из зала: когда Дарней с доктором подошли к воротам, там уже стояла толпа, и
Дарней узнал те же лица, которые он видел в суде, не было только тех двоих -
он тщетно искал их глазами. И тут опять все бросились к нему - обнимали,
обливали слезами, прижимали к груди, трясли за руку, вешались на шею, все
вместе и поодиночке, плакали, смеялись, кричали, неистовствовали так, что у
него опять все поплыло перед глазами, как будто река, шумевшая тут же внизу,
вырвалась, обезумев, из берегов и захлестнула его своими волнами.
суда или из какой-нибудь другой комнаты в том же здании, кресло покрыли
красным флагом, а к спинке прикрепили пику, увенчанную красным колпаком.
Невзирая на его протесты и уговоры доктора, эту триумфальную колесницу
торжественно подняли на плечи и так, через весь город, понесли Дарнея к его
дому. В теснившихся вокруг него бурных людских волнах, в этом необозримом
море красных колпаков мелькали иногда, словно вынырнув откуда-то из глубины,
такие страшные, обезумевшие лица, что Дарней, у которого не переставала
кружиться голова, снова минутами впадал в какое-то странное забытье, - ему
казалось, будто его везут на гильотину.
показывали на него, толпа увеличивалась, и процессия двигалась дальше. Алым
цветом Республики окрашивались занесенные снегом улицы, по которым медленно
двигалось триумфальное шествие, и, наверно, под снегом на мостовой еще
сохранились багровые следы, оставленные этой толпой, которая сейчас
торжественно несла Дарнея. Так, на плечах, донесли его до самого дома.
опустила Дарнея, Люси без чувств упала к нему на грудь.
от толпы, и слезы текли по его лицу и смешивались с ее слезами, а толпа
между тем пустилась в пляс. Через минуту на дворе уже кружилась карманьола.
Подхватив какую-то молодую женщину, толпа усадила ее в освободившееся
кресло, подняла на плечи и, провозгласив ее богиней Свободы, ринулась на
улицу, оттуда на набережную Сены и дальше через мост, ширясь, разрастаясь,
не переставая отплясывать карманьолу.
счастливый одержанной им победой, затем бросился пожимать руку мистеру
Лорри; старика чуть не сбила с ног карманьола, он едва пробрался сквозь
толпу; потом маленькая Люси, которую мисс Просс подняла на руки, чтобы она
могла расцеловать отца, обхватила его своими ручками; он расцеловал ее, а
вместе с ней и верную, преданную Просс, а потом подхватил на руки жену и
понес ее наверх в комнаты.
тебя! - И Люси упала на колени.
сжал ее в своих объятиях и сказал:
Франции не мог бы сделать того, что он сделал для меня.
давным-давно, она прижимала к своей груди его бедную седую голову. Он был
так счастлив тем, что возвратил ей Чарльза, что сумел отплатить ей за все,
что она для него сделала, - наконец-то он был вознагражден за все свои
мученья и мог гордиться сознанием своей силы.
Успокойся, - уговаривал он ее. - Я спас твоего Чарльза.
- и вот, он теперь здесь, с ними, дома! Но почему же она дрожит и смутное,
гнетущее чувство страха не покидает ее.
бушует все с той же неунимающейся яростью, малейшее подозрение или клевета
обрекают на смерть ни в чем не повинных людей; как можно хотя бы на минуту
забыть обо всех этих безвинно осужденных - хорошие, честные люди, такие вот,
как ее Чарльз, и у них есть свои близкие, и они так же дороги им, как ей
Чарльз, - и таких людей день за днем постигает страшная участь, от которой
едва спасся ее муж; не оттого ли у нее так тяжело на сердце, что она не
может об этом забыть? Зимний день клонился к концу, надвигались сумерки, а
по улицам все еще громыхали страшные телеги. Люси невольно представляла себе
несчастных осужденных, и среди них своего Чарльза, и ее еще сильней
охватывала дрожь, и она тесней прижималась к мужу.
