приятным и добродушным. Брови у него были еще черные, черными были и волосы,
но седина уже заметно их посеребрила и красиво оттеняла широкий чистый лоб и
честные глаза.
крылечке и стал ждать. Ловкое движение пальцев, которыми он барабанил по
скамье, напевая и отбивая такт, как будто обличало в нем музыканта, а
необычайное удовольствие, какое он испытывал, напевая что-то очень
медлительное и тягучее, лишенное определенного мотива, казалось, обличало в
нем глубокого знатока музыки.
кружилась, и кружилась вокруг себя самой, подобно штопору, который крутят на
столе, и отнюдь не приближалась к концу, когда показалась Хэриет. Увидав ее,
он поднялся и остался стоять со шляпой в руке.
пять минут?
гостиную. Джентльмен уселся там напротив нее, придвинул свой стул к столу и
сказал голосом, вполне соответствовавшим его внешности, и с обаятельным
простодушием:
сюда, вы дали мне понять, что вы горды. Простите, если я скажу, что я
смотрел вам в лицо, когда вы это говорили, и оно противоречило вашим словам.
И снова я смотрю вам в лицо, - добавил он, ласково коснувшись ее руки, - и
оно противоречит им все больше и больше.
Простите, что я доверился ему и вернулся.
комплимент. Тон был такой чистосердечный, серьезный, сдержанный и искренний,
что она наклонила голову, как будто хотела и поблагодарить его и признать
его искренность.
полагаю я, право говорить откровенно. И я это делаю; потому-то вы и видите
меня вторично.
что может быть принято за гордость, но в действительности это просто чувство
долга. Надеюсь, всякая другая гордость мне чужда.
о вашем брате Джоне?
и мгновенно меняя тон; хотя он оставался по-прежнему сдержанным и спокойным,
но была в нем глубокая, страстная серьезность, благодаря которой даже
дрожащий голос свидетельствовал о ее твердости. - И горжусь им! Сэр, вы,
который каким-то образом узнали историю его жизни и повторили ее мне, когда
были здесь в последний раз...
- Ради бога, не подумайте...
похвальным намерением. В этом я совершенно уверена.
признателен. Уверяю вас, вы отдаете мне должное. Вы начали говорить, что я,
знающий историю жизни Джона Каркера...
говорю, что горжусь им. Да, горжусь. Вам известно, что было время, когда я
им не гордилась - не могла гордиться, - но время это прошло. Унижение в
течение многих лет, безропотное искупление вины, искреннее раскаяние,
мучительное сожаление, страдания, которые, как мне известно, причиняет ему
даже моя любовь, так как он считает, что я заплатила за нее дорогой ценой,
хотя богу известно, что я была бы совершенно счастлива, если бы только он
перестал горевать!.. О сэр, после всего, что я видела, умоляю вас, если вы
будете облечены властью и кто-нибудь провинится перед вами, никогда, ни за
какую провинность не налагайте кары, которую нельзя отменить, пока есть бог
на небе, заставляющий изменяться сердца, им созданные.
- Уверяю вас, что я в этом не сомневаюсь.
Хэриет. - Он другой человек сейчас и стал самим собой, поверьте мне, сэр!
рукой и задумчиво барабаня пальцами по столу, - по-прежнему, не отступая от
заведенного порядка, изо дня в день, и не можем ни заметить, ни проследить
этих перемен. Они... они относятся к метафизике. Нам... нам не хватает для
них досуга. У нас... у нас не хватает мужества. Этому не обучают в школах и
колледжах, и мы не знаем, как за это взяться. Одним словом, мы чертовски
деловые люди, - сказал джентльмен, подходя к окну и снова возвращаясь и
усаживаясь с видом чрезвычайно недовольным и раздосадованным.
