появится. Его собственное поведение в будущем даст, казалось ему, ключ ко
всему происходящему и поможет разгадать все загадки.
обычном месте стоял какой-то незнакомый человек. В этот час Скруджу
полагалось уже быть на Бирже, однако он не нашел себя ни там, ни в толпе,
теснившейся у входа. Впрочем, это не очень его удивило. Он увидел в этом
лишь доказательство того, что принятое им в душе решение - совершенно
изменить свой образ жизни - осуществилось.
рукой. Очнувшись от своих раздумий, Скрудж заметил, что рука Призрака
протянута к нему, а Невидимый Взор, - как ему почудилось, - пронизывает его
насквозь. Скрудж содрогнулся и почувствовал, что кровь леденеет у него в
жилах.
куда Скрудж никогда прежде не заглядывал, хотя знал, где расположен этот
квартал и какой дурной пользуется он славой. Узкие, грязные улочки; жалкие
домишки и лавчонки; едва прикрытый зловонным тряпьем, пьяный, отталкивающий
в своем убожестве люд. Глухие переулки, подворотни, словно стоки нечистот,
извергали в лабиринт кривых улиц свою вонь, свою грязь, свой блуд, и весь
квартал смердел пороком, преступлениями, нищетой.
словно придавленная к земле односкатной крышей. Здесь за гроши скупали
тряпки, старые жестянки, бутылки, кости и прочую ветошь и хлам. На полу
лавчонки были свалены в кучу ржавые гвозди, ключи, куски дверных цепочек,
задвижки, чашки от весов, сломанные пилы, гири и разный другой железный лом.
Кучи подозрительного тряпья, комья тухлого сала, груды костей скрывали,
казалось, темные тайны, в которые мало кому пришла бы охота проникнуть. И
среди всех этих отбросов, служивших предметом купли-продажи, возле сложенной
из старого кирпича печурки, где догорали угли, сидел седой мошенник,
довольно преклонного возраста. Отгородившись от внешнего мира с его зимней
стужей при помощи занавески из полуистлевших лохмотьев, развешенных на
веревке, он удовлетворенно посасывал трубку и наслаждался покоем в тиши
своего уединения.
женщина с объемистым узлом в руках крадучись шмыгнула в лавку. Но едва она
переступила порог, как в дверях показалась другая женщина тоже с какой-то
поклажей, а следом за ней в лавку вошел мужчина в порыжелой черной паре, и
все трое были в равной мере поражены, узнав друг друга. С минуту длилось
общее безмолвное изумление, которое разделил и старьевщик, посасывавший свою
трубку. Затем трое пришедших разразились смехом.
что опередила остальных. - Ну а прачка уж будет второй, а посыльный
гробовщика - третьим. Смотри-ка, старина Джо, какой случай! Ведь не
сговариваясь сошлись, видал?
старик Джо, вынимая трубку изо рта. - Проходите в гостиную. Ты-то,
голубушка, уж давно свой человек здесь, да и эти двое тоже не чужие.
Погодите, я сейчас притворю дверь. Ишь ты! Как скрипит! Во всей лавке,
верно, не сыщется куска такого старого ржавого железа, как эти петли, и
таких старых костей, как мои. Ха-ха-ха! Здесь все одно другого стоит, всем
нам пора на свалку. Проходите в гостиную! Проводите в гостиную!
сгреб угли в кучу старым металлическим прутом от лестничного ковра,
мундштуком трубки снял нагар с чадившей лампы (время было уже позднее) и
снова сунул трубку в рот.
с нахальным видом плюхнулась на табуретку, уперлась кулаками в колени и
вызывающе поглядела на тех, кто пришел после нее.
сказала она. - Каждый вправе позаботиться о себе. Он-то это умел.
боишься? Никто же не узнает. Ворон ворону глаз не выклюет.
Уж это так.
велика беда, если они там недосчитаются двух-трех вещичек вроде этих вот.
Покойника от этого не убудет, думается мне.
целости-сохранности, когда он отдаст богу душу, - продолжала поденщица, -
почему он не жил как все люди? Живи он по-людски, уж, верно, кто-нибудь
приглядел бы за ним в его смертный час, и не подох бы он так -
один-одинешенек.
грехи.
было побольше его наказать, уж я бы охулки на руку не положила, верьте
слову. Ну, ладно, развяжите-ка этот узел, дядюшка Джо, и назовите вашу цену.
Говорите начистоту. Я ничего не боюсь - первая покажу свое добро. И этих не
боюсь - пусть смотрят. Будто мы и раньше не знали, что каждый из нас
прибирает к рукам, что может. Только я в этом греха не вижу. Развязывайте
узел, Джо.
порыжелом черном сюртуке храбро ринулся в бой и первым предъявил свою
добычу. Она была невелика. Два-три брелока, вставочка для карандаша, пара
запонок да дешевенькая булавка для галстука - вот, в сущности, и все.
Старикашка Джо обследовал все эти предметы один за другим, оценил, проставил
стоимость каждого мелом на стене и видя, что больше ждать нечего, подвел
итог.
пусть меня сожгут живьем. Кто следующий?
кое-что из одежды, две старомодные серебряные ложечки, щипчики для сахара и
несколько пар старых сапог. Все это также получило свою оценку мелом на
стене.
Таким-то манером я и разоряюсь. Вот сколько вам следует. Если попросите
накинуть еще хоть пенни и станете торговаться, я пожалею, что был так щедр,
и сбавлю полкроны.
распутав множество узелков, извлек довольно большой и тяжелый сверток
какой-то темной материи.
от кровати.
- когда он еще лежал там?
старьевщик. - И ты его наживешь.
от добра, которое плохо лежит, - невозмутимо отвечала женщина. - Не
беспокойтесь, не на такую напали. Гляди, старик, не закапай одеяло жиром.
простудится!
бросив разбирать веши, поднял глаза на женщину.
когда б он был еще и заразный, разве бы я стала из-за такого хлама. Эй,
смотри, глаза не прогляди. Да можешь пялить их на эту сорочку, пока они не
лопнут, тут не только что дырочки - ни одной обтрепанной петли не сыщется.
Самая лучшая его сорочка. Из тонкого полотна. А кабы не я, так бы зря и
пропала.
отвечала женщина. - Не знаю, какой дурак это сделал, ну а я взяла да и
сняла. Уж если простой коленкор и для погребения не годится, так на какую же
его делают потребу? Нет, для него это в самый раз. Гаже все равно не станет,
во что ни обряди.
собравшихся вокруг награбленного добра при скудном свете лампы, и испытывал
такое негодование и омерзение, словно присутствовал при том, как свора
непотребных демонов торгуется из-за трупа.
фланелевый мешочек, отсчитал несколько монет и разложил их кучками на полу -
каждому его долю. - Вот как все вышло! Видали? Пока был жив, он всех от себя
отваживал, будто нарочно, чтоб мы могли поживиться на нем, когда он
упокоится. Ха-ха-ха!
Участь этого несчастного могла быть и моей участью. Все шло к тому... Боже
милостивый, Это еще что?
он стоял у изголовья чьей-то кровати, едва не касаясь ее рукой. Стоял возле
неприбранной кровати без полога, на которой под рваной простыней лежал
кто-то, хотя и безгласный, но возвещавший о своей судьбе леденящим душу
языком.