и смиренно приблизился, комкая в руках свой красный колпак.
заключенным, - сурово обратилась к нему мадам Дефарж, - вы, гражданин,
готовы свидетельствовать, что видели это сами, своими глазами?
любую погоду, в два часа, как придет, так до четырех и стоит и все знаки
подает, когда с дочкой своей, когда одна. Могу засвидетельствовать. Сам,
своими глазами видел!
знаки, которых никогда в жизни не видел.
сомневаться! Сразу видно.
спросила мадам Дефарж, устремив на него испытующий взгляд.
гражданка. Я за своих товарищей ручаюсь.
могу я уступить этого доктора моему мужу? Мне до него дела нет, но могу ли я
его пощадить?
нас и так не хватает голов. Жаль упустить.
Дефарж. - Не могу же я говорить о ней и умолчать о нем, а молчать и доверить
все этому дурачку я тоже не могу; ведь я все-таки веский свидетель.
свидетель, лучше и быть не может, а дурачок, не желая отставать от других,
заявил, что она просто бесподобный свидетель.
его пощадить! Вы будете сегодня там, в три часа? Придете смотреть на казнь?
Я вас спрашиваю!
ее, что он непременно придет, и не преминул добавить, что он, пламеннейший
республиканец, был бы в отчаянье, если бы что-нибудь помешало ему пойти
посмотреть на такое зрелище и насладиться послеобеденной трубочкой, глядя на
изумительную работу славного брадобрея. Он говорил с таким жаром, что
невольно приходило на ум (и, возможно, в темных глазах мадам Дефарж и
мелькнуло такое подозрение), - а не от страха ли у него такое усердие, не
дрожит ли он за себя денно и нощно.
это кончится, скажем, часов в восемь, приходите ко мне в Сент-Антуан, и мы
вместе отправимся в наш комитет и дадим на них показания.
присовокупив, что это для него великая честь. Гражданка смерила его
презрительным взглядом, и он, весь съежившись, словно собачонка, поджавшая
хвост, нагнулся над пилой и в замешательстве стал перебирать дрова.
Месть, остановилась с ними в дверях и стала излагать им свой план действий.
горюет, - словом, она в таком состоянии, что ее легко уличить в неуважении к
трибуналу, в сочувствии врагам Республики. Я пойду к ней.
своей приспешницы, - положи его на мое место, чтобы никто другой не занял.
Ты знаешь, где я обычно сижу. Ступайте прямо туда, сегодня, наверно, будет
такое стечение народа, какого давно не было.
ответила Месть. - Но только ты смотри не опоздай!
выходя на улицу.
вдогонку Месть.
постарается прийти вовремя, и быстро зашагала по грязи вдоль тюремной стены.
И пока она не скрылась за углом, Месть и Жак Третий стояли и смотрели ей
вслед, восхищаясь ее статной фигурой, ее добродетелями и достоинствами.
превратило в такое опасное чудовище, как эту жестокую матрону, которая
сейчас торопливо шествовала по улицам. Бесстрашная, решительная, властная,
она была одарена от природы умом проницательным, острым, непреклонной волей
и той своеобразной красотой, которая не просто отражала эти ее суровые
черты, но и мгновенно давала их почувствовать всякому, кто бы на нее ни
взглянул; в то смутное время она показала бы себя при любых обстоятельствах.
Но, с детства вынашивая чувство затаенной обиды и смертельной ненависти к
господам, теперь, когда наконец-то можно было дать волю этим чувствам, она
превратилась в настоящую тигрицу. Она не знала жалости. Если когда-нибудь ей
и было доступно это чувство, она давно подавила его в себе, и от него не
осталось и следа.
