здоровы и дела у вашего дяди идут плохо. Передайте дяде, что вы назначены.
Вы поедете еще не так скоро. Быть может, пройдет месяц или два.
поворачиваясь к нему. - Что вы хотите сказать? Что он хочет сказать, Каркер?
Конечно, Вы объясните ему заблаговременно, Каркер, все, что касается
необходимой экипировки и прочего. Он может идти, Каркер.
но не сводя глаз с письма, - если ему больше нечего сказать.
ошеломленный, в то время как всевозможные образы представлялись его
воображению, среди которых капитан Катль в своей глянцевитой шляпе,
онемевший от изумления в доме миссис Мак-Стинджер, и дядя, оплакивающий свою
потерю в маленькой задней гостиной, занимали видное место. - Я, право, не
знаю... я... я очень благодарен.
бумаги, словно также готовился уйти, Уолтер понял, что дальнейшее
промедление было бы непростительной дерзостью, - к тому же ему нечего было
сказать, - и вышел в полном смятении.
и чувствуя свою беспомощность, как бывает во сне, он услышал, что дверь
мистера Домби снова захлопнулась, это вышел мистер Каркер, и тотчас же сей
джентльмен окликнул его:
кабинет, сэр.
Каркеру-младшему, который вышел из-за перегородки, где сидел один в углу, и
отправился вместе с ним в кабинет мистера Каркера-заведующего.
глядя поверх своего белого галстука так же неумолимо, как мог бы смотреть
сам мистер Домби. Он принял их, нимало не изменив позы и не смягчив сурового
и мрачного выражения лица; только дал знак, чтобы Уолтер закрыл дверь.
внезапно повернулся к брату, оскалив два ряда зубов, словно хотел его
укусить, - что это у вас за союз с этим молодым человеком, из-за чего меня
преследуют и донимают упоминанием вашего имени? Или мало вам, Джон Каркер,
что я - ближайший ваш родственник и не могу избавиться от этого...
находит слова. - Вы это имеете в виду, и вы правы: скажите - позора.
слове. - Но неужели нужно вечно об этом кричать и трубить и заявлять даже в
присутствии главы фирмы? Да еще в доверительные минуты? Или вы думаете, Джон
Каркер, что ваше имя располагает к доверию и конфиденциальности?
надоедаете? Или вы еще мало мне навредили?
с одного брата на другого. Тот, кто был старшим по годам и младшим в фирме,
стоял с опущенными глазами и склоненной головой, смиренно выслушивая упреки
другого. Хотя их делали особенно горькими тон и взгляд, коими они
сопровождались, и присутствие Уолтера, которого они так удивили и возмутили,
он не стал возражать против них и только приподнял правую руку с умоляющим
видом, словно хотел сказать: "Пощадите меня!" Так мог бы он стоять перед
палачом, будь эти упреки ударами, а он героем, скованным и ослабевшим от
страданий.
невольной причиной этого издевательства, вмешался со всей присущей ему
страстностью.
право, виноват я один. С какой-то неосмотрительностью, за которую не знаю,
как и бранить себя, я, вероятно, упоминал о мистере Каркере-младшем гораздо
чаще, чем было нужно; и иногда его имя срывалось с моих губ, хотя это
противоречило выраженному вами желанию. Но это исключительно моя вина, сэр!
Об этом мы никогда ни слова не говорили - да и вообще очень мало говорили о
чем бы то ни было. И с моей стороны, сэр, - помолчав, добавил Уолтер, - это
была не простая неосмотрительность; я почувствовал интерес к мистеру
Каркеру, как только поступил сюда, и иной раз не мог удержаться, чтобы не
заговорить о нем, раз я столько о нем думаю.
Ибо он смотрел на склоненную голову, опущенные глаза, поднятую руку и думал:
"Я так чувствую; почему же мне не признаться в этом ради одинокого,
сломленного человека?"
которого слезы выступили на глазах, так искренне было его сострадание. - Я
это знаю, к сожалению моему и огорчению. С тех пор как я в первый раз пришел
сюда, я, право же, старался быть вашим другом - поскольку можно притязать на
это в мои годы; но никакого толку из этого не вышло.
выйдет толку, если вы по-прежнему будете напоминать людям о мистере Джоне
Каркере. Этим не помочь мистеру Джону Каркеру. Спросите его, так ли это, по
его мнению?
таким разговорам, как сейчас, без которых я, разумеется, прекрасно мог бы
обойтись. Лишь тот может быть мне другом, - тут он заговорил раздельно,
словно хотел, чтобы Уолтер запомнил его слова, - кто забудет меня и
предоставит мне идти моей дорогой, не обращая на меня внимания и не задавая
вопросов.
- сказал мистер Каркер-заведующий, распаляясь от самодовольства, - я счел
нужным, чтобы вы это услышали от лица, наиболее в данном вопросе
авторитетного. - Он кивнул в сторону брата. - Надеюсь, теперь вы вряд ли это
забудете. Это все, Гэй. Можете идти.
братьев, а также свое собственное имя, остановился в нерешительности,
держась за ручку полуотворенной двери и не зная, вернуться ему или уйти.
Таким образом, он невольно подслушал то, что последовало.
Джон Каркер, - когда я говорю вам, что у меня - да и может ли быть иначе,
если здесь запечатлена моя история! - он ударил себя в грудь, - у меня
сердце дрогнуло при виде этого мальчика, Уолтера Гэя. Когда он впервые
пришел сюда, я увидел в нем почти мое второе я.
раз пришел сюда; такой же жизнерадостный, юный, неопытный, одержимый теми же
дерзкими и смелыми фантазиями и наделенный теми же наклонностями, которые
равно способны привести к добру или злу.
какой-то скрытый и саркастический смысл.
это почудилось Уолтеру?), словно какое-то жестокое оружие действительно
вонзалось в его грудь, пока он говорил. - Все это мне мерещилось, когда он
пришел сюда мальчиком. Я в это верил. Для меня это была правда. Я видел, как
он беззаботно шел у края невидимой пропасти, где столько других шли так же
весело и откуда...
Продолжайте. Скажите - столько других сорвалось.
путь таким же мальчиком, как и этот, и все чаше и чаще оступался, и
понемногу соскальзывал ниже и ниже, и продолжал идти спотыкаясь, пока не
полетел стремглав и не очутился внизу, разбитым человеком. Подумайте, как я
страдал, когда следил за этим мальчиком.
пытаюсь разделить вину или позор.
бы ни было у него зубов и как бы тесно ни были они посажены, сквозь них он
прекрасно мог шипеть.
судя по его голосу, закрыв лицо руками. - С тех пор я служил для вас
прекрасным фоном. Вы спокойно попирали меня ногами, взбираясь вверх. Не
отталкивайте же меня каблуком!
мистер Каркер-заведуюший стал перебирать бумаги, словно намеревался
прекратить эту беседу. В то же время его брат отошел к двери.
страхом, что для меня это было еще одною карою; наконец, он миновал то
место, где я первый раз оступился; будь я его отцом, я бы не мог
возблагодарить бога более пламенно. Я не смел предостеречь его и дать ему