он над ее женской слабостью! Чердак, башмачное ремесло, номер сто пять,
Северная башня - всего этого как будто и не было! Он поставил себе целью
освободить Чарльза и добился этого. Она должна верить в него. Пока он с
ними, им ничего не грозит.
давал лишних поводов к подозрениям, не раздражал голодный народ, но и
потому, что у них было мало денег, Чарльзу в тюрьме приходилось втридорога
платить и за скверную еду и за услуги тюремщиков, а кроме того, он помогал
неимущим заключенным. Отчасти из экономии, а также для того, чтобы избежать
домашнего соглядатайства, они не держали прислуги; дворник с женой, жившие
во дворе, оказывали им кой-какие услуги, и Джерри, которого мистер Лорри
предоставил чуть ли не в полное их распоряжение, дневал и ночевал у них в
доме.
Братство или Смерть, полагалось, чтобы на входных дверях каждого дома на
высоте человеческого роста были обозначены крупными буквами имена всех
жильцов. В силу этого имя мистера Джерри Кранчера красовалось на столбе у
крыльца, а к концу дня и сам носитель этого имени вышел на крыльцо отпустить
маляра, которому доктор Манетт поручил пополнить список жильцов дома именем
Шарля Эвремонда, именующего себя Дарнеем.
изменили весь уклад жизни; самые безобидные мелочи могли внушить подозрение.
В маленьком семействе доктора, как и во многих других, провизия на день
закупалась теперь вечером в небольших количествах в разных мелочных
лавочках. Так поступали многие, чтобы избежать толков и пересудов, чтобы
поменьше привлекать к себе внимание.
Кранчер вместе ходили покупать провизию: она распоряжалась деньгами, он нес
корзину. Как только начинало темнеть и на улицах зажигали фонари, они
отправлялись за покупками и приносили домой все, что требовалось на один
день. Мисс Просс столько лет прожила во французской семье, что могла бы
знать французский язык не хуже своего родного, будь у нее на то желание, но
она этой "белиберды", как она выражалась, знать не желала и понимала на этом
языке не больше Кранчера. Войдя в лавку, она, даже и не пытаясь ничего
объяснить, сразу ошеломляла лавочника каким-нибудь звучным существительным,
и если оно не совпадало с требуемым предметом, она, оглядевшись кругом,
отыскивала глазами желаемое и, вцепившись в него всей пятерней, начинала
торговаться и не отпускала руки до тех пор, пока торг не был доведен до
конца. Она ничего не покупала, не торгуясь, и какую бы цену ни называл
лавочник, прибегая для наглядности к пальцам, она возмущенно трясла головой
и показывала ему на палец меньше.
Она так разволновалась сегодня, что глаза у нее были совсем красные.
сошла, но острия на его голове по-прежнему торчали частоколом.
побегать. Надо достать вина. Воображаю, какие тосты произносят красные
колпаки в этих погребках, куда нам придется зайти.
равно не поймете, будут они пить за вас или за его бабушку.
переводчика известно, что у них на уме, у этих образин, - одни только
злодейства да убийства!
умоляю вас!
же я сказать между нами, что всякий раз, как выходишь на улицу, только и
думаешь, как бы тебе не нарваться на этих одержимых, которые пляшут и
обнимаются на мостовой, а от них так и разит табачищем да луком. Вы, птичка
моя, смотрите никуда не трогайтесь с места, покуда я не вернусь! И мужа
своего никуда не пускайте. Вот так и сидите вдвоем у камелька, положите ему
головку на грудь и не вставайте до моего прихода. Можно мне задать вам один
вопрос, доктор Манетт?
вольностей!
головой. - Я только хочу сказать, что я - подданная его величества,
всемилостивейшего короля Георга Третьего! - произнося это имя, мисс Просс
почтительно присела в реверансе, - и "я смутьянов презираю, ненавижу козни
их, на монарха уповаю, боже, короля храни!" *
повторял за ней, слово за словом, точно за священником в церкви.
Шилова Юлия
Николаев Андрей
Лукьяненко Сергей
Махров Алексей
Василенко Иван
Круз Андрей