надетым на нем тряпьем.
ней, казалось, просвечивали. Отложив работу, он сидел и смотрел прямо перед
собой отсутствующим взглядом. Он ни разу не поднял глаз на стоявшего перед
ним человека, не поглядев сначала куда-то вниз, по сторонам, направо и
налево от себя, как будто он разучился понимать, откуда доносится звук. И
когда его о чем-нибудь спрашивали, он тоже сначала озирался и не сразу
вспоминал, что надо ответить.
Лорри, чтобы тот подошел поближе.
нагнувшись, взялся за башмак.
остановился рядом с Дефаржем, и прошло, должно быть, минуты две-три, прежде
чем сапожник поднял глаза. Он не удивился, увидев другого человека, только
поднес дрожащие пальцы к губам (и губы и ногти у него были одного и того же
бледно-свинцового цвета), и опять рука его опустилась и он снова согнулся
над работой. На все это ушло разве что несколько секунд.
работе. Покажите-ка ему башмак, который вы сейчас делаете. Возьмите, мосье.
делал.
ответить.
сейчас в моде. Я моды не видал. У меня в руках образец был. - Он поглядел на
свой башмак, и даже что-то похожее на гордость мелькнуло на его лице.
пальцы левой руки правой рукой, то пальцы правой руки - левой, затем
проводил рукой по бороде, и так без конца, не останавливаясь, повторяя одно
за другим все те же движения. Завладеть его вниманием, извлечь из этой
забывчивости, в которую он впадал всякий, раз после того, как из него с
трудом удавалось вытянуть несколько слов, стоило немалых усилий, - все равно
как привести в чувство лежащего в обмороке больного или пытаться продлить
последние минуты умирающего, дабы вырвать у него какое-то признание
согнулся над работой.
спросил мистер Лорри.
Дефарж ответит на этот вопрос, но так как Дефарж и не подумал прийти ему па
помощь, он опустил глаза в землю, огляделся по сторонам и снова поднял
взгляд на вопрошавшего.
выучился... сам выучился... просил разрешения...
так же машинально перебирать руками. Затем глаза его медленно поднялись на
того, кто с ним только что говорил, и когда, наконец, они снова остановились
на его лице, он вздрогнул и продолжал, словно очнувшись, как человек,
который, задремав посреди разговора, подхватывает его с того самого места,
на котором он для него оборвался.
наконец, позволили... и вот с тех пор я шью башмаки.
отдавая башмак, спросил, глядя ему все так же пристально в лицо:
говорил с ним, застыл на месте.
Дефаржа, - вы совсем не помните этого человека? Посмотрите на него.
Посмотрите на меня. Вам не вспоминается старый банковский служащий, дела,
которые вы вели с ним, ваш старый слуга, прежние дни, а, мосье Манетт?
Лорри на Дефаржа, пристально вглядываясь сначала в одно, потом в другое
лицо, какие-то давным-давно стершиеся следы напряженной работы мысли
постепенно проступали на его челе, словно пробиваясь сквозь мрак,
окутывающий его сознание, словно что-то блеснуло и тут же померкло и
исчезло, но это было так явственно и так живо отразилось на юном прелестном
лице его дочери, которая незаметно пододвинулась поближе и, прижавшись к
стене, стояла, не сводя с него глаз, сначала замирая от ужаса и жалости,
стиснув дрожащие руки и словно порываясь спрятаться, закрыть лицо, а потом
едва сдерживаясь, чтобы не броситься к нему с протянутыми руками, в жажде
обнять седую голову этого живого мертвеца, приголубить на своей юной груди,
вдохнуть в нее жизнь и надежду, - так явственно и даже более отчетливо
повторилось на ее юном лице, что казалось - это луч света, скользнув по
нему, перешел на нее.
растерянным, блуждающим, и опять он смотрел куда-то вниз, себе под ноги, и
тупо озирался по сторонам. Наконец, тяжело вздохнув, он поднял башмак и
снова погрузился в работу.
вдруг, на один-единственный миг, я совершенно ясно увидел его лицо, лицо,
которое я когда-то так хорошо знал. Шш! давайте отойдем немножко подальше!
Шш!
к скамейке, на которой он сидел.
стоило только протянуть руку, и она коснулась бы этой согбенной спины.
около него, как ангел, сошедший с неба, а он сидел, сгорбившись над своей
работой.
сапожным ножом, который лежал возле него на полу, но не с той стороны, где
она стояла. Он поднял нож и снова погрузился было в работу, но ему случайно
попался на глаза подол ее платья. Он поднял глаза и увидел ее лицо. Те двое
невольно рванулись вперед, но она остановила их движением руки. Ей и в
голову не пришло, что он может ударить ее ножом, а они как раз этого и
опасались.
словно стараясь произнести какое-то слово, но из них не вырвалось ни звука.
Он задышал тяжко, часто и постепенно в этом прерывистом дыхании стали
различимы слова:
воздушный поцелуй, а потом прижала руки к груди, словно баюкая эту бедную
голову.
молча опустилась на колени рядом с ним. Он отшатнулся, но она тихонько
удержала его за руку. Он вздрогнул всем телом, словно какой-то ток пронизал
его, потом, не сводя с нее глаз, медленно положил нож.
рассыпались локонами по ее плечам. Нерешительно протянув руку, он осторожно
приподнял один локон и уставился на него, потом тут же впал в забывчивость
и, тяжело вздохнув, снова взялся за работу.
и положила руку ему на плечо. Он неуверенно покосился раза два-три на эту
руку, словно желая убедиться, что она в самом деле лежит на его плече.
Потом, отложив работу, пошарил за воротом рубахи и снял с шеи почерневший
шнурок, на котором висела сложенная в несколько раз завязанная узелком
тряпица. Он бережно развязал ее у себя на коленях, и в ней оказались
смотанные колечком волоски, два-три золотистых волоска, которые он, может
быть, когда-то давным-давно накрутил себе на палец.
и вдруг он увидел это выражение на ее лице. Он схватил ее за плечи, повернул
к свету и стал пристально вглядываться в нее.
из дому, она боялась за меня, а я нет... у меня не было никаких опасений...