заклинания и всячески вызывали дьявола, а когда он явился им во всей своей
адской силе, бросились бежать без оглядки, не помня себя от страха.
мишенью, по которой народ палит без промаха. Око сие никогда не отличалось
зоркостью, ибо, ослепленное сатанинской гордостью и блеском Сарданапаловой
роскоши *, оно, словно крот, видело только в темноте; теперь оно смежилось и
исчезло. Весь пышный двор, начиная с замкнутого кружка приближенных
фаворитов и кончая широкими кругами продажных клик, изощрявшихся в интригах,
мошенничестве и гнусном лицемерии, рассыпался и исчез. И королевская власть
исчезла: по последним слухам короля схватили в его дворце и заставили
отречься от престола.
вельможи к этому времени разбежались по чужим странам.
монсеньера в Лондоне и место постоянного сборища французской знати. Дух,
разлученный с телом, обычно посещает те места, где осталось его тело, так и
французских вельмож, лишившихся своих луидоров, невольно тянуло в то место,
где некогда обретались их луидоры; к тому же это было место, куда вести из
Франции приходили с наименьшим промедлением и за их достоверность можно было
поручиться. Кроме того: банкирский дом Теллсона с великодушной щедростью
оказывал широкую поддержку своим старым клиентам, впавшим в ничтожество: но
были среди его клиентов и дальновидные люди, которые предвидели
надвигающуюся катастрофу и, опасаясь грабежей и конфискации, позаботились
своевременно перевести свои капиталы в Англию, и банк Теллсона никогда не
отказывался указать на них их нуждавшимся соотечественникам. И так уж
повелось, что всякий, кто ни приезжал из Франции, являлся первым делом к
Теллсону получить нужные ему сведения и поделиться последними новостями. В
силу всех этих разнообразных причин банк Теллсона по части всего, что
касалось Франции, представлял собой своего рода биржу, и все это знали, и
столько народу приходило сюда справляться о том о сем, что Теллсон частенько
вывешивал последние новости в окнах конторы, чтобы их могли прочесть все
проходящие через Темпл-Бар.
и беседовал вполголоса с Чарльзом Дарнеем, который стоял против него,
облокотившись на край стола. Тесный закуток, некогда отведенный для
аудиенций, коими удостаивал посетителей сам глава фирмы, теперь превратился
в биржу, где обменивались новостями, и был битком набит народом; до закрытия
банка оставалось примерно полчаса.
сомнением в голосе говорил Чарльз Дарней, - но я все же осмелюсь заметить,
что...
да и как вы еще доберетесь, неизвестно, ведь там сейчас полный хаос в
стране, а в Париже и для вас может оказаться небезопасно.
все, что вы говорите, не только не останавливает меня, а наоборот убеждает в
необходимости ехать. Мне никакая опасность не грозит. Кто станет обращать
внимание на старика, которому скоро стукнет восемьдесят; найдется и без него
немало людей, более заслуживающих внимания. Что же касается того, что в
Париже сейчас царит хаос, так ведь, не будь этого, не было бы необходимости
посылать отсюда в наше тамошнее отделение человека, пользующегося доверием,
знающего все дела и архивы и хорошо знакомого с городом. Ну, а что до того,
что путешествовать неудобно, и дорога дальняя, и зима на носу, так уж если я
после стольких лет службы у Теллсона не могу претерпеть ради дела таких
пустяков, так на кого же ему тогда рассчитывать?
подумав вслух.
воскликнул мистер Лорри. - Вы бы поехали? Вы, француз? Нечего сказать, хорош
советчик!
эта мысль (только я, право, не собирался говорить об этом). Ведь как-то
невольно думается, что человек, который всегда сочувствовал несчастному
народу, отказался в его пользу от кое-каких своих прав, может повлиять на
этих заблудших людей, заставить их образумиться. Вот только вчера вечером,
когда вы ушли от нас, мы говорили с Люси...
Люси! Подумать только! Мечтает поехать во Францию! Это в такое-то время!
собственно, идет о том, что вы едете.
