Берта. Пойдем! А добрый отец ее пойдет с нею: правда, Калеб? Ну, конечно!
и лишь закоренелые упрямцы могли бы ей противостоять. Заставив бедного
Калеба и его Берту уйти в другую комнату, чтобы утешить и успокоить друг
друга так, как на это были способны лишь они сами, она вскоре примчалась
назад (по пословице, "свежая, как ромашка", но я скажу: еще свежее) и стала
на страже около важной особы в чепце и перчатках, чтобы милая старушка ни о
чем не догадалась.
придвигая стул к очагу, - а пока он будет лежать у меня на коленях, миссис
Филдинг расскажет мне, как лучше ухаживать за грудными младенцами, и
объяснит всякие вещи, в которых я совершенно не разбираюсь. Не правда ли,
миссис Филдинг?
"простак", что проделал сам над собой роковую хирургическую операцию,
подражая фокусу, исполненному во время завтрака его злейшим врагом *, - даже
этот простодушный великан и тот не попался бы в расставленную ему западню с
такой легкостью, как попалась наша старушка в этот хитроумный капкан. Дело в
том, что Теклтон к тому времени куда-то вышел, а все остальные минуты две
разговаривали, предоставив старушку самой себе, и этого было совершенно
достаточно, чтобы она потом целые сутки предавалась размышлениям о своем
достоинстве и оплакивала упомянутый таинственный кризис в торговле индиго.
Однако столь подобающее уважение к ее опыту со стороны молодой матери было
так неотразимо, что, слегка поскромничав, старушка начала самым любезным
тоном просвещать собеседницу и, сидя прямо, как палка, против лукавой
Крошки, за полчаса перечислила столько верных домашних средств и рецептов,
что, если бы их применить, они могли бы прикончить и вконец уничтожить юного
Пирибингла, даже будь он младенцем Самсоном.
кармане содержимое целой рабочей корзинки, но как ей это удавалось, я не
знаю), потом понянчила ребенка, потом еще немного пошила, потом немного
пошепталась с Мэй (в то время как почтенная старушка дремала) и, таким
образом, занятая по своему обыкновению то тем, то другим, даже не заметила,
как прошел день. А когда стемнело и пришла пора выполнить один важный пункт
устава этих пирушек а именно: взять на себя хозяйственные обязанности Берты,
Крошка помешала огонь, вымела очаг, накрыла стол к чаю, опустила занавеску и
зажгла свечу. Потом она сыграла одну-две песни на самодельной арфе, которую
Калеб смастерил для Берты, и сыграла прекрасно, потому что природа так
устроила ее нежные маленькие ушки, что они были в дружбе с музыкой, как
подружились бы и с драгоценными серьгами, если бы подобные серьги у Крошки
были. Тем временем пробил час, назначенный для чаепития, и Теклтон вернулся,
намереваясь принять участие в трапезе и общей беседе.
вечернюю работу. Но бедняга не мог сосредоточиться на ней, так тревожился он
за дочь и так терзался угрызениями совести. Жаль было смотреть, как он
сидел, праздный, на своей рабочей скамейке, грустно глядя на Берту, а лицо
его, казалось, говорило: "Неужто я обманывал ее с колыбели только для того,
чтобы под конец разбить ей сердце?"
перемыть все чашки и блюдца, короче говоря (я все-таки должен перейти к
этому - откладывать бесполезно), когда подошло время возчику вернуться, а
всем - прислушиваться к любому отдаленному стуку колес, она снова
переменилась: она то краснела, то бледнела и очень волновалась. Но не так,
как волнуются примерные жены, прислушиваясь, не идут ли их мужья. Нет, нет и
нет! Это было совсем другое волнение.
Боксер царапает лапой дверь!
красно от резкого ночного ветра, словно ягода остролиста. - Мои, конечно!
примут радушно, не бойтесь!
возчик. - Вы, конечно, позволите ему передохнуть здесь, пока мы не тронемся
в путь?
меня здоровые легкие, но можете мне поверить, трудненько им приходится,
когда я с ним говорю. Садитесь, сэр! Все здесь - ваши друзья и рады видеть
вас!
сомневаться в том, что легкие у него и впрямь здоровые, Джон добавил обычным
тоном:
благодушно посматривать по сторонам. Ему угодить легко.
кресло, она подозвала отца к себе и тихо попросила описать наружность
посетителя. Отец исполнил ее просьбу (на этот раз, не погрешив против истины
- описание его было совершенно точным), и тогда она впервые после прихода
незнакомца пошевельнулась, вздохнула и, по-видимому, перестала им
интересоваться.
когда-либо влюблен в свою жену.
поодаль от остальных, и обнимая ее здоровенной рукой. - И все-таки я
почему-то люблю ее. Взгляни туда, Крошка!
задрожала.
ни о чем другом не говорил. Ну, что ж, он славный старикан. За то он мне и
нравится.
проговорила она, беспокойно оглядывая комнату, а Теклтона в особенности.
такого не найдется. Ну, долой пальто, долой толстый шарф, долой всю теплую
одежду, - и давайте уютно проведем полчасика у огонька! Я к вашим услугам,
миссис. Не хотите ли сыграть со мной партию в криббедж? Вот и прекрасно!
Крошка, карты и доску! * И стакан пива, женушка, если еще осталось.
приняла его весьма милостиво и с готовностью, и они вскоре занялись игрой.
Вначале возчик то и дело с улыбкой оглядывался вокруг, а по временам, в
затруднительных случаях, подзывал к себе Крошку, чтобы она заглянула ему
через плечо в карты, и советовался с нею. Но его противница настаивала на
строгой дисциплине в игре и вдобавок частенько поддавалась свойственной ей
слабости - втыкать в доску больше шпеньков, чем ей полагалось, а все это
требовало с его стороны такой бдительности, что он уже ничего другого не
видел и не слышал. Таким образом, карты постепенно поглотили все внимание
Джона, и он ни о чем другом не думал, как вдруг чья-то рука легла на его
плечо, и, вернувшись к действительности, он увидел Теклтона.
Немедленно!
поспешно спросить, в чем дело.
меня. Искренне огорчает. Я опасался этого. Я с самого начала подозревал это.
сияющими звездами и через маленькую боковую дверь прошли в контору Теклтона,
где было оконце, которое выходило в склад, запертый на ночь. В конторе было
темно, но в длинном, узком складе горели лампы, и потому оконце было ярко
освещено.
как вы думаете?
бесполезно. И это опасно. Вы сильный человек и не успеете оглянуться, как
совершите убийство.
Одним прыжком он очутился у окна и увидел...
жена!
держался прямо, молодцевато, и в руках у него был парик с седыми волосами,
при помощи которого он проник в осиротевший теперь, несчастный дом. Джон
увидел, что Крошка слушает незнакомца, а тот наклонил голову и шепчет ей
что-то на ухо; и она позволила ему обнять ее за талию, когда они медленно
направлялись по тускло освещенной деревянной галерее к двери, через которую
вошли. Он увидел, как они остановились, увидел, как она повернулась (это
лицо, которое он так любил, в какой страшный час довелось Джону смотреть на
него!), увидел, как обманщица своими руками надела парик на голову спутника
и при этом смеялась над доверчивым мужем!
свалить с ног льва. Но сейчас же разжал ее и заслонил ладонью глаза Теклтону
(ибо он все еще любил Крошку, даже теперь), а когда Крошка и незнакомец
ушли, ослабел, как ребенок, и рухнул на конторский стол.