руки, она вся содрогалась и шептала - "нет, нет, нет", а потом прятала
личико у меня на плече и крепче обнимала меня за шею.
- то да се (да железные дороги, которые еще положат конец коробейному делу,
помяните мое слово!), и остался я совсем без гроша. И вот как-то вечером,
когда Софи было совсем худо, оказалось, что ни есть, ни пить нам нечего, и
пришлось мне остановить фургон и разложить товары.
отпускала, да, по правде сказать, у меня и духу не хватало ее уговаривать -
так я с ней и вышел на подножку. А они, чуть нас увидели, все прямо
покатились со смеху, и один тупоголовый боров (просто убил бы его на месте!)
заорал во всю мочь: "Даю за нее два пенса! Кто больше?"
словно туда дроби насыпали, - предупреждаю вас, что повыманю у вас денежки
из карманов, а взамен надаю столько добра, что с этих пор будете вы ходить
за своим жалованьем по субботам только в надежде опять меня повстречать да
со своими деньгами расстаться, но только не видать вам меня больше, как
своих ушей! А почему? А потому, что я разбогател, продавая свои товары на
семьдесят пять процентов дешевле, чем сам за них платил, и на той неделе
вознесут меня в Палату Лордов и дадут мне титул герцога Офени, маркиза
Коробейника. Ну-ка, скажите, чего вам сегодня надобно, и что ни пожелаете,
все получите. Но сперва рассказать вам, почему я держу на руках эту девочку?
Вы и знать не хотите? Ну, так сейчас узнаете. Она фея. И умеет предсказывать
будущее. Вот она мне пошепчет на ухо, и я все про вас узнаю - даже возьмете
вы товар или нет. Ну, так вот: нужна вам пила? Нет, говорит она, не нужна,
уж больно вы неуклюжи. А такая бы пила для умелого человека на всю жизнь
была б кормилицей за четыре шиллинга... за три шиллинга шесть пенсов... за
три... за два шиллинга шесть пенсов... за два... за полтора. Только никто из
вас ее не получит - при вашей всем известной неуклюжести это уже на
человекоубийство смахивало бы. Потому и этих трех рубанков я вам не продам,
так что и не торгуйтесь даже. А теперь я ее спрошу, чего вам надобно. (Тут я
шепнул: "У тебя такой горячий лобик, радость моя, - наверно, головка очень
болит?", а она ответила, не открывая усталых глаз: "Совсем немножко,
папочка".) Ага! Моя гадалочка говорит, что нужна вам записная книжка. Так
чего же вы молчите? Вот она. Глядите хорошенько. Двести листов первосортной
тисненой веленевой бумаги - коли не верите, сами пересчитайте, - уже
разлинованных под ваши расходы, да еще навечно отточенный карандаш, чтобы их
записывать, да еще перочинный нож с двумя лезвиями, чтобы их выскребать, да
еще печатная таблица, чтобы подсчитывать доходы, и складной табурет, чтобы
было на что сесть, когда вы пожелаете этим заняться! И еще зонтик, чтобы
прятаться от луны, коли вздумаете взяться за это дело в безлунную ночь.
Какую же цену дадите вы за все вместе? Я ведь не спрашиваю, кто больше, а
кто меньше? Самую что ни на есть малость? Не стыдитесь, говорите вслух -
ведь моя гадалочка и так это знает. (Тут я притворился, будто шепчу ей
что-то, и поцеловал ее, а она поцеловала меня.) Эге! Да она говорит, что вы
додумались до такой низости, как три шиллинга три пенса! Такому я не поверил
бы даже про вас, если бы это не она мне сказала. Три шиллинга три пенса! А
ведь к книжке прилагаются таблицы, с которыми ваш доход можно будет
рассчитать до сорока тысяч фунтов годовых! С годовым доходом в сорок тысяч
фунтов вам жалко потратить три шиллинга три пенса, скряги вы этакие! Ну, так
послушайте, что я вам скажу: я до того презираю трехпенсовики, что уж лучше
возьму чистых три шиллинга. Значит, по рукам. За три шиллинга, три шиллинга,
три шиллинга! Продано. Ну-ка, передайте товар счастливчику.
переглядываться и пересмеиваться, а я погладил Софи по щечке и спросил, не
дурно ли ей, не кружится ли у нее головка.
открыты, но ничего не видели, кроме моей плошки с горящим салом да
ухмыляющихся рож, и опять затараторила
толпе подошел толстый молодой мясник.) Она говорит, что счастье выпало
мяснику. Где же он?