пальцами по столу, - у меня есть основания полагать, что такая однообразная
жизнь, изо дня в день, может примирить человека с чем угодно. Ничего не
видишь, ничего не слышишь, ничего не знаешь; Это факт. Мы принимаем все, как
нечто само собой разумеющееся, так и живем, и в конце концов все, что мы
делаем - хорошее, дурное или никакое, - мы делаем по привычке. Только на
привычку я и могу сослаться, когда придется мне оправдываться на смертном
одре перед своею совестью. "Привычка, - скажу я. - Я был глух, нем, слеп и
неспособен на миллион вещей по привычке". - "Действительно, это очень
деловое объяснение, мистер такой-то, - скажет Совесть, - но здесь оно не
поможет!"
взволнованный, хотя это волнение и выражалось своеобразно.
разрешили мне быть вам полезным. Посмотрите на меня: вид у меня должен быть
честный, ибо я знаю, что сейчас я честен. Не так ли?
за то, что двенадцать лет я мог знать и видеть это и знать и видеть вас, и,
однако, не знал и не видел. Вряд ли мне толком известно, как я вообще пришел
сюда - я, раб не только моих собственных привычек, но привычек других людей!
Но теперь, когда я все-таки пришел, разрешите мне сделать что-нибудь для
вас. Я прошу со всею честностью и уважением. Вы удивительным образом
пробуждаете во мне и то и другое. Разрешите мне что-нибудь сделать.
кое-какие маленькие радости, которые могли бы скрасить вашу жизнь и его. И
его! - повторил он, полагая, что произвел на нее впечатление. - Я по
привычке своей думал, что для него ничего нельзя сделать; что все решено и
покончено; словом - вовсе об этом не думал. Теперь я рассуждаю иначе.
Разрешите мне сделать что-нибудь для него. Да и вам, - добавил посетитель с
заботливой нежностью, - следует хорошенько следить за своим здоровьем ради
него, а я опасаюсь, что оно пошатнулось.
я вам глубоко благодарна. Я чувствую, что вы хотите сделать нам добро и
никаких других целей не преследуете. Но мы уже много лет ведем такую жизнь,
и отнять у брата хоть частицу того, что сделало его таким дорогим для меня и
доказало его благородную решимость, умалить в какой-то мере его заслугу,
заключающуюся в том, что он в одиночестве, без всякой помощи, никому
неведомый и всеми забытый, заглаживает свою вину, - значило бы лишить
утешения и его и меня, когда для каждого из нас пробьет тот час, о котором
вы только что говорили. Эти слезы выражают мою благодарность вам лучше, чем
любые слова. Прошу вас, верьте этому!
мог бы любящий отец поцеловать руку примерной дочери, но с большим
благоговением.
восстановлен в том положении, которого лишился...
надеяться! В чьей власти его восстановить? Разумеется, я не ошибаюсь,
полагая, что завоевание им бесценного сокровища, благословения всей его
жизни, является одной из причин вражды к нему его брата.
Даже между нами, - сказала Хэриет.
вас, забудьте об этих неуместных словах. А теперь я не смею больше
настаивать, ибо я не уверен, вправе ли я это делать, - хотя, бог знает, быть
может, даже это сомнение тоже является одной из привычек, - добавил
джентльмен, снова с безнадежным видом потирая лоб. - Разрешите же мне,
человеку чужому и в то же время не чужому, просить вас о двух одолжениях.
быть вашей правой рукой. Тогда я назову вам свое имя; сейчас это бесполезно,
да и вообще имя мое негромкое.
ответила она со слабой улыбкой. - Я могу это обещать.
утра, - еще одна привычка, должно быть, я деловой человек, - сказал
джентльмен, обнаруживая странное желание попенять за это самому себе, -
разрешите мне проходить мимо вашего дома, чтобы увидеть вас в дверях или в
окне. Я не прошу позволения заходить к вам, хотя в этот час вашего брата нет
дома. Я хочу только знать для собственного успокоения, что вы здоровы, и, не
Прозоров Александр
Маккефри Энн
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Смоленский Вадим
Каменистый Артем