и пар, как из кратера вулкана, а мужчина, принесший его, совсем ослабел.
кругом, - то есть, вернее, миссис Чикенстокер. Сердечно вас благодарим!
Счастливого вам нового года и долгой жизни!.. Миссис Тагби! - продолжал
Трухти, расцеловавшись с нею, - то есть, вернее, миссис Чикенстокер.
Познакомьтесь - это Уильям Ферн и Лилиен.
покраснела.
Дорсетшире?
несколькими словами, после чего миссис Чикенстокер пожала ему обе руки, еще
раз, л же по собственному почину, расцеловалась с Тоби и привлекла девочку к
своей объемистой груди.
- Не та ли это знакомая, которую вы надеялись разыскать?
окажется почти таким же добрым другом, как тот, которого я уже нашел.
любезность.
трезвон колоколов Трухти, отодвинув Мэг и Ричарда на второе место, открыл
бал с миссис Чикенстокер и сплясал танец, не виданный ни до того, ни после,
- танец, в основу коего была положена знаменитая его трусца.
делил их с ним, - только сон; и сам он только сон; и рассказчику эта повесть
приснилась и лишь теперь он пробуждается? Если так, о ты, кто слушал его и
всегда оставался ему дорог, не забывай о суровой действительности, из
которой возникли эти видения; и в своих пределах - а для этого никакие
пределы не будут слишком широки или слишком тесны - старайся исправить ее,
улучшить и смягчить. Так пусть же новый год принесет тебе счастье, тебе и
многим другим, чье счастье ты можешь составить. Пусть каждый новый год будет
счастливее старого, и все наши братья и сестры, даже самые смиренные,
получат по праву свою долю тех благ, которые определил им создатель.
СВЕРЧОК ЗА ОЧАГОМ
ПЕСЕНКА ПЕРВАЯ
Мне лучше знать. Пусть миссис Пирибингл твердит хоть до скончания века, что
она не может сказать, кто начал первый, а я скажу, что - чайник. Мне ли не
знать! Начал чайник на целых пять минут - по маленьким голландским часам с
глянцевитым циферблатом, что стояли в углу, - на целых пять минут раньше,
чем застрекотал сверчок.
судорожно дергающийся вправо и влево на их верхушке перед мавританским
дворцом, успел скосить добрый акр воображаемой травы, прежде чем сверчок
начал вторить чайнику!
правоте, я ни в коем случае не стал бы спорить с миссис Пирибингл. Ни за что
не стал бы. Но надо знать, как было дело. А дело было так: чайник начал не
меньше чем за пять минут, до того, как сверчок подал признаки жизни. И,
пожалуйста, не спорьте, а то я скажу - за десять!
первых же слов, - но ведь когда о чем-то рассказываешь, полагается начинать
с самого начала; а как начать с начала, не начав с чайника?
рода соревнование - посостязаться в искусстве пения. И вот что их к этому
побудило и как все произошло.
стуча по мокрым камням деревянными сандалиями, оставлявшими по всему двору
бесчисленные следы, похожие на неясный чертеж первой теоремы Эвклида,
направилась к кадке и налила из нее воды в чайник. Затем она вернулась в
дом, уже без деревянных сандалий (при этом она намного уменьшилась в росте,
потому что сандалии были высокие, а миссис Пирибингл маленькая), и поставила
чайник на огонь. Тут она потеряла душевное равновесие или, может быть,
только засунула его куда-то на минутку, потому что вода была ужас какая
холодная и находилась в том скользком, слизистом, слякотном состоянии, когда
она как будто приобретает способность просачиваться решительно всюду, и даже
за металлические кольца деревянных сандалий; так вот, значит, вода замочила
ножки миссис Пирибингл и даже забрызгала ей икры. А если мы гордимся, и не
без оснований, нашими ножками и любим, чтобы чулочки у нас всегда были
чистенькие и опрятные, то перенести такое огорчение нам очень трудно.
