий отравления - мне
казалось, что это время тянулось бог знает как долго, но на самом деле
прошло дней двенадцать, не больше. С тех пор мои страдания постепенно
утихли, а если возвращались, то лишь на короткий срок, и теперь, надеюсь, я
от них освободился, хотя даже теперь бывают минуты, когда мне приходится
делать над собой усилие и сдерживаться, прежде чем заговорить, иначе не
скажешь того, что нужно сказать.
зачем сбиваться с пути! Итак, вперед, никуда не сворачивая!
но ничего такого не было. И вот, выйдя однажды вечером погулять
(показываться на улицах засветло было опасно), я увидел на Уайтхолле толпу,
собравшуюся у какого-то объявления. А в этом объявлении описывался я, Джон
Гармон, изуродованный труп которого был обнаружен в Темзе при крайне
подозрительных обстоятельствах; описывалось мое платье, перечислялись бывшие
при мне бумаги, указывалось место, где меня выставили для опознания. Презрев
осторожность, я, как безумный, кинулся туда, и там к галлюцинациям, особенно
сильным в те дни, приметалось страшное обличье миновавшей меня смерти, и я
понял, что кто-то убил Рэдфута, позарившись на деньги, из-за которых он
хотел покончить со мной, и что, может статься, нас обоих спустили по темному
желобу в темные воды Темзы, глубокие и быстрые в часы отлива.
тайну, хотя ни подозрений, ни улик у меня не было, и я не знал ровным счетом
ничего, кроме того, что убитый это не Джон Гармон, а Рэдфут. На второй день,
пока я колебался, не зная, как мне быть, и на третий день, пока я все еще
колебался, вся страна, видимо, решила счесть меня покойником. В результате
дознания было установлено, что я покойник, правительство признало меня
покойником. Стоило мне прислушаться из своей комнаты к голосам на улице, и
не проходило пяти минут, как меня называли покойником.
появился Джон Роксмит. Разве можно было предугадать, какое он причинит зло
посторонним людям! Но об этом ему рассказали со слов Лайтвуда, и он счел
своим долгом исправить это зло.