хохот, что ему только и оставалось сунуть руку в карман и расплатиться за
покупку. Когда вот так выкликаешь покупателя, он почти всегда берет товар -
в четырех случаях из шести. Потом я продал еще такую же книжку с теми же
приложениями на полшиллинга дешевле, что всегда очень потешает зрителей. Тут
дошла очередь до очков. Товар это не ходкий, но я вздел их на нос и сказал,
что вижу, как канцлер собирается снизить налоги, и чем занимается дома
дружок вон той девушки в шали, и какие блюда подают на обед епископам - ну,
и еще много всякой всячины, которая веселит честной народ. А чем они
веселее, тем больше дают. Потом пошел в ход дамский товар - фарфоровый
чайник, чайница, стеклянная сахарница, полдюжины ложечек и подставка для
яйца. И все это время я то и дело ссылался на свою гадалку, чтобы посмотреть
на свою бедную девочку да чтобы шепнуть ей словечко. Но когда все глазели на
второй дамский набор, Софи вдруг приподняла головку с моего плеча и стала
всматриваться в темный проулок.
кладбищенскую траву. Она такая мягкая и зеленая.
фургона и сказал ее матери:
за волосы, она навсегда вырвалась из твоих рук!
жена все чаще задумываться: то сидит в фургоне, то идет рядом с ним,
скрестив руки и уставившись в землю - и так много часов подряд. Когда на нее
находило - правда, теперь это случалось совсем редко, - вела она себя совсем
по другому и так билась головой о стенки, что мне приходилось держать ее
силой. И к бутылке она стала порой прикладываться, а это ей тоже на пользу
не шло, и в те года, шагая рядом с моим старым конягой, я подчас
задумывался, много ли найдется на дорогах таких унылых фургонов, как наш,
хоть я и слыл королем коробейников. Так и тянулась наша тоскливая жизнь,
пока однажды, возвращаясь летом из ЗапаДной Англии, не въехали мы вечером в
Эксетер * и не увидели, что какая-то женщина колотит девочку, а та все
кричит: "Не бей меня! Мама, мама, мамочка!" Тут моя жена заткнула уши и как
безумная бросилась прочь, а на следующий день ее тело вытащили из реки.
честной народ мялся и не предлагал своей цены, а еще тявкать и кивать, когда
я спрашивал его: "Кто сказал полкроны? Это вы, сэр, предложили полкроны?" Он
скоро стал знаменитостью и, хотите верьте, хотите нет, сам научился рычать
на тех, кто предлагал не больше шести пенсов. Но лет ему было уже немало, и
как-то вечером, когда я продавал в Йорке очки и вся толпа хохотала до
судорог, у него тоже начались судороги, только совсем другого рода, и он
сдох прямо на подножке рядом со мной.
тоски. В часы торговли я с ней еще справлялся, потому что приходилось
заботиться о своей репутации (да и о своем пропитании тоже), но стоило мне
остаться одному, как она меня совсем одолевала. Так вот оно и бывает с нами,
любимцами публики. Поглядите на нас, пока мы на подножке, и вы согласитесь
дорого заплатить, чтобы поменяться с нами местом. Поглядите, каковы мы,
когда сходим с подножки, и вы добавите еще чуть-чуть, лишь бы расторгнуть
сделку. Вот в такое-то время я и разговорился с великаном. Кабы не моя
тоска, я, наверное, посчитал бы такое знакомство слишком низким. Вообще-то,
когда ведешь кочевую жизнь, не след знаться с самозванцами и обманщиками.
Если человек не может заработать на хлеб насущный с помощью своих
натуральных способностей, то он тебе не компания. А этот великан во время
представления выдавал себя за римлянина.
противоположными концами. Голова у него была маленькая, а в ней и того
меньше, был он жидковат в коленках и подслеповат - одним словом, как
взглянешь на него, так и поймешь, что велик он не по суставам и не по
разуму. Впрочем, юноша он был вежливый, хоть и робкий (его маменька сдавала
его внаймы, а деньги тратила сама), и мы с ним познакомились, когда он шел
пешком, чтобы дать отдохнуть лошади между двумя ярмарками. Звался он
Ринальдо ди Веласко, потому что фамилия его была Пиклсон *.
только он сам себе тяжкая ноша, но и жизнь стала ему тяжкой ношей из-за
того, что его хозяин жестоко обращается со своей глухонемой падчерицей. Мать
ее умерла, вступиться за нее было некому, и бедняжке приходилось несладко.
Ездила она с их балаганом только потому, что негде было ее оставить, и этот
великан, а другими словами Пиклсон, был даже убежден, будто его хозяин
нарочно старается где-нибудь ее потерять. Этот юноша был таким слабосильным,
что уж не знаю, сколько времени ему понадобилось, чтобы изложить всю
историю, но в конце концов она добралась-таки до его верхней оконечности,
хоть у него и была повреждена циркуляция флюидов.
узнал к тому же, что у бедняжечки длинные черные кудри и ее за них хватают,
валят наземь и колотят, у меня совсем глаза застлало. Вытер я их и дал ему
шестипенсовик (кошелек-то у него был такой же тощий, как он сам), а он его
потратил на две кружки джина с водой - по три пенса за кружку, и до того
разошелся, что спел модную песенку "Знобки-ознобки, ну и мороз!". А ведь его
хозяин чего только не пробовал, чтобы того же от него добиться, как от
римлянина - и все впустую!