не справившись о здоровье нашего хозяина.
выздоравливает, - ответил брат.
впрочем, мягкосердечным вы стали в течение этих лет, - что, готов
поклясться, вы бы огорчились, если бы с ним случилась беда.
словно взывая к кому-то третьему присутствующему при разговоре. - Он был бы
искренне опечален! Вот этот мой брат! Этот маленький клерк, эта никому не
нужная рухлядь, повернутая лицом к стене, словно дрянная картина! Он,
просидевший у своей стены бог знает сколько лет! Он преисполнен
благодарности, уважения, преданности и думает, что я этому поверю!
справедливы ко мне так же, как к любому из своих подчиненных. Вы мне задали
вопрос, и я на него ответил.
спросил заведующий с несвойственной ему раздражительностью. - Нет оснований
возмущаться высокомерным отношением, оскорбительным пренебрежением,
чрезмерною требовательностью? Да кто же вы, черт возьми: человек или мышь?
подчиненный, не имели никаких причин сетовать друг на друга; он, во всяком
случае, их имел, - ответил Джон Каркер. - Но, не говоря уже о моей
истории...
сбрасывает вас со счетов. Дальше!
дает мне одному (к счастью для всех остальных) особые основания быть
благодарным... Но здесь в конторе нет никого, кто бы высказывался и
чувствовал иначе. Не думаете же вы, что кто-нибудь останется равнодушным,
если неудача или несчастье постигнет главу фирмы, и не будет этим искренне
опечален?
презрительно сказал заведующий. - Да неужели вам неизвестно, что вас здесь
держат как дешевый пример и знаменательное доказательство милосердия Домби и
Сына, что споспешествует славной репутации этой великой фирмы?
что меня здесь держат по другим соображениям, более бескорыстным.
сказал заведующий, оскалив зубы, как тигр.
порваны...
меня в этом не вините!" - и предложил ему продолжать.
меня, умоляю, ненужными насмешками и не истолковывайте в дурную сторону то,
что я говорю или хотел бы сказать. Я собирался высказать лишь одну мысль:
ошибочно предполагать, что только вы один, возвышенный над всеми прочими,
удостоенный доверия и отличия (возвышенный с самого начала, я это знаю,
благодаря вашим исключительным способностям и порядочности), поддерживающий
с мистером Домби более близкие отношения, чем кто бы то ни было, стоящий,
если можно так выразиться, на равной ноге с ним и осыпанный его милостями и
щедротами, - ошибочно, говорю я, предполагать, что только вы один заботитесь
о его благополучии и репутации. Я искренне верю, что нет в этой конторе
никого, начиная с вас и кончая самым последним служащим, кто бы не разделял
этого чувства.
- лицемер, Джон Каркер, и вы лжете!
сказать, произнося эти оскорбительные слова? Почему вы гнусно бросаете их
мне в лицо без всякого повода с моей стороны?
также лицемерие и смирение всех служащих я не ставлю ни во что. - Он
пренебрежительно щелкнул пальцами. - Я вижу вас насквозь. Вы для меня
прозрачны, как воздух! Нет никого из служащих, занимающих место между мною и
самым последним в этой конторе (к нему вы относитесь с участием, и не без
основания, ибо вас разделяет небольшое расстояние), кто бы втайне не
порадовался унижению своего хозяина, кто бы в глубине души не питал к нему
ненависти, - кто бы не желал ему зла и кто бы не восстал, будь у него
мужество и сила! Чем больше пользуешься милостями хозяина, тем больше
терпишь от него обид, чем ближе к нему, тем дальше от него. Вот каково
убеждение всех служащих!
удивлению, - не знаю, кто вам наговорил таких вещей и почему вам вздумалось
испытывать меня, а не кого-нибудь другого. А вы меня испытывали и старались
поддеть на крючок - в этом я теперь уверен. Вы и держите себя и говорите
так, как никогда прежде. Повторяю еще раз - вас обманывают.
если нет, то ваши собственные мысли и подозрения.
уверенность. Все вы - малодушные, подлые, льстивые собаки! Все вы одинаково
притворяетесь, все одинаково лицемерите, все твердите одни и те же жалобные
слова, все скрываете одну и ту же тайну, весьма прозрачную.
замолчал. Мистер Каркер-заведующий медленно придвинул стул к камину и стал
потихоньку разбивать угли кочергой.
сверкающих зубов. - Нет среди них никого, кто бы не притворился потрясенным
и возмущенным... Ба! Любой из них, будь он наделен властью и обладай он умом
и смелостью, чтобы этой властью воспользоваться, унизил бы гордость Домби и
сокрушил ее так же безжалостно, как я разбиваю эти угли!
свою работу.
гордыня, о которой забывать не следует; доказательством служит наше
знакомство.
темнеющей золой, затем поднялся с видом человека, оторвавшегося от книги, и,
осмотревшись вокруг, взял шляпу и перчатки, направился туда, где стояла его
лошадь, сел на нее и поехал по освещенным улицам; был вечер.
шагом, посмотрел вверх, на окна. Сначала его внимание было привлечено тем
окном, в котором он видел когда-то Флоренс с ее собакой, хотя сейчас оно не
было освещено; но он улыбнулся, окинув взглядом величественный фасад дома, и
с каким-то высокомерием отвернулся от этого окна.
восходящей звездочкой и разузнавать, где собираются облака, чтобы в случае
необходимости заслонить тебя. Но теперь взошла планета и затмила тебя своим
сиянием.
окон с другой стороны дома одно окно. С ним было связано воспоминание о
величественной осанке, о руке в перчатке, воспоминание о том, как сыпались
на пол перья с крыла прекрасной птицы, а легкий белый пух накидки трепетал,
словно перед надвигающейся бурой. Снова повернув лошадь, он увез с собой эти
воспоминания; ехал он быстро по темнеющим и безлюдным аллеям парков.
ненавидела его, но благодаря его ловкости и своей гордыне и озлоблению
медленно и неуклонно приучалась терпеть его присутствие; она приучалась
видеть в нем человека, пользующегося привилегией говорить о ее
пренебрежительном равнодушии к ее же собственному мужу и о забвении ею
уважения к самой себе. Воспоминания связаны были с женщиной, которая глубоко
его ненавидела, знала его и ему не доверяла, потому что слишком хорошо они
друг друга понимали; но она разжигала свое жестокое озлобление, подпуская
его к себе с каждым днем все ближе и ближе, несмотря на всю ненависть, какую
к нему питала. Несмотря на нее? Благодаря ей! Ибо в той бездне, куда не в
силах был проникнуть ее грозный взгляд, - хотя она и могла мельком туда
заглянуть, - таилось возмездие, и достаточно было увидеть слабую тень его,
вызывавшую содрогание, чтобы запятнать ее душу.
призрак, отвечающий реальности?
ненависть так же ясно, как ее красоту, яснее всего - ненависть к нему
самому. По временам он видел ее подле себя - высокомерную и неприступную, а
иногда - лежащую в пыли под копытами его лошади. Но всегда он видел ее
такой, какою она была, без маски, и следил за ней на опасной тропе, по
которой она шла.
освещенную комнату, - вошел со своею склоненной головой, тихим голосом и
вкрадчивой улыбкой, - он видел ее так же ясно. Он даже угадывал, почему была
затянута в перчатку рука и, в силу этой догадки, тем дольше удерживал ее
руку в своей. На опасной тропе, по которой она шла, он следил за ней, и как
только она делала шаг, он ставил свою ногу на отпечаток ее ноги.
ГЛАВА XLVII