человека и лишить его жизни за грехи предков. Ей ничего не стоило сделать
вдовой его жену, а дочь сиротой; мало того, она считала это недостаточной
карой, ведь это были ее исконные враги, ее добыча, и она не желала выпустить
их из своих рук живыми. Тщетно было бы умолять ее сжалиться, она не умела
жалеть, она и к себе никогда не испытывала жалости. Если бы в какой-нибудь
уличной стычке, в уличном бою, в которых ей не раз приходилось участвовать,
она оказалась побежденной, она не пожалела бы себя; если бы ее завтра
отправили на гильотину, она, всходя на эшафот, чувствовала бы не страх, не
скорбь, а яростное желание поменяться местами с тем, кто послал ее на
смерть.
мало заботилась о своей одежде, но тем не менее платье было ей к лицу, под
стать ее суровой красоте, а густые черные волосы буйными прядями выбивались
из-под красного колпака. На груди под платьем был спрятан заряженный
пистолет, а за поясом, укрытый складками платья, торчал отточенный кинжал.
Так, во всеоружии, уверенная в себе, твердой решительной поступью, но с той
непринужденной легкостью, какая дается с детства тому, кто растет у моря и
бегает босой по прибрежному песку, мадам Дефарж быстро шагала по улицам.
дорожную карету, которая сейчас уже стояла во дворе, дожидаясь последнего
седока, он долго не мог решить, как ему быть с мисс Просс. Перегружать
карету лишним седоком было не только нежелательно, но и крайне опасно, ибо
это могло затянуть проверку подорожных на заставе, а им, в их положении
беглецов, каждая секунда промедления грозила гибелью. Наконец после долгих
обсуждений мистер Лорри предложил мисс Просс поехать с Джерри - им обоим
разрешался беспрепятственный выезд из города; они выедут в три часа дня в
самом легком экипаже, какой можно будет достать; так как они поедут без
багажа, они скоро нагонят карету и поедут вперед и таким образом смогут
заблаговременно заказывать для них лошадей и значительно облегчать им езду,
сократив время стоянок, чрезвычайно опасных для них, особенно ночью.
деле, с восторгом ухватилась за это предложение. Вдвоем с Джерри они вышли
проводить карету со двора и оба видели, кого принесли на носилках под
присмотром Соломона и уложили на подушки в карете, видели, как тронулась
карета, потом постояли минут десять, терзаясь беспокойством и страхом, и,
наконец, пошли собираться в дорогу. А мадам Дефарж тем временем быстро
шагала по улице, приближаясь к опустевшему дому, где эти двое держали совет.
так разволновалась, что уж не могла ни сидеть, ни стоять и с трудом
выговаривала слова, - может, нам лучше ехать не отсюда, не с этого двора?
Только что одна карета съехала, и мы следом, как бы чего ни заподозрили?
вы изволите судить. Ну, а уж там, как вы надумаете, так и будет, я от вас не
отстану.
говорила мисс Просс. - Ужас меня берет за моих бедняжек дорогих. Что я могу
надумать? Может, вы что-нибудь придумаете, дорогой мистер Кранчер?
Кранчер, - ну, а вот как сейчас быть, насчет этого, мисс, не с моей головой
решать. И вот о чем я хочу просить вас, будьте свидетельницей, мисс, клянусь
вам, как перед богом, я на себя два торжественных обета беру, - только бы
наше с вами желание исполнилось.
Просе. - Давайте скорей ваши обеты, да покончим с этим, дорогой мистер
Кранчер!
Кранчер, - ежели наши безвинные страдальцы выберутся благополучно, клянусь,
я никогда больше не буду этого делать, никогда!
этого делать, - подхватила мисс Просс, - только, прошу вас, не объясняйте
мне, чего именно, не надо никаких подробностей!
мистер Кранчер. - А второе, - ежели наши безвинные страдальцы выберутся
благополучно, я никогда больше не буду препятствовать миссис Кранчер
бухаться об пол, сколько ее душе угодно!
вытирая слезы и понемножку приходя в себя. - Но, во всяком случае, миссис
Кранчер видней, как ей управляться с хозяйством, и вам вовсе незачем в это
вмешиваться. Ах, бедненькие мои!