уступающий ему дорогу, так что он даже проводил рукой по гладкой стене
вверх, ожидая нащупать лицо, и вниз, ожидая нащупать ноги, и мороз подирал
его по коже. Несколько раз стена прерывалась нишей или дверью; пустоты эти
чудились ему шириной во всю церковь, и он, пока снова не находил стену, ясно
ощущал, будто стоит на краю пропасти и сейчас камнем свалится вниз.
ветерок, потом задуло так сильно, что Тоби трудно стало держаться на ногах.
Но он добрался до стрельчатого окна и, крепко ухватясь за что-то, глянул
вниз; он увидел крыши домов, дым из труб, тусклые кляксы огней (там Мэг
удивляется, куда он пропал, и, может быть, зовет его) - мутное месиво из
тьмы и тумана.
растрепанных веревок, свисавших сквозь отверстия в дубовом потолке. Сперва
он вздрогнул, приняв ее за пук волос; потом затрепетал от одной мысли, что
мог разбудить большой колокол. Самые колокола помещались выше. И Тоби, точно
завороженный или послушный какой-то таинственной силе, полез выше, теперь
уже по приставным лестницам, и с трудом, потому что лестницы были очень
крутые и перекладины не слишком надежные.
Огромные их очертания были едва различимы во мраке; но это были они.
Призрачные, темные, немые.
из металла и камня. Голова у него кружилась. Он прислушался, а потом
истошным голосом крикнул:
слабости и страха, Тоби огляделся невидящим взглядом и упал без чувств.
ТРЕТЬЯ ЧЕТВЕРТЬ
пробуждаясь после долгого штиля, отдает мертвых, бывших в нем *. Чудища,
вида странного и дикого, всплывают из глубин, воскресшие до времени,
незавершенные; куски и обрывки несходных вещей перемешаны и спутаны; и
когда, и как, и каким неисповедимым порядком одно отделяется от другого и
всякое чувство, всякий предмет вновь обретает жизнь и привычный облик, -
того не знает никто, хотя каждый из нас каждодневно являет собою вместилище
этой великой тайны.
тьма колокольни сменилась сияющим светом; когда и как пустую башню населили
несчетные создания; когда и как докучный шепот "мы тебя разыщем",
шелестевший у Тоби над ухом во время его сна или обморока, перешел в громкий
и явственный возглас "полно спать!", когда и как рассеялось владевшее им
смутное ощущение, что такого не бывает, хотя, с другой стороны, вот же
все-таки оно есть. Но сейчас он не спал и, стоя на тех самых досках, на
которые давеча свалился замертво, видел перед собой колдовское зрелище.
крошечными призраками, эльфами, химерами колоколов. Он видел, как они
непрерывно сыплются из колоколов - вылетают из них, выскакивают, падают.
Видел их вокруг себя на полу, и в воздухе над собою; они удирали от него
вниз по веревкам, смотрели па него сверху, с толстых балок, опоясанных
железными скобами; заглядывали к нему через амбразуры и щели; расходились от
него кругами, как вода от брошенного камня. Он видел их во всевозможных
обличьях. Были среди них уродцы и пригожие собой, скрюченные и стройненькие.
Были молодые и старые, добрые и жестокие, веселые и сердитые: он видел, как
они пляшут, и слышал, как они поют; видел, как они рвут на себе волосы, и
слышал, как они воют. Они роем вились в воздухе. Беспрестанно появлялись и
исчезали. Скатывались вниз, взлетали кверху, уплывали вдаль, лезли под нос,
проворные и неутомимые. Тоби Вэку, так же, как им, все было видно сквозь
камень и кирпич, грифель и черепицу. Он видел их в домах, хлопочущими около
спящих. Видел, как одних они успокаивают во сне, а других стегают плетками;
одним орут что-то в уши, другим услаждают слух тихой музыкой; одних веселят
птичьим щебетом и ароматом цветов; на других, чей сон и без того тревожен,
выпускают страшные рожи из волшебных зеркал, которые держат в руках.
бодрствующих, видел их за делами несовместными и в обличьях самых
противоречивых. Он видел, как один из них пристегнул множество крыльев,
чтобы летать быстрее, а другой навесил на себя цепи и гири, чтобы лететь
медленнее. Видел, как одни передвигали часовые стрелки вперед, другие назад,
третьи же пытались вовсе остановить часы. Видел, как они разыгрывали тут
свадьбу, а там похороны, в этой зале - выборы, а в той - бал; он видел их
повсюду, в сплошном, неустанном движении.
