чтобы мне позволили поставить на могилу камень или хотя бы дощечку с именем
моего мужа, чтобы знали, где он лежит. Потому что, когда и меня скосит та же
болезнь, его могилу нельзя будет отыскать, и меня зароют где-нибудь в другом
месте, под таким же холмиком. Ваша светлость, их так много - этих холмиков,
и с каждым днем все больше, люди мрут как мухи.
пустили лошадей вскачь, и монсеньер, снова подхваченный фуриями, умчался
вперед; до замка оставалось всего несколько миль.
щедрое, как дождь, оно доносилось и туда, к водоему, где кучка грязных,
оборванных, изнуренных работой людей слушала рассказ каменщика, который,
размахивая синим картузом - он без него был ничто, - все еще рассказывал о
своем человеке-привидении, пока у людей хватало терпенья его слушать. Но,
наконец, у слушателей иссякло терпенье, и они стали расходиться один за
другим; в хижинах засветились огни; а когда в хижинах стало темно, небо
усеялось звездами, и казалось, Это те самые огни, только что погасшие в
деревне, вдруг зажглись в небе.
сторон, и его поглотила громадная черная тень высокого островерхого замка.
Затем черная тень отступила, вспыхнул факел, карета остановилась, и тяжелые
входные двери распахнулись перед маркизом.
каменного двора; к подъезду с обеих сторон шли полукругом отлогие каменные
ступени, сходившиеся на каменной площадке. Все здесь было каменное: тяжелые
каменные балюстрады, каменные вазы, каменные цветы; со всех сторон смотрели
на вас каменные лица людей, каменные львиные головы. Словно голова Горгоны
окинула своим взором это здание, когда оно было построено, тому назад два
столетия.
поднялся по отлогой лестнице; свет факела спугнул темноту, и сова, ютившаяся
под крышей просторной конюшни, за домом, среди деревьев, жалобно заухала.
Только плач совы и нарушал тишину, кругом было так тихо, что факел, которым
освещали лестницу, и другой факел у входа горели ровным пламенем, словно они
горели в гостиной с наглухо закрытыми окнами и дверями, а не под открытым
небом. Кроме уханья совы, слышно было только, как плещет вода в каменном
бассейне фонтана; это была одна из тех темных бархатных ночей, которые,
затаив дыханье, стоят, не шелохнувшись, часами, потом медленно и глубоко
вздохнут - и опять притаятся и не дышат.
прихожую, увешанную всевозможным охотничьим оружием, страшными рогатинами,
мечами, длинными ножами, кинжалами, и еще более страшными плетьми, ременными
бичами, кнутами, тяжесть коих не раз приходилось испытывать на себе беднякам
крестьянам, прежде чем благодетельная смерть избавляла их от гневного
господина.
господин маркиз, предшествуемый слугой с факелом, поднялся по лестнице и,
свернув в коридор, подошел к двери; дверь распахнулась, и маркиз вступил в
собственные покой - это были три комнаты - спальня и две другие, с высокими
сводчатыми потолками, с прохладным полом без ковров, с тяжелыми таганами в
камине, где зимой полыхали дрова. Везде царило пышное великолепие,
приличествующее и тому роскошному времени и сану маркиза в той стране. В
пышном убранстве комнат преобладал стиль Людовика XIV, предпоследнего из
великой династии, воцарившейся на веки вечные; но множество старинных
предметов, представляющих собой реликвии более отдаленного прошлого, вносили
разнообразие в этот стиль.
небольшая комната, помещавшаяся в одной из четырех угловых башен, была очень
высокая и круглая; окно в ней было распахнуто настежь, но плотно закрыто
решетчатой ставней: ночь заглядывала сквозь решетку, и черные полоски мрака,
проступавшие в щели ставней, чередовались с широкими серыми под цвет камня
деревянными переплетами.
накрытый стол.
господином маркизом.
четверть часа я буду готов.
изысканный ужин. Его стул стоял против окна. Он уже успел покончить с супом
и только было поднес к губам бокал бордосского, как тут же опустил его, не
тронув.
полосы, проступавшие между серыми переплетами.
почти поужинал и сидел с бокалом в руке, как вдруг до него донесся стук
колес, и он опять отставил бокал. Стук явно приближался, кто-то подъехал к
воротам замка.
маркизом, отстал разве что на какой-нибудь десяток миль; потом ему даже
удалось сократить расстояние, но все же не настолько, чтобы догнать маркиза.
На почтовых дворах ему говорили, что маркиз только что изволил отбыть.
пожаловать. Он пожаловал через несколько минут. Это был тот самый человек,
которого в Англии звали Чарльз Дарней.
руки.
Подали кофе, и они остались одни; племянник поднял глаза на дядю и, глядя на
это лицо, похожее на застывшую маску, подождал, пока не встретился с ним
глазами.
самому делу, из-за которого мне пришлось уехать. Случилось так, что я в
связи со своими разъездами неожиданно попал в довольно опасное положение. Но
я смотрю на это дело как на свой священный долг, и если бы мне даже грозила
смерть, я нашел бы в себе мужество умереть достойно.
вы и не подумали бы меня спасти.
красивого лица зазмеилась зловещая усмешка; дядя с неподражаемым изяществом
сделал протестующий жест - но эта непринужденная любезность отнюдь не
внушала доверия.
подозрительный характер кой-каким не очень благоприятным для меня
обстоятельствам, которые и без того могли показаться кой-кому
подозрительными.
продолжал племянник, - я знаю одно, вы во что бы то ни стало решили помешать
мне, и ради этого ни перед чем не остановитесь.
носа задвигались, вздрагивая. - Будь любезен, припомни, я тебе давно это
говорил.
словно мягкий музыкальный звук, прозвучал и замер.
потому не угодил в тюрьму здесь, во Франции, что судьба на этот раз
оказалась милостивее ко мне, а не к вам.
глотками. - Может быть, ты будешь так добр и пояснишь мне, что ты имеешь в
виду?
несколько лет, меня бы давно упрятали в крепость секретным королевским
приказом.
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Пехов Алексей
Быков Василий