брата и сестру, как будто ему занятно было видеть их вместе, и продолжал с
каким-то раздражением и в то же время задумчиво:
лучшее, дьявольскую гордыню и упрямство, в других укрепляет наклонность к
подлости, у большинства развивает равнодушие, - привычка, под воздействием
которой мы изо дня в день становимся все бесчувственнее и тверже, в
зависимости от того, из какой глины мы вылеплены, подобно статуям, и мы не
более, чем статуи, восприимчивы к новым впечатлениям и мыслям. Вы можете
судить о влиянии этой привычки на меня, Джон. В течение многих лет я
принимал некоторое, строго ограниченное, участие в управлении фирмой Домби и
видел, как ваш брат (который оказался негодяем! ваша сестра простит мне, что
я вынужден упомянуть об этом) приобретал все большее влияние, так что в
конце концов и фирма и ее глава стали игрушкой в его руках. Я видел, как вы,
не привлекая к себе внимания, работали изо дня в день за своей конторкой; я
вполне довольствовался тем, что делал свое дело, стараясь не отвлекаться от
него и предоставляя всему остальному идти своим чередом, словно огромной
машине, - по привычке, свойственной также и мне, - я не задавал никаких
вопросов и считал все это непреложным и правильным. Неизменно наступали мои
вечера по средам, неизменно разыгрывались наши квартеты, моя виолончель была
настроена, и в моем мире все было в порядке - или более или менее в порядке,
- а если что-нибудь и было неладно, меня это не касалось.
уважением и любовью в нашей фирме, как вы, сэр, - сказал Джон Каркер.
добродушный и покладистый; таков я по привычке. Заведующему это было по
вкусу; человеку, которым он управлял, это было по вкусу, - больше всего это
было по вкусу мне. Я исполнял свои обязанности, не заискивал ни перед кем из
них и рад был занимать место, на котором от меня не требовалось
подхалимства. Таким остался бы я и по сие время, если бы в моей комнате были
толстые стены. Вы можете подтвердить при вашей сестре, что моя комната
отделена от комнаты заведующего тонкой перегородкой.
И они отделены одна от другой, как говорит мистер Морфин, тонкой
перегородкой, - сказал ее брат, снова обернувшись к нему в ожидании
дальнейших объяснений.
сонату си-бемоль, желая дать ему понять, что у меня все слышно, - продолжал
мистер Морфин, - но он никогда не обращал на меня внимания. Конечно, мне
редко случалось слышать приватные разговоры. Но если я находился в то время
в комнате и поневоле должен был что-то услышать, я выходил. Один раз, Джон,
я вышел, когда вели беседу два брата, в которой участвовал сначала и молодой
Уолтер Гэй. Но прежде чем выйти из комнаты, я успел кое-что услышать. Быть
может, вы помните этот случай и сообщите сестре, о чем шла речь.
положении в фирме.
разговор открыл мне новую точку зрения. Он поколебал мою привычку - привычку
девяти десятых населения земного шара - считать, что все вокруг меня обстоит
благополучно, потому что я с этим окружающим освоился, и он же побудил меня
припомнить историю двух братьев и задуматься над ней. Едва ли не в первый
раз в жизни я задал себе такой вопрос: какими покажутся нам вещи, сейчас
такие привычные и естественные, когда мы посмотрим на них с этой новой
точки, к которой рано или поздно все мы неизбежно должны прийти? После того
утра я стал, можно сказать, менее добродушным, менее покладистым и
снисходительным.
будто торопился закончить свою исповедь:
предпринять, между теми же двумя братьями произошел второй разговор, причем
было упомянуто имя их сестры. Без малейших угрызений совести я позволил себе
услышать обрывки этого разговора. Я считал, что имею на это право. Затем я
пришел сюда, чтобы собственными глазами увидеть сестру. В первый раз я
остановился у калитки под предлогом, будто хочу разузнать кое-что о ваших
бедных соседях; но я уклонился в сторону от намеченной линии, и, кажется,
мисс Хэриет отнеслась ко мне с недоверием. Явившись вторично, я попросил
разрешения войти в дом, вошел и сказал то, что хотел сказать. Ваша сестра
объяснила мне причины - я их не посмел оспаривать, - почему она отказывается
принять помощь от меня. Но между нами установилось общение, которое
поддерживалось регулярно вплоть до последнего времени, когда мне пришлось
нарушить его, так как я должен был заняться важными делами.
