занятий, ночью, во время бессонницы, запертый как в тюрьме в постылой
действительности, или блуждая среди райских и адских видений, в стране грез,
куда я убегал, унося в объятиях твой образ, - всегда, всегда, всегда я любил
твоя до безумия!
его глазах и голосе и нарочитым спокойствием его позы делает их еще более
отвратительными.
принадлежишь ему, я честно хранил свою тайну. Разве не так?
терпения Розы. Она отвечает, дрожа от негодования:
день, каждый час. Вы отравили мне жизнь своими преследованиями. Вы запугали
меня до того, что я не смела открыть ему глаза, вы принудили меня скрывать
от него правду, чтобы не ранить его доброе, доверчивое сердце. Вы бесчестный
и очень злой человек. Дергающееся от волнения лицо и конвульсивно сжатые
руки, наряду с ленивой непринужденностью позы, придают ему совсем уже
сатанинский вид. Глядя на нее с каким-то неистовым восхищением, он говорит:
любви. Отдай мне себя и свою ненависть; отдай мне себя и эту дивную злость;
отдай мне себя и это обворожительное презрение; я буду доволен.
снова вскакивает, готовая бежать от него и искать защиты в доме, он
простирает руку по направлению к крыльцу, словно приглашая ее войти.
остаться и выслушать меня, если не хочешь причинить другим людям вред,
которого уже нельзя будет исправить. Ты спросила, какой вред? Останься - и я
скажу тебе, какой. Уйди - и я обрушу его на их головы.
лице, хотя и не знает, чем он грозит; она остается. Грудь ее вздымается, ей
не хватает воздуха, но, прижав руку к горлу, она остается.
связь между мной и моим дорогим мальчиком хоть на волосок слабее, я и его
стер бы с липа земли за одно то, что ты была к нему благосклонна.
дурно.
слышишь меня. Так суди же сама - может ли другой любить тебя и оставаться в
живых, когда жизнь его в моих руках?
допросах мистер Криспаркл выложил все ж таки под конец, что молодой Ландлес,
по собственному его признанию, был соперником моего погибшего мальчика. Это
неискупимое преступление в моих, глазах. Тот же мистер Криспаркл знает от
меня, что отныне я посвятил свою жизнь изобличению убийцы, кто бы он ни был,
что я дал клятву найти его и покарать и что я, решил ни с кем не говорить об
этом, пока не соберу улики, в которых он запутается, как в сети. С тех пор я
терпеливо плел эту сеть, нитка за ниткой; она стягивается вокруг него все
теснее - даже сейчас, когда я говорю с тобой!
в нее не верит, а он справедливый человек, - возражает Роза.
души моей! Но заметь: даже если человек не виновен, против него может
накопиться столько внешне убедительных подозрений, что стоит их собрать, да
заострить немного, да направить как следует - и ему конец. С другой стороны,
если человек виновен, но улик против него недостаточно, какое-нибудь
недостающее звено, обнаруженное путем настойчивых поисков, может привести
его к гибели. Хоть так, хоть этак, Ландлесу грозит смертельная опасность.
неравнодушна к мистеру Ландлесу или что он когда-нибудь заговаривал со мной
о своих чувствах, вы ошибаетесь.
безумнее, чем была отныне, потому что ради нее я готов отречься от той цели,
которой посвятил себя, - от мести за моего погибшего мальчика. Согласись
быть моей - и я - всю свою жизнь без остатка посвящу тебе, одной тебе, и
других целей у меня не будет. Мисс Ландлес стала твоим самым близким другом.
Тебе дорого ее душевное спокойствие?
опираясь подбородком на руки; если бы кто-нибудь посмотрел на него из окна
(а в окнах то и дело мелькают чьи-то лица), то, конечно, подумал бы, что он
ведет с ней легкую, шутливую беседу. - Опять я задаю вопросы. Хорошо. Буду
просто говорить, а не спрашивать. Тебе дорого доброе имя твоей подруги. Тебе
дорого ее душевное спокойствие. Так отведи же от нее тень виселицы, моя
любимая!
правильно сказано. Если боготворить тебя дурно, я самый дурной человек на
земле; если это хорошо, я самый лучший человек на земле. Моя любовь к тебе
превыше всякой иной любви, моя верность тебе превыше всякой иной верности.
Подай мне надежду, посмотри на меня ласково, и ради тебя я нарушу все мои
клятвы!
с содроганием, пытаясь привести в связь то, что он открывает ей лишь
урывками и намеками.
твоим милым ногам - ах! я хотел бы пасть ниц перед тобой и, пресмыкаясь в
грязи, целовать твои ноги! Поставить их себе на голову, как дикарь!.. Вот
моя верность умершему. Растопчи ее!
жест.
моего сердца и моей души. Вот мой покой; вот мое отчаянье. Втопчи их в
грязь; только возьми меня, даже если смертельно меня ненавидишь!
такой ужас, что чары, приковывавшие ее к месту, теряют силу. Она стремглав
бросается к крыльцу. Но в ту же минуту он оказывается рядом с ней и говорит
ей на ухо:
буду ждать и надеяться. Я не нанесу удара слишком рано. Подай мне знак, что
слышишь меня.
верно, как то, что за днем следует ночь. Подай знак, что слышишь меня.
- но этого не будет - ты от меня не избавишься. Я никому не позволю стать
между нами. Я буду преследовать тебя до самой смерти.
прощальном поклоне, он удаляется; и признаков волнения на нем заметно не
больше, чем на изображении отца мистера Сапси, украшающем дом напротив.
Роза, поднимаясь по лестнице, падает в обморок; ее бережно переносят в
спальню и укладывают на кровать. Это оттого, что гроза надвигается, говорят
горничные; бедняжка не выдержала духоты и жары. Да и не удивительно; у них у
всех сегодня весь день подкашиваются колени.
ГЛАВА XX
памяти. Ей, впрочем, казалось, что это воспоминание не покидало ее и в
обмороке, что даже в глубине бессознательности она ни на секунду не была от
него свободна. Что делать, она не знала; среди охватившего ее смятения
выделялась лишь одна ясная мысль: надо бежать от этого страшного человека.
заверила о своих страхах, кроме Елены. Но если она пойдет к Елене и все ей
расскажет, именно этим поступком она спустит с цепи то непоправимое зло,
которым он грозил и которое, как она знала, он мог и хотел причинить. Чем
страшнее представлялся Джаспер ее расстроенному воображению, тем острее она
чувствовала свою ответственность: малейшая ошибка с ее стороны - излишняя
поспешность или промедление - и его зложелательство обрушится на брата
Елены.
имевшее образа и ни разу не высказанное словами подозрение качалось, там как
обломок на штормовых волнах, то всплывая на поверхность, то снова уходя в
глубь. Привязанность Джаспера к своему ппемяннику, когда он был жив была
всем известна; все видели, как настойчиво он добивался расследования причин
его смерти; и уж конечно, никому не пришло бы в голову заподозрить его в
предательстве. Роза спрашивала себя: "Неужели я такая дурная, что выдумала
гнусность, которой никто другой и вообразить не может? - Она вступала в спор
сама с собой: - Может быть, эта мысль зародилась во мне потому, что я еще
раньше его ненавидела? И если так, то разве это не доказывает ее
ошибочность? - Она уговаривала себя: - Да зачем ему было делать то, в чем я