накрывать стол скатертью.
творится на свете!
нее, мистер Тетерби.
вверх, вниз, наискось, но читать он не читал; ему никак не удавалось
сосредоточиться.
словно не готовила стол к мирному семейному ужину, а казнила его за какие-то
грехи: без всякой нужды с размаху била его ножами и вилками, шлепала
тарелками, щелкала солонкой и, наконец, обрушила на него каравай хлеба.
творится на свете!
такое творится на свете?
ничего! И еще, пожалуйста: - ничего! Вот, на тебе!
удивлением спросил:
взял, что я расстроена? Ни капельки я не расстроена.
сгорбившись, заложив руки за спину и медленно прохаживаясь по комнате (его
походка вполне соответствовала всему его кроткому и покорному облику),
обратился к двум своим старшим отпрыскам.
дождем ходила за ним в харчевню. Это очень великодушно с ее стороны. И ты
тоже скоро получишь что-нибудь на ужин, Джонни. Твоя мамочка довольна тобою,
мой друг, потому что ты хорошо заботишься о твоей драгоценной сестричке.
враждебности; покончив с приготовлениями, она достала из своей вместительной
корзинки солидный кусок горячего горохового пудинга, завернутый в бумагу, и
миску, от которой, едва с нее сняли покрывавшую ее тарелку, распространился
такой приятный аромат, что три пары глаз в двух кроватях широко раскрылись и
уже не отрывались от пиршественного стола. Мистер Тетерби, словно не замечая
безмолвного приглашения, продолжал стоять и медленно повторял: "Да, да, твой
ужин сейчас будет готов, Дольф, твоя мамочка ходила за ним по дождю в
харчевню. Это очень, очень великодушно с ее стороны". Он повторял эти слова
до тех пор, пока миссис Тетерби, которая уже некоторое время за его спиной
обнаруживала всяческие признаки раскаяния, не кинулась ему на шею и не
расплакалась.
вести!
что оба они, точно сговорившись, подняли отчаянный рев, отчего немедленно
закрылись три пары круглых глаз в кроватях и окончательно обратились в
бегство еще двое маленьких Тетерби, которые как раз выглянули украдкой из
своей каморки в надежде поживиться каким-нибудь лакомым кусочком.
я того и думать не думала, все равно как младенец, который еще и на свет-то
не родился...
повторила за ним миссис Тетерби, - Джонни, не гляди на меня, а гляди на нее,
не то она упадет у тебя с колен и убьется насмерть, и тогда сердце твое
разорвется, и поделом тебе... И когда домой пришла, думать не думала, совсем
как наша малютка, что вдруг возьму да и разозлюсь. Но почему-то, Дольф... -
Тут миссис Тетерби умолкла и опять начала вертеть на пальце обручальное
кольцо.
женушка расстроилась. Тяжелые времена, и тяжелая работа, да и погода такая,
что дышать тяжело, - все это иной раз удручает. Понимаю, милая! Ничего
удивительного! Дольф, мой друг, - продолжал мистер Тетерби, исследуя вилкой
содержимое миски, - твоя мамочка, кроме горохового пудинга, купила в
харчевне еще целую косточку от жареной поросячьей ножки, и на косточке
осталось еще вдоволь хрустящих корочек, и подливка есть, и горчицы сколько
душе угодно. Давай-ка твою тарелку, сынок, и принимайся, пока не остыло.
даже слезы навернулись на глаза; получив свою порцию, он уселся на привычном
месте и с великим усердием принялся за ужин. О Джонни тоже не забыли, но
положили его долю на ломоть хлеба, чтобы подливка не капнула на сестру. По
той же причине ему было велено свой кусок пудинга до употребления держать в
кармане.
харчевне, без сомнения, не забывал об этой ножке, когда отпускал жаркое
предыдущим покупателям; зато на подливку он не поскупился, и эта привычная
спутница свинины тотчас вызывала в воображении ее самое и приятнейшим
образом обманывала вкус. Гороховый пудинг, хрен и горчица опять-таки были
здесь все равно что на Востоке роза при соловье: не будучи сами свининой,
они еще совсем недавно жили с нею рядом; и в целом получалось столько
ароматов, словно на стол был подан поросенок средней величины. Благоухание
это неодолимо притягивало всех Тетерби, лежавших в постели, - и хотя они
притворялись мирно спящими, но, стоило родителям отвернуться, как малыши
точно из-под земли вырастали перед братьями, молчаливо требуя от Дольфа и
Джонни какого-либо съедобного доказательства братской любви. Те, отнюдь не
жестокосердые, дарили им крохи своего ужина, и летучий отряд разведчиков в
ночных рубашках непрестанно сновал по комнате, что очень беспокоило мистера
Тетерби; раза два он даже вынужден был предпринять атаку, и тогда партизаны
в беспорядке отступали.
тайная мысль не дает ей покоя. Один раз она вдруг без видимой причины
засмеялась, немного погодя без причины всплакнула и, наконец, засмеялась и
заплакала сразу, - и настолько ни с того ни с сего, что муж пришел в
совершенное недоумение.
но, видно, что-то неладное и тебе оно не на пользу.
в руки, - и не говори сейчас со мною и не обращай на меня внимания. Просто
не обращай внимания.
(который был исполнен сочувствия), вопрошая, чего ради он погряз в
чревоугодии и праздности и не догадывается подойти с малюткой поближе, чтобы
ее вид утешил мамочку. Джонни незамедлительно приблизился, сгибаясь под
своей ношей; но миссис Тетерби махнула рукой в знак того, что сейчас ей не
выдержать столь сильных чувств, и под страхом вечной ненависти всех родных
злополучному Джонни было запрещено двигаться далее; он вновь попятился к
скамеечке и скорчился на ней в прежней позе.
начала смеяться.
голосе переспросил ее супруг. - Может, это у тебя опять начинается?
засмеялась.
сказала она. - Поди сюда, Дольф, и дай мне высказать, что у меня на душе. Я
тебе все объясню.
засмеялась, крепко обняла его и утерла слезы.
незамужняя, у меня был богатый выбор. Одно время за мною ухаживали сразу
четверо; двое из них были сыны Марса.
чьи-нибудь дочки.
военные. Они были сержанты.
жалею; я же знаю, что у меня хороший муж, и я готова чем угодно доказать,
что я так ему предана, как...
Очень хорошо. Очень, очень хорошо.
воздушной миниатюрности супруги, словно сам он был добрых десяти футов
ростом; и миссис Тетерби столь смиренно приняла это как должное, словно сама
она была ростом всего в два фута.
кто только может, празднуют, и всякий, у кого есть деньги, старается
что-нибудь купить... вот я походила, поглядела - и немножко расстроилась.
Сейчас столько всего продают - есть такие вкусные вещи, что слюнки текут, а
есть такие красивые, что не налюбуешься, и такие платья, что наслаждение их
надеть, - а тут приходится столько рассчитывать да высчитывать, пока
решишься потратить шесть пенсов на что-нибудь самое простое и обыкновенное;
а корзинка такая огромная, никак ее не наполнишь; а денег у меня так мало,