колоколов, все время оглушительно трезвонивших, Тоби прислонился к
деревянной подпорке, чтобы не упасть, и бледный, в немом изумлении, озирался
по сторонам.
крошечные создания съежились, проворства их как не бывало; они пробовали
взлететь, но тут же никли, умирали и растворялись в воздухе, а новых не
возникало. Один, правда, еще довольно бойко спрыгнул с большого колокола и
упал на ноги, но не успел он двинуться с места, как уже умер и пропал из
глаз. Несколько штук из тех, что совсем недавно резвились на колокольне,
оказались чуть долговечнее, - они еще вертелись и вертелись, но с каждым
поворотом слабели, бледнели, редели и вскоре последовали за остальными.
Дольше всех храбрился малюсенький горбун, который забрался в угол, где еще
жило эхо; там он долго крутился и подскакивал совсем один и проявил такое
упорство, что перед тем, как ему окончательно раствориться, от него еще
оставалась ножка, потом носок башмачка; но в конце концов исчез и он, и
колокольня затихла.
фигуру такой же, как колокол, формы и такую же высокую. Непостижимым образом
то были и фигуры и колокола; и огромные, важные, они не сводили взгляда с
застывшего от ужаса Тоби.
ночном воздухе, и головы их, скрытые капюшонами, тонули во мраке под крышей.
Они были недвижимые, смутные; смутные и темные, хотя он видел их при
странном свете, исходившем от них же - другого света не было, - и все
прижимали скрытый в черных складках покрывала палец к незримым губам.
двигаться совершенно его оставила. Иначе он непременно бы это сделал - да
что там, он бросился бы с колокольни вниз головой, лишь бы скрыться от
взгляда, который они на него устремили, который не отпустил бы его, даже
если б вырвать у них глаза.
где властвовала дикая, жуткая ночь, касался его, как ледяная рука мертвеца.
Что всякая помощь далеко; что от земли, где живут люди, его отделяет
бесконечная темная лестница, на каждом повороте которой сторожит нечистая
сила; что он один, высоко-высоко, там, где днем летают птицы и голова
кружится на них смотреть; что он отторгнут от всех добрых людей, - в такой
час они давно разошлись по домам, заперли двери и спят; - все это он ощутил
сразу, и его словно пронизало холодом. А тем временем и страхи его, и мысли,
и глаза были прикованы к загадочным фигурам. Глубокий мрак, обволакивающий
их, да и самая их форма и сверхъестественная их способность держаться в
воздухе делали их не похожими ни на какие другие образы нашего мира; однако
видны они были столь же ясно, как крепкие дубовые рамы, подпоры, балки и
брусья, на которых висели колокола. Их окружал целый лес обтесанных
деревьев; и из глубины его, из этой путаницы и переплетения, как из чаши
мертвого бора, сгубленного ради их таинственных целей, они грозно и не мигая
смотрели на Тоби.
И когда он замер, большой колокол, или дух большого колокола, заговорил.
он исходит из всех колоколов сразу.
воздев руки. - Сам не знаю, зачем я здесь и как сюда попал. Уже сколько лет
я слушаю, что говорят колокола. Они часто утешали меня.
словами.
на нас?
Время хочет, чтобы он шел вперед и совершенствовался; хочет для него больше
человеческого достоинства, больше счастья, лучшей жизни; хочет, чтобы он
продвигался к цели, которую оно знает и видит, которая была поставлена,
когда только началось Время и начался человек. Долгие века зла, темноты и
насилия сменяли друг друга, несчетные множества людей мучились, жили и
умирали, чтобы указать человеку путь. Кто тщится преградить ему дорогу или
повернуть его вспять, тот пытается остановить мощную машину, которая убьет
дерзкого насмерть, а сама, после минутной задержки, заработает еще более
неукротимо и яростно.
сделал это, так как-нибудь невзначай. Нарочно нипочем не стал бы.
Сертаков Виталий
Перумов Ник
Володихин Дмитрий
Сертаков Виталий
Андреев Николай
Белов Вольф