сэр! - сказал Джон Каркер. - Если бы Хэриет могла угадать ваше имя...
причинам. Не знаю, достаточно ли было бы одной первой: человек не вправе
принимать благодарность за добрые намерения, и я решил не открывать своего
имени, пока мне не удастся оказать вам какую-нибудь реальную услугу. Вторая
причина заключалась в том, что у меня всегда мелькала надежда, не смягчится
ли ваш брат по отношению к вам обоим. А если бы такой подозрительный и
настороженный человек обнаружил мое дружеское к вам расположение, это могло
послужить роковым поводом для нового разрыва. Я решил, рискуя навлечь на
себя его неудовольствие - но это не имело бы для меня никакого значения, -
дождаться удобного случая и ходатайствовать о вас перед главой фирмы; но в
результате таких событий, как смерть, помолвка, свадьба и семейные
неурядицы, у нас в течение долгого, долгого времени единственным начальником
был ваш брат. А лучше было бы нам иметь вместо него сухой пень, - добавил
гость, понизив голос.
протянув одну руку брату, а другую сестре, продолжал:
понимаете и верите, что самого главного не скажешь словами. Настало время,
Джон, - хотя настало оно благодаря весьма прискорбному происшествию, - когда
я могу оказать вам помощь, не мешая тому делу искупления, какое длилось
столько лет, ибо сейчас вы освобождены от него не по своей воле. Час уже
поздний, больше я не прибавлю ни слова. Вы, Джон, будете хранить доверенное
вам сокровище, не нуждаясь в моих советах или напоминаниях.
говорите того, что вам хочется сказать. - Джон Каркер был глубоко растроган,
и он охотно излил бы свои чувства, будь у него эта возможность. - А мне
позвольте потолковать с вашей сестрой. Хотя при данных условиях ваше
присутствие кажется вполне естественным, но нам уже случалось беседовать
наедине, в этой самой комнате.
заговорил изменившимся и более серьезным тоном:
несчастье быть.
угадал ваш вопрос, - возразил гость. - Похитил ли он деньги? Не так ли?
мистер Морфин, - он совершал сделки чаще ради собственной выгоды, чем в
интересах фирмы, чьим представителем являлся; он втягивал фирму в
чрезвычайно рискованные операции, часто приносившие огромные убытки; он
всегда потакал тщеславию и честолюбию своего хозяина, тогда как его долгом
было сдерживать их и объяснять - он мог бы это сделать, - к каким
результатам они приводят. Все это, вероятно, не удивит вас теперь. Были
затеяны предприятия с целью раздуть репутацию и кредитоспособность фирмы и
показать ее превосходство лад другими торговыми домами, и нужно иметь
трезвый ум, чтобы предвидеть возможность пагубных последствий, которая
становится вероятностью, если в делах происходит хотя бы незначительная
перемена к худшему. Проводя многочисленные операции чуть ли не во всех
частях света - в этом огромном лабиринте он один знал все входы и выходы, -
он имел возможность (и, по-видимому, воспользовался ею) скрывать подлинные
результаты операций и подменять факты сметами и общими рассуждениями. Но
последнее время... вы следите за тем, что я говорю, мисс Хэриет?
Пожалуйста, скажите мне сразу самое худшее.
сделать совершенно ясными и понятными результаты этих операций, и теперь
справка в книгах дает возможность с удивительной легкостью разобраться в
них, при всем их количестве и разнообразии. Как будто он решил сразу
показать своему хозяину, к чему приводит страсть, которой тот одержим.
Бесспорно то, что он все время гнусно потакал этой страсти и отвратительно
льстил ей. В этом и заключается главное его преступление перед фирмой.
Хэриет. - Есть ли опасность?
Морфин, всматриваясь в ее лицо.
Могут возникнуть затруднения, более или менее серьезные, но никакой
опасности нет, разве что... да, разве только глава фирмы, не желая сузить
круг операций и решительно отказываясь верить, что положение фирмы не таково
или может стать не таким, каким он всегда его представлял, заставит ее
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Муркок Майкл
Прозоров Александр
Махров Алексей
Суворов Виктор