решусь, а может быть, мне вдруг покажется, что можно надеяться - и я решусь
завтра.
если бы сами сочли меня достойным этого.
быть. Я понимаю, что если бы даже мисс Манетт в глубине своего невинного
сердца таила какие-то добрые чувства ко мне - простите мне мою дерзость, на
самом деле я не так самонадеян и не воображаю этого, - все равно ее любовь к
отцу пересилила бы это чувство.
другой стороны.
может перевесить и ее собственное чувство и все на свете! И именно поэтому,
доктор Манетт, - тихо, но твердо вымолвил Дарней, - я ни за что на свете не
попросил бы вас замолвить за меня слово, даже если бы от него зависела вся
моя жизнь.
тайны, как и те, которые полны вражды, и сердечные тайны людей близких - это
нечто до такой степени сложное и тонкое, что в них трудно проникнуть. Моя
дочь Люси в этом отношении для меня загадка. Я понятия не имею, что у нее на
сердце.
еще... - он запнулся, и отец договорил за него:
ответить.
Страйвер. Если уж строить такие предположения, то разве что кто-нибудь из
них.
вам что-то обещал. Что же именно?
обратится к вам с тем же признанием, что и я сегодня, повторите ей то, что
вы слышали от меня, и скажите, что вы верите мне. Мне хочется надеяться, что
ваше доброе отношение ко мне не изменится и вы не повлияете на нее в ущерб
мне. Не буду говорить, насколько это для меня важно. Это все, о чем я прошу.
И какие бы условия вы ни поставили мне, если вы согласны обещать мне это, я
подчинюсь всему.
говорили искренне, верю, что вы стремитесь упрочить, а не подорвать тесные
узы, которые связывают меня с самым близким и дорогим мне существом - ведь
Люси это часть меня самого. Если она когда-нибудь признается мне, что только
с вами она будет по-настоящему счастлива, я отдам ее вам, Чарльз Дарней,
даже если бы у меня и были какие-то...
доктор, не отнимая руки, продолжал:
ни было, из-за чего я мог бы теперь или в прошлом остерегаться человека,
которого она полюбила и которого мне, собственно, не в чем упрекнуть, - все
равно я должен это преодолеть ради нее. Она для меня все, все на свете.
Страдания, несправедливость, муки... ради нее все забыть, все... Впрочем,
что это я говорю...
Дарнея, и Дарней почувствовал холод в руке, когда пальцы доктора, медленно
разжавшись, выпустили его руку.
вежливой улыбкой. - Что вы такое сказали?
что он предлагал доктору диктовать ему любые условия, и вернулся к этому:
Имя, которое я ношу, это, как вы, может быть, помните, не мое имя. Я взял
себе девичью фамилию моей матери, несколько изменив ее. Я хочу открыть вам
свое настоящее имя и объяснить, почему я живу в Англии.
рту Дарнея.
предложение будет принято, если Люси любит вас, вы все скажете мне в день
вашей свадьбы, утром, перед тем как идти в церковь. Обещаете?
видела нас вместе. Ступайте. Да благословит вас бог!
когда было уже совсем темно. Мисс Просс поднялась к себе, а Люси сразу
прошла в гостиную, - и, не застав отца на обычном месте - в кресле у окна, -
немного удивилась.
словно кто-то работал молотком. Ока тихонько вошла в другую комнату,
остановилась у двери, прислушалась, потом, отшатнувшись, бросилась обратно:
побелев от ужаса, она растерянно шептала:
бросилась обратно к двери, постучалась и тихонько окликнула его. Стук
молотка прекратился, отец вышел к ней, она взяла его под руку, и они вместе
стали прохаживаться по комнате и долго ходили в этот вечер взад и вперед.
он спит. Он крепко спал; поднос с инструментами и неоконченным башмаком
стоял в углу на скамье, как всегда.
происходил в ту же самую ночь, или, вер нее, под утро), - смешай-ка еще
пуншу. Мне надо тебе кое-что сказать.
и в позапрошлую ночь, и еще несколько ночей до этого, ибо он приводил в
порядок дела мистера Страйвера перед долгими летними вакациями. Наконец все
было разобрано. Все, что откладывалось со дня на день, было так или иначе
распутано и приведено в ясность; и теперь со всем этим было покончено до
ноября, когда опять поползут туманы и слякоть и туманно-слякотная судейская
волокита снова начнет плодить затяжные выгодные дела.
трезвее. Этой ночью ему пришлось несколько лишних раз обматывать голову
мокрым полотенцем, и всякий раз он перед тем пропускал еще стаканчик;
сейчас, когда он, наконец, совсем снял с головы свой тюрбан и швырнул его в
таз с водой, куда он столько раз окунал его в течение этих шести часов,
самочувствие у него было весьма незавидное.
растянувшись на диване, засунув руки за пояс, и поглядывал по сторонам.
чрезвычайно удивит, может быть ты даже подумаешь, что я далеко не так
рассудителен, как казалось. Я собираюсь жениться.
голова, кажется, вот-вот лопнет. Если тебе хочется со мной в загадки играть,
пригласи обедать.
приподнявшись, с трудом подтянулся и сел. - Только ты, Сидни, вряд ли меня
поймешь, ты ведь бесчувственная скотина.
возвышенная натура!
стремлюсь попасть в романтические герои (не так уж я глуп), но, во всяком
случае, я человек более чувствительный, чем ты.
это выразиться...
это надо понимать, - продолжал он, все так же самодовольно поглядывая на
приятеля, возившегося с пуншем. - Это значит, что я стараюсь быть приятным,
прилагаю для этого некоторые усилия и понимаю, как надо держать себя в
дамском обществе, чтобы быть приятным.