без которой этого долга исполнить нельзя. А я думала только о том, что вот
сейчас мой отец пытается уснуть за тюремными стенами.
отца, но только все мы должны молиться, чтобы господь помог нам преодолеть
себялюбие. Я знаю, что готова сделать что угодно, даже продать себя в
рабство, как наши первые миссионеры в Вест-Индии, когда там еще были рабы.
Но в Англии себя продать нельзя, хотя я была бы верной служанкой. Я хотела
бы разом получить столько денег, чтобы хватило заплатить все наши долги.
Брат Мор уговаривает меня не портить мои глазки слезами.
попросила дядю о помощи. Сегодня утром я получила от него коротенькую
записку с сообщением, что он поручил своему поверенному побывать у меня и
ознакомить меня с условиями, на которых он готов мне помочь. Не успела я ее
прочесть, как мне сказали, что пришел его поверенный и хочет поговорить со
мной наедине. Я пошла в гостиную, дрожа от страха и волнения, и вдруг
увидела Гавриила. Я сразу ободрилась, потому что вспомнила, как он пришел ко
мне во сне и сказал: "Я пришел говорить с тобою и благовестить тебе сие".
меня с улыбкой, которая, словно солнечный луч, оживила мой унылый, гаснущий
дух.
пригласила его сесть, а сама прислонилась к креслу мамы.
Гавриил. - Ваш дядя продиктовал вот этот документ, который должны подписать
вы и ваш отец. Он заплатит долги мистера Филдинга и будет выплачивать ему
сто фунтов в год при условии, что мистер Филдинг уедет в какую-нибудь из
моравских колоний в Германии, а вы примете его первое предложение.
отречься от отца?
согласна.
ваш друг, мисс Юнис.
редкое, драгоценное слово. Я даже не знала, что оно может звучать так
красиво. А потом он встал, чтобы откланяться.
поехала в Вудбери, и когда я вышла из темного вагона на платформу, то
заметила, что он выходит из соседнего вагона, и в то же мгновение наши
взгляды встретились.
объяснила ему, что знаю дорогу к тюрьме, так как недавно ходила туда
посмотреть на нее снаружи. Я увидела, что в глазах его блеснули слезы, но он
ничего не сказал, а просто взял меня под руку. Я молча пошла рядом с ним к
огромным воротам тюрьмы, где томился мой отец, но на сердце у меня стало
легче.
головой казался совсем плоским. Там, скрестив на груди руки, ходил взад и
вперед мой отец, и голова его была опущена так, словно у него никогда не
будет больше сил поднять ее. Я вскрикнула, кинулась к нему, обняла его - и
больше я ничего не помню; когда сознание вернулось ко мне, я была в скудно
обставленной каморке, отец держал меня в объятьях, а Гавриил, стоя передо
мной на коленях, грел мои руки и прижимал их к губам.
брат Мор, и Гавриил ушел. Брат Мор сказал торжественно:
Робинса и его жены, очень доброй женщины и хорошей хозяйки. И теперь я
каждый день могу видеться с отцом.
поехал повидаться с Присциллой и обещал сегодня утром рассказать нам, какой
план он придумал, чтобы помочь отцу. Я должна встретиться с ним в тюрьме.
бедный отец откинулся на спинку стула, словно совсем измученный долгим
спором.
чтобы он порвал помолвку с Присциллой и взял меня - меня! - в жены. Тут он
проснулся, но в ушах его еще звучали слова: "Сон твой не лжив, и толкование
его верно".
должны покориться, дабы не стать ослушницами воли божьей!
расслышала, как он добавил:
когда ты станешь моей женой.
отвращение, - это будет тяжкой обидой Присцилле. Нет, это не видение,
посланное богом, это заблуждение и искушение. Возьмите в жены Присциллу и
освободите нашего отца. Нет, нет, это видение лживо.
избрал, полагаясь лишь на свой слабый разум. И это было прегрешением. Но во
искупление я обещал ей половину ее приданого.
знак! Почему только ему было послано видение?
какого-нибудь указания свыше.
не хочет меня видеть. Сегодня утром я встала в пять часов, тихонько
спустилась в гостиную и зажгла лампу. Гостиная выглядела унылой и
заброшенной. И все же меня охватило странное чувство, словно мамочка и мои
умершие братцы и сестрицы, которых я никогда не видела, сидели здесь ночью у
камина, как мы сидим около него днем. Может быть, она узнала о моем горе и
оставила знак, чтобы утешить меня и дать мне совет. Мое евангелие лежало на
столе, но оно было закрыто. Ее ангельские пальцы не открыли священную книгу
на стихе, который указал бы мне путь. И чтобы узнать волю провидения, мне
оставалось только вынуть жребий.
конечно, могла бы обойтись и двумя. На первой я написала: "Стать женой брата
Мора", а на второй - "Стать Незамужней Сестрой". Третья полоска лежала на
пюпитре чистая и белая, словно ожидая, чтобы на ней было написано чье-то
имя, и вдруг пронизывающий холод зимнего утра сменился душной жарой, так что
мне пришлось распахнуть окно и подставить лицо струям морозного воздуха. Я
подумала, что оставлю себе выбор, хотя при слове "выбор" совесть моя горько
меня упрекнула. Потом я вложила три бумажные полоски в евангелие и села
перед ним, страшась вынуть жребий, скрывающий тайну моей будущей жизни.
протянуть руку ни к одной из них. Ибо я должна была подчиниться жребию,
который мне выпадет. Стать женой брата Мора - как это ужасно! А потом мне
вспомнился "Дом Сестер", где обитают Незамужние Сестры, где все у них общее,
и он показался мне унылым, скучным и каким-то неживым. Но вдруг я вытащу
пустую бумажку! Сердце у меня мучительно билось. Я снова и снова протягивала
руку и снова ее отдергивала; и вот уже керосин в лампе начал выгорать,
огонек ее потускнел, и, устрашившись, что я снова останусь без указания, я
выхватила из евангелия среднюю полоску. Огонек в лампе уже совсем угасал, и
я едва успела прочесть слова: "Стать женой брата Мора".
назад.
пюпитра, охваченная тупым оцепенением, и сжимаю в руке злосчастную полоску.
Мне ничего не надо было объяснять ей: она поглядела на другие полоски -
пустую и с надписью "Стать Незамужней Сестрой" - и поняла, что я вынимала
жребий. Помнится, она всплакнула и поцеловала меня с непривычной нежностью,
а потом вернулась к себе в спальню, и я слышала, как она что-то серьезно и
печально говорила Присцилле. А потом нас всех охватило какое-то равнодушие;
даже Присцилла угрюмо смирилась со своей судьбой. Пришел брат Мор, и Сусанна
рассказала ему о жребии, который я вынула, но попросила не тревожить меня
сегодня; он ушел, а я осталась свыкаться со своим несчастьем.
утешением служила мне мысль, что моему дорогому отцу обещана свобода и он
будет жить со мной в богатстве и довольстве до конца своей жизни. Все
последующие дни я его почти не покидала и ни разу не допустила, чтобы брат
Мор остался со мной наедине. Каждое утро Джон Робинс или его жена провожали
меня до ворот тюрьмы, а вечером поджидали меня там, и мы вместе возвращались
в их домик.
потому решено было сыграть ее как можно скорее. Многие свадебные наряды
Присциллы годились и для меня. Роковой час неотвратимо приближался.
собой я вдруг увидела Гавриила. Он стал мне что-то быстро и горячо говорить,
но я ничего не понимала и, запинаясь, ответила только: