стены - укрытия до того жалкого, что тень, которую оно летом отбрасывало на
залитую солнцем панель, была не шире тросточки. Но стоило Тоби, отойдя от
стены, раз десять протрусить взад-вперед по тротуару, чтобы немножко
согреться, как он, даже в такие дни, снова веселел и повеселевший
возвращался в свое убежище.
скорости, хотя и не дававший ее. Шагом он, возможно, передвигался бы
быстрее; даже наверно так; но если бы отнять у Тоби его трусцу, он тут же
слег бы и умер. Из-за нее он в мокрую погоду бывал весь забрызган грязью;
она причиняла ему уйму хлопот; ходить шагом было бы ему несравненно легче;
но отчасти поэтому он и трусил рысцой с таким упорством. Щуплый,
слабосильный старик, по своим намерениям Тоби был настоящим Геркулесом. Он
не любил получать деньги даром. Мысль, что он честно зарабатывает свой хлеб,
доставляла ему огромное удовольствие, а отказываться от удовольствий при его
бедности было ему не по средствам. Когда в руки ему попадало письмо или
пакет, за доставку которого он получал шиллинг, а то и полтора, его
мужество, и без того не малое, еще возрастало. Он пускался трусить по улице,
покрикивая быстроногим почтальонам, шагавшим впереди, чтобы они
посторонились, ибо он свято верил, что непременно, рано или поздно, нагонит
их, а потом и обгонит; и столь же твердо было его убеждение - не часто,
впрочем, подвергавшееся проверке, - что он может донести любую тяжесть,
какую вообще способен поднять человек.
Тоби трусил. Своими дырявыми башмаками прокладывая на слякоти ломаную линию
мокрых следов; согнув ноги в коленях, засунув тросточку под мышку, дуя на
озябшие руки и крепко их потирая, потому что очень уж плохо защищали их от
холода поношенные серые шерстяные рукавицы, в которых отдельная комнатка
отведена была только большому пальцу, а остальные помешались в общей зале, -
Тоби трусил и трусил. И сходя с панели на мостовую, чтобы посмотреть вверх
на звонницу, когда заводили свою музыку колокола, Тоби тоже передвигался
трусцой.
дню: ведь колокола были его друзьями, и когда он слышал их голоса, ему
всегда хотелось взглянуть на их жилище и подумать о том, как их там
раскачивают и какие по ним бьют языки. Может, они еще потому его так
интересовали, что было между ними и им самим много общего. Они висели на
своем месте в любую погоду, под дождем и ветром; окружающие церковь дома они
видели только снаружи; никогда не приближались к жаркому огню каминов,
бросавшему отблески на оконные стекла и клубами дыма вырывавшемуся из труб;
и могли только издали поглядывать на разные вкусные вещи, которые хозяева и
мальчики из магазинов знай вручали толстым кухаркам то с парадного хода, то
во дворике у кухонной двери. В окнах появлялись и снова исчезали лица -
иногда красивые лица, молодые, приветливые, иногда наоборот, - но откуда они
появляются и куда исчезают, и бывает ли хоть раз в году, чтобы обладатели
этих лиц, когда шевелят губами, сказали про него доброе слово, - обо всем
этом Тоби (хотя он часто раздумывал о таких пустяках, стоя без дела на
улице) знал не больше, чем колокола на своей колокольне.
греха, - и я не хочу сказать, что когда он только заинтересовался колоколами
и из редких нитей своего первоначального знакомства с ними стал сплетать
более прочную и плотную ткань, то перебрал одно за другим все эти
соображения или мысленно устроил им торжественный смотр. А хочу я сказать -
и сейчас скажу, - что подобно тому как различные части тела Тоби, например,
его пищеварительные органы, достигали известной цели самостоятельно,
посредством множества действий, о которых он понятия не имел и которые,
доведись ему узнать о них, чрезвычайно бы его удивили, - так и мозг Тоби,
без его ведома и соучастия, привел в движение все эти пружины и колесики, да
еще тысячи других в придачу, и таким образом породил его симпатию к
колоколам.
