избегать ее? - шептал Ученый, в смущении озираясь по сторонам.
- хрипло, тревожно произнес Редлоу, обращаясь к студенту. - Спрячьте меня!
под скатом крыши. Редлоу поспешно прошел в каморку и захлопнул за собою
скрипучую дверцу.
войти.
сказали, что у вас сидит какой-то джентльмен.
хотела взять протянутую руку, - но руки ей не протянули. Слегка удивленная,
она тихонько наклонилась над кушеткой, заглянула в лицо лежащего и ласково
коснулась его лба.
горячая.
села по другую сторону стола и вынула из корзинки узелок с шитьем. Но тут же
передумала, отложила шитье и, неслышно двигаясь по комнате, начала аккуратно
расставлять все по местам и приводить в порядок; даже подушки на кушетке она
поправила таким осторожным, легким движением, что студент, который лежал,
глядя в огонь, кажется, этого и не заметил. Потом она подмела золу,
высыпавшуюся из камина, села, склонила голову в скромном чепчике над своим
шитьем и тотчас принялась за дело.
промолвила она, проворно работая иглой. - Она будет очень мило выглядеть,
хоть и стоит совсем дешево, и к тому же она защитит ваши глаза от света. Мой
Уильям говорит, что сейчас, когда вы так хорошо пошли на поправку, в комнате
не должно быть слишком светло, не то у вас от яркого света закружится
голова.
столько нетерпения и недовольства, что иголка замерла в руках Милли, и она с
тревогой посмотрела на него.
Сейчас я поправлю подушки.
беспокоитесь по пустякам.
проблеска благодарности, так что, когда он опять откинулся на подушки, Милли
еще с минуту стояла в растерянности. Но потом она все же снова села и
взялась за иглу, не укорив его даже взглядом.
когда я сидела тут с вами последнее время: как это верно говорится, что беда
научит уму-разуму. После вашей болезни вы станете ценить здоровье, как
никогда не ценили. Пройдет много-много лет, опять наступит рождество, и вы
вспомните эти дни, как вы тут лежали больной, один, потому что не хотели
вестью о своей болезни огорчать милых вашему сердцу, - и родной дом станет
вам вдвойне мил и отраден. Правда же, это хорошо и верно люди говорят?
того, о чем говорила, да и вообще такая она была спокойная и уравновешенная,
что ее мало заботило, какими глазами посмотрит на нее Эдмонд, выслушав эти
слова; поэтому не согретый благодарностью взгляд, который он метнул в нее
вместо ответа, не ранил ее.
и не отрывая глаз от работы, - даже я все время об этом думала, пока вы были
больны, мистер Эдмонд, а где же мне с вами равняться, я женщина неученая и
нет у меня настоящего разумения. Но только эти бедняки, которые живут внизу,
и вправду к вам всей душой, а я как погляжу, что вы совсем из-за них
растрогаетесь, так и думаю: уж, верно, и это для вас какая-то награда за
нездоровье, и у вас на лице это можно прочитать, прямо как по книге, что,
если бы не горе да страдания, мы бы и не приметили, сколько вокруг нас
добра.
поднялся с кушетки.
бросил он. - Этим людям, смею сказать, в свое время будет заплачено за
каждую самую мелкую услугу, которую они мне оказали; вероятно, они этого и
ждут. И вам я тоже весьма признателен.
- Этим вы не заставите меня почувствовать еще большую признательность. Я
сознаю, что вы проявили ко мне участие, и, повторяю, я вам весьма обязан.
Чего же вам еще?
раздосадованный, ходит по комнате, порою остановится на минуту и снова
шагает взад и вперед.
зачем же ослаблять мою признательность, предъявляя ко мне какие-то
непомерные претензии? Несчастья, горе, болезни, беды! Можно подумать, что я
был на волосок от десяти смертей сразу!
к нему, - что, когда я говорила об этих бедняках, я намекала на себя? На
себя? - И она с улыбкой простодушного удивления приложила руку к груди.
меня было небольшое недомогание, которому вы с вашей заботливостью
(заметьте, я сказал - заботливостью!) придаете чересчур большое значение;
ну, а теперь все прошло, и довольно об этом.
погасла. Потом, отойдя к столу, где оставалась ее корзинка, она тихо
спросила:
оставаться.
Эдмондом, глядя на него с такой терпеливой мольбой, что и он поневоле поднял
на нее глаза, и сказала:
нужна, я приходила с радостью, никакой заслуги в этом нет. Может, вы
боитесь, как бы теперь, когда вы пошли на поправку, я вас не обеспокоила. Но
я не стала бы вам мешать, право слово, я бы приходила только, пока вы еще
слабы и не можете выйти из дому. Мне от вас ничего не нужно. Но только
верно, что вам надо бы обращаться со мной по справедливости, все равно как
если бы я была настоящая леди - даже та самая леди, которую вы любите. А
если вы подозреваете, будто я из корысти набиваю себе цену за ту малость,
что я старалась сделать, чтобы вам, больному, было тут немножко повеселее,
так этим вы не меня, а себя обижаете. Вот что жалко. Мне не себя, мне вас
жалко.
спокойствия; будь ее лицо столь же гневным, сколь оно было кротким, и кричи
она вместо того, чтобы говорить таким тихим и ясным голосом, - и то после ее
ухода комната не показалась бы студенту такой пустой и одинокой.
стояла, и в это время из своего убежища вышел Редлоу и направился к двери.
сказал он, яростно глядя на студента, - умри здесь! Издохни, как собака!
плаща. - Вы сделали меня другим человеком! Что за проклятие вы мне принесли?
Верните мне мою прежнюю душу!
заражен! Я заражаю других! Я несу в себе яд, отравивший меня и способный
отравить все человечество! Там, где прежде я испытывал участие, сострадание,
жалость, я теперь обращаюсь в камень. Самое присутствие мое вредоносно,
всюду, где я ни пройду, я сею себялюбие и неблагодарность. Лишь в одном я не
столь низок, как те, кого я обращаю в злодеев: в тот миг, как они теряют
человеческий облик, я способен их ненавидеть.
и, ударив его по лицу, выбежал в ночь, где свистел ветер, падал снег,
неслись по небу облака и сквозь них смутно просвечивал месяц - и всюду и во
всем чудились ему слова Призрака: их насвистывал ветер, нашептывал падающий
снег, он читал их в проносящихся по небу облаках, в лунном свете и в угрюмых
тенях: "Прими от меня дар и неси его всем и всюду, куда бы ты ни пошел!"
оставаться одному. Перемена, которую он ощущал в себе, обратила шумные улицы
в пустыню, и его собственную душу - в пустыню, и толпы людей вокруг, людей с
бесконечно разными судьбами, терпеливо и мужественно сносящих то, что выпало
каждому на долю, - в несчетное множество песчинок, которые ветер сметает в
беспорядочные груды и вновь раскидывает без смысла и без цели. Видение
предсказало, что былое вскоре изгладится из его памяти и сгинет без следа,
по этот час еще не настал, сердце Ученого пока еще не совсем окаменело, и,
понимая, во что обратился он сам и во что обращает других, он старался