меня местечко. Обопритесь на меня, сэр.
вышли на улицу. Через несколько минут они остановились у ворот дома, куда
шел мистер Лорри, и Картон простился с ним; но он подождал, когда ворота
захлопнулись, снова подошел к ним и дотронулся до них рукой. Он слышал, что
Люси каждый день ходила стоять у тюрьмы.
потом поворачивала сюда и, должно быть, всякий раз ступала по этим плитам.
Пойду-ка и я сейчас той же дорогой.
месте, где столько раз, изо дня в день простаивала Люси. Пильщик уже закрыл
свою мастерскую и вышел покурить на крыльцо.
уставился на него с любопытством.
Скоро, гляди, и до сотни дойдем. Самсон со своими помощниками жалуются,
говорят, из сил выбились. Ха-ха-ха! Чудак он, этот Самсон! А цирюльник
знатный!
мастер! Видали вы, как он работает?
нынче. Вы только представьте себе, гражданин, - шестьдесят три головы, и я
не успел даже вторую трубку докурить. Двух трубок не выкурил! Правду вам
говорю!
ведет счет, сколько голов можно отрубить и за какое время, а Картону, глядя
на него, так хотелось свернуть ему шею, что он поспешил отойти.
пильщик.
вдогонку пильщик, - да не забудьте взять с собой трубку!
фонаря посреди улицы и, вынув карандаш, написал что-то на клочке бумаги.
Потом решительным шагом, как человек, хорошо знающий дорогу, быстро зашагал
по грязным неосвещенным улицам, которые были теперь еще грязнее, чем раньше,
потому что в страшные дни террора даже самые бойкие и людные улицы совсем не
убирались. В темном кривом переулке, круто поднимающемся в гору, он
остановился у лавки аптекаря. Это была темная невзрачная лавчонка, не
внушающая доверия, и хозяин ее, маленький невзрачный человек, тоже не
внушающий доверия, уже собирался запирать на ночь.
положил перед ним клочок бумаги.
получится, если их смешать?
пакетиков. Картон спрятал их один за другим во внутренний карман сюртука,
отсчитал деньги, простился и вышел из лавки.
вынырнувший из-за облаков месяц, - до завтра. А спать - не заснешь!
он произнес вслух, глядя вверх на быстро бегущие облака, не было ни
пренебрежения, ни вызова; в них скорее чувствовалась глубокая
удовлетворенность усталого человека, который долго плутал, сбившись с
дороги, отчаивался, но, наконец, вышел на верный путь и видит, что его
странствие подходит к концу.
сверстников считался одним из самых способных юношей, подающим блестящие
надежды, он хоронил своего отца и шел за его гробом. Мать его умерла намного
раньше. И вот теперь, когда он блуждал по темным улицам, где черные тени
домов угрюмо выступали из мглы, а высоко вверху над его головой месяц
катился по небу среди быстро бегущих облаков, ему вспомнились торжественные
слова, которые он слышал над могилой отца: "Я есмь воскресение и жизнь, -
сказал господь, - верующий в меня если и умрет, оживет, и всякий живущий и
верующий в меня не умрет вовек".
где царила гильотина, он не мог не испытывать гнетущего чувства, вспоминая
об этих шестидесяти трех казненных за сегодняшний день, и о множестве
других, томящихся за решеткой, которых завтра ожидает такая же участь,
завтра, - мысль его непрестанно возвращалась к этому завтра и, словно
стараясь зацепиться за что-то, хваталась за эти слова и держалась за них,
как ставшее на причал судно держится за старый заржавленный якорь,
зарывшийся на дне моря. Впрочем, Картон не отдавал себе в том отчета, он шел
и повторял про себя эти слова.
готовились отойти ко сну, который хотя бы на несколько часов позволит им
забыть о кровавых ужасах; по темным силуэтам церквей, где теперь никто не
молился, потому что за долгие годы подчинения своим духовным пастырям народ
так возненавидел этих ханжей, лихоимцев и развратников, что потерял веру в
молитву и забыл о спасении души. Картон переносился мысленно за ограду
виднеющегося вдалеке кладбища, сулящего вечный покой всем, кто обретал в нем
последний приют, и в переполненные тюрьмы, откуда он вместе с шестьюдесятью
обреченными следовал по этим улицам на смерть, которая стала чем-то таким
обыденным и привычным, что даже не задевала воображения и не создавала
горестных легенд о страшных призраках, рожденных неутомимым мечом гильотины.
Так, поглощенный мыслями о жизни и смерти, Сидни Картон бродил по темным
улицам затихшего города, который, набушевавшись за день, отходил ко сну;
незаметно для себя он вышел к мосту через Сену и, перейдя на другой берег,
очутился в освещенных кварталах.
что всякий, кто ездил в карете, навлекал на себя подозрение, и бывшие
господа напялили на головы красные колпаки и ходили пешком в грубых
башмаках. Но театры были полны, и как раз сейчас из театральных подъездов
публика высыпала на улицу и, оживленно болтая, расходилась по домам. У
одного из театров он увидел маленькую девочку с матерью, которые не решались
перейти через улицу, боясь увязнуть в грязи. Он взял девочку на руки и
перенес ее, и прежде чем он поставил ее на ноги и робкая ручка, обхватившая
его за шею, соскользнула с его плеча, попросил поцеловать его.
и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в меня не умрет вовек".
слова раздавались в его ушах, словно эхо шагов, разносившихся далеко в
воздухе. С чувством глубокого спокойствия и решимости он шел и время от
времени повторял их про себя, и они не переставая звучали в его ушах.
прислушиваясь к плеску воды о каменные берега острова в сердце Парижа *, где
сейчас, залитые лунным светом, выступали башни собора и сомкнувшиеся вокруг
него величественные здания. Но вот в предрассветной мгле, серый, как лик
мертвеца, забрезжил холодный день; ночь отступила, луна и звезды побледнели
и погасли, и казалось, на какой-то миг над всей вселенной воцарилась смерть.
длинные огненные лучи как будто к самому сердцу Картона, и засияло в нем
этими словами, которые он носил в себе всю ночь. И, прикрыв глаза ладонью,
он посмотрел на эти лучи и увидел точно огненный мост, протянувшийся к нему
от солнца, а под ним сверкающую реку.
таким стремительным, глубоким, сильным, неудержимым потоком, Сидни
почувствовал что-то дружественное, близкое; он пошел берегом, удаляясь от
домов, и когда город остался далеко позади, лег под откосом на пригретой
солнцем земле и заснул. Проснувшись, он еще посидел на берегу, глядя на
быстро бегущую воду, на отбившуюся от течения струйку, которая кружила,
кружила бесцельно на одном месте, пока, наконец, поток не подхватил ее и не
понес к морю.
цвета поблекших листьев; судно медленно прошло мимо и скрылось из глаз;
когда след его исчез на воде, в душе Картона страстной молитвой, молитвой о
милосердии и снисхождении к его жалкой слепоте и порокам снова зазвучали
слова: "Я есмь воскресение и жизнь".
куда он ушел. Сидни выпил чашку кофе с хлебом, умылся, переоделся и
отправился в суд.
многие шарахались в ужасе, провел Картона через толпу и втиснул его куда-то
в угол. Мистер Лорри был уже здесь, и доктор Манетт. И она была здесь,
сидела рядом с отцом.
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Корнев Павел