не точно определяло бы очень сложное чувство Тоби. Ибо он, будучи сам
человеком простым, наделял колокола загадочным и суровым нравом. Они были
такие таинственные - слышно их часто, а видеть не видно; так высоко было до
них, и так далеко, и такие они таили в себе звучные и мощные напевы, что он
чувствовал к ним какой-то благоговейный страх; и порой, глядя вверх на
темные стрельчатые окна башни, он бывал готов к тому, что его вот-вот
поманит оттуда нечто - не колокол, нет, но то, что ему так часто слышалось в
колокольном звоне. И, однако же, Тоби с негодованием отвергал вздорный слух,
будто на колокольне водятся привидения, - ведь это значило бы, что колокола
сродни всякой нечисти. Словом, они очень часто звучали у него в ушах, и
очень часто присутствовали в его мыслях, но всегда были у него на хорошем
счету; и очень часто, заглядевшись с разинутым ртом на верхушку колокольни,
где они висели, он так сворачивал себе шею, что ему приходилось лишний раз
протрусить взад-вперед, чтобы вернуть ее в прежнее положение.
последнего из ударов, только что возвестивших полдень, сонно гудел под
сводами башни как огромный музыкальный шмель.
находились в очень близком соседстве с ушами, а ноги совсем не желали
гнуться, и вообще он, видимо, уже давно забыл, когда ему было тепло.
качестве, так сказать, боксерской перчатки и колотя собственную грудь за то,
что она озябла. - Нда-а.
как вкопанный и, выразив на лице неподдельный интерес и некоторую тревогу,
стал тщательно, снизу доверху, ощупывать свой нос. Нос был пустячный, и,
чтобы ощупать его, не потребовалось много времени.
по панели. - Нет, весь тут, сердешный. Да и вздумай он сбежать, я бы, ей-ей,
не стал винить его. Служба у него в холодную погоду трудная, и надеяться
особенно не на что - я ведь табак не нюхаю. Ему, бедняге, и во всякую-то
погоду приходится несладко: если в кои веки и учует вкусный запах, то скорей
всего запах чужого обеда, который несут из пекарни.
обеда, и нет ничего на свете столь непостоянного, как обед. В этом и состоит
большое различие между тем и другим. Не сразу я до этого додумался.
Интересно знать, может быть какой-нибудь джентльмен решил бы, что такое
открытие стоит купить для газетной статьи? Или для парламентской речи?
и парламент тоже. Взять хоть газету от прошлой недели, - он извлек из
кармана замызганный листок и поглядел на него, держа в вытянутой руке, -
полным-полно открытий! Сплошные открытия! Я, как и всякий человек, люблю
узнавать новости, - медленно проговорил Тоби, еще раз перегибая листок
пополам и засовывая его обратно в карман, - но последнее время газеты читать
- одно расстройство. Даже страх берет. Просто не знаю, до чего мы, бедняки,
дойдем. Дай бог, чтобы дошли до чего-нибудь хорошего в новом году, благо он
наступает!
свои мысли и разговаривая сам с собою.
нас невозможно, - сказал Тоби. - Сам-то я неученый, где уж мне разобраться,
имеем мы право жить на земле или нет. Иней раз думается, что какое-никакое,
а все-таки имеем, а иной раз думается, что мы здесь лишние. Бывает, до того
запутаешься, что даже не можешь понять, есть в нас хоть что-нибудь хорошее,
или мы так и родимся дурными. Выходит, будто мы ведем себя ужасно, будто мы
всем доставляем кучу хлопот; вечно на нас жалуются, кого-то от нас
предостерегают. Так ли, этак ли, а в газетах только о нас и пишут. Опять же
новый год, - сказал Тоби сокрушенно. - Вообще-то я могу перенести любую беду
не хуже другого, даже лучше, потому что я сильный как лев, а это не про
всякого скажешь, - но что если мы и в самом деле не имеем права на новый
год... что если мы и в самом деле лишние...
своего взгляда, который перед тем был устремлен куда-то вдаль, словно искал
ответа в самом сердце наступающего года, - и тогда оказалось, что он стоит
лицом к лицу со своей родной дочерью и смотрит ей прямо в глаза.
ни гляди, не измерить их глубины. Темные глаза, которые в ответ на
любопытный взгляд не сверкали своенравным огнем, но струили тихое, честное,
спокойное, терпеливое сияние - сродни тому свету, которому повелел быть
творец. Глаза прекрасные, и правдивые, и полные надежды - надежды столь
молодой и невинной, столь бодрой, светлой и крепкой (хотя они двадцать лет
видели перед собой только труд и бедность), что для Тоби Вэка они
превратились в голос и сказали: "По-моему, какое-никакое, а все-таки право
жить на земле мы имеем!"
глазами, и сжал цветущее личико между ладоней.
сегодня придешь, Мэг.
головкой и улыбаясь. - А вот пришла. Да еще и принесла кое-что.
крышкой, которую она держала в руке, - ты хочешь сказать, что ты...
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Громыко Ольга
Конан-Дойль Артур
Василенко Иван