верхнюю перекладину; он и слышать не хотел о том, чтобы послушно усесться на
груде угольков; он все время клевал носом, как пьяный, и заливал очаг, ну
прямо болван, а не чайник! Он брюзжал, и шипел, и сердито плевал в огонь. В
довершение всего и крышка, увильнув от пальчиков миссис Пирибингл, сначала
перевернулась, а потом с удивительным упорством, достойным лучшего
применения, боком нырнула в воду и ушла на самое дно чайника. Даже корпус
корабля "Ройал Джордж" * и тот сопротивлялся не так отчаянно, когда его
тащили из воды, как упиралась крышка этого чайника, когда миссис Пирибингл
вытаскивала ее наверх.
ручкой и с дерзкой насмешкой задрал носик на миссис Пирибингл, как бы
говоря: "А я не закиплю! Ни за что не закиплю!"
со своих пухленьких ручек, похлопав их одной о другую, и, рассмеявшись,
уселась против чайника. Между тем веселое пламя так вскидывалось и опадало,
вспыхивая и заливая светом маленького косца на верхушке голландских часов,
что чудилось, будто он стоит как вкопанный перед мавританским дворцом, да и
все вокруг недвижно, кроме пламени.
точно и неуклонно. Когда же часы собрались бить, тут на страдания его стало
прямо-таки страшно смотреть, а когда кукушка выглянула из-за дверцы, ведущей
во дворец, и прокуковала шесть раз, он так содрогался при каждом "ку-ку!",
словно слышал некий загробный голос или словно что-то острое кололо ему
икры.
трястись под ним, а скрежет и лязг их цепей и гирь окончательно прекратился.
Немудрено, что он так разволновался: ведь эти дребезжащие, костлявые часы -
не часы, а сущий скелет! - способны на кого угодно нагнать страху, когда
начнут щелкать костями, и я не понимаю, как это людям, а в особенности
голландцам, пришла охота изобрести такие часы. Говорят, что голландцы любят
облекать свои нижние конечности в просторные "футляры", для которых не
жалеют ткани, значит им безусловно не следовало бы оставлять свои часы столь
неприкрытыми и незащищенными.
Тогда-то и выяснилось, что чайник немножко навеселе и ему захотелось
блеснуть своими музыкальными талантами; что-то неудержимо заклокотало у него
в горле, и он уже начал издавать отрывистое звонкое фырканье, которое тотчас
обрывал, словно еще не решив окончательно, стоит ли ему сейчас показать себя
компанейским малым. Тогда-то, после двух-трех тщетных попыток заглушить в
себе стремление к общительности, он отбросил всю свою угрюмость, всю свою
сдержанность и залился такой уютной, такой веселой песенкой, что никакой
плакса-соловей не мог бы за ним угнаться.
- быть может, даже лучше, чем кое-какие известные нам с вами книги. Теплое
его дыхание вырывалось легким облачком, весело и грациозно поднималось на
несколько футов вверх и плавало там, под сводом очага, словно по своим
родным, домашним небесам, и чайник пел свою песенку так весело и бодро, что
все его железное тельце гудело и подпрыгивало над огнем; и даже сама крышка,
эта недавняя бунтовщица-крышка - вот как влияют хорошие примеры! - стала
выплясывать что-то вроде жиги и стучать по чайнику, словно юная и неопытная
тарелочка, не уразумевшая еще, для чего существует в оркестре ее собственный
близнец.
кому-то, кто ушел из дому и кто сейчас возвращался в свой уютный маленький
домик к потрескивающему огоньку, в этом нет никакого сомнения. Миссис
Пирибингл знала это, отлично знала, когда сидела в задумчивости у очага.
только грязь и глина, а вверху - туман и темнота; во влажной и унылой мгле
одно лишь светлое пятно, но это отблески зари - обманчиво оно; небеса алеют
в гневе; это солнце с ветром вместе там клеймо на тучках выжгли, на
виновницах ненастья; длинной черной пеленою убегают вдаль поля, вехи инеем
покрылись, но оттаяла земля; лед не лед, с водой он смешан, и вода и лед -
одно; все вокруг преобразилось, все не то, чем быть должно; но едет, едет,
едет он!
так громко подхватил припев на свой собственный стрекочущий лад - стрек,
стрек, стрек! - голос его был столь поразительно несоразмерен с его ростом
по сравнению с чайником (какой там рост! вы даже не могли бы разглядеть
этого сверчка!), что если бы он тут же разорвался, как ружье, в которое
заложен чересчур большой заряд, если бы он погиб на этом самом месте,