Чарльз, - мистер Лорри покосился на сидящего в отдалении "самого" и понизил
голос, - вы и понятия не имеете, как трудно сейчас вести дела и какой
опасности подвергаются там, в Париже, ваши бумаги и архивы! Ведь если иные
из хранящихся у нас документов будут захвачены, или уничтожены, бог знает
чем это может грозить кое-кому из наших клиентов! А это, вы сами понимаете,
может случиться в любую минуту. Кто может поручиться, что в Париже вот-вот
не вспыхнут пожары или что его сегодня-завтра не бросятся громить? Поэтому
надобно как можно скорей отобрать нужные документы, припрятать их в надежное
место или суметь вывезти, чтобы они сохранились в целости, - а ведь это не
так просто, и время не терпит! А кто же это может сделать, кроме меня? И что
ж? Только из-за того, что у меня коленки не гнутся, я, по-вашему, могу
отказаться? Подвести Теллсона, который мне доверяет и сам же мне это и
поручил, Теллсона, который вот уже шестьдесят лет обеспечивает мне хлеб
насущный? Ну нет, сэр! Вы бы посмотрели, какие у нас здесь древние развалины
работают, я перед ними сущий юнец!
продолжал мистер Лорри, снова покосившись на "самого", - вы же должны
понимать, что сейчас вывезти из Парижа что бы то ни было, мало сказать,
чрезвычайно трудно, - почти невозможно; вот только сегодня нам привезли
оттуда кое-какие документы и ценности (это строго между нами, по-настоящему
мне не следовало бы и заикаться об этом, даже вам), вы себе представить не
можете, какие странные личности взяли на себя эту миссию - и ведь каждый из
них на всех парижских заставах рисковал головой. Прежде, бывало, наши пакеты
и посылки и туда и оттуда доставлялись без проволочек, запросто, как у нас в
Англии, а теперь все задерживают.
взять с собой Джерри, он столько лет состоит при мне телохранителем,
провожает меня домой по вечерам каждое воскресенье, я к нему привык. Кому
придет в голову в чем-либо его заподозрить, сразу видно - этакий английский
бульдог, верный страж, который только одно и знает - охранять своего
господина и не давать спуску никому, кто осмелится его тронуть!
и мужеством.
этим маленьким поручением и вернусь домой, ну, тогда, может быть, я и
соглашусь на предложение Теллсона - уйти на покой. Тогда у меня будет время
подумать о старости.
от толпившихся в закутке французских аристократов, которые возмущались и
грозились, что они еще покажут этой голытьбе, что недалеко то время, когда
она у них за все поплатится. Как это было похоже на французских
аристократов, спасавшихся в эмиграции, - впрочем, той же точки зрения
придерживались и в аристократических кругах Англии - так уж оно было принято
рассуждать об этой грозной революции, словно о чем-то таком, что стряслось
нежданно-негаданно; как будто все, что ни делалось или все что так и
оставалось несделанным, не вело неотвратимо к этой катастрофе и люди,
способные наблюдать и мыслить, которые из года в год видели миллионы
голодающих во Франции и все бессмысленные излишества и роскошь, разорявшие
несчастный народ, не предрекали задолго, чем это должно кончиться, не
говорили об этом настойчиво тысячи раз. Ни один человек, знающий истинное
положение вещей и способный рассуждать здраво, не мог бы без раздражения
слушать эту заносчивую болтовню французских аристократов, строивших какие-то
невероятные планы и готовых пуститься на любую авантюру для восстановления
старого порядка, который уж давно пришел в полную негодность, истощил
терпение неба и земли и, наконец, рассыпался в прах. И от этой пошлой
болтовни, не умолкавшей у него над ухом, у Чарльза Дарнея начинало стучать в
висках, он чувствовал, как в нем растет смутное беспокойство, и едва
сдерживал закипавшее в нем раздражение.
весьма видной персоной; его голос раздавался громче других; он с необычайным
апломбом распространялся о том, какие надо принять меры, чтобы стереть чернь
с лица земли, подавал аристократам всякие советы, как им за это взяться, как
уничтожить эту породу; все выходило удивительно просто, совсем как в
рассказе о ловле орлов - их, как известно, переловить ничего не стоит, надо
только насыпать им соли на хвост. Его разглагольствования как-то особенно
раздражали Дарнея; он несколько раз порывался уйти, чтобы не слышать всего
этого, но в то же время его так и подмывало вступить в разговор и высказать
им свое мнение; так он стоял в нерешительности, а тем временем случай решил
его судьбу.
завалявшееся нераспечатанное письмо, спросил его, нельзя ли разыскать
человека, которому оно адресовано. Он положил письмо так близко от Дарнея,
что тому невольно бросился в глаза написанный на конверте адрес и прежде
всего бросилось в глаза его собственное имя. Адрес в переводе на английский
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Шидловский Дмитрий
Муркок Майкл
Афанасьев Роман
Акунин Борис