Мистер Бепс - весьма достойный человек, Сэр Барнет, и... собственно говоря,
он - наш учитель танцев.
сэра Барнета Скетлса о мистере Бепсе и что сэр Барнет пришел в бешенство и
через всю комнату бросил грозный взгляд на мистера Бепса. Он даже до того
дошел, что, сообщая леди Скетлс о случившемся, послал мистера Бепса к черту
и сказал, что это ве-ли-чай-шая и воз-му-ти-тель-ней-шая наглость.
негуса *, начал веселиться. В общем, танцы были церемонные, а музыка
торжественная, слегка напоминающая, собственно говоря, церковную музыку; но
после вышеупомянутых бокалов мистер Фидер сказал мистеру Тутсу, что
собирается внести некоторое оживление в танцы. Затем мистер Фидер не только
начал танцевать так, как будто решил танцевать не на шутку, но и тайком
подстрекал музыкантов к исполнению бравурных мелодий. Далее он стал
оказывать большое внимание дамам и, танцуя с мисс Блимбер, нашептывал ей -
нашептывал, но достаточно громко, чтобы Поль мог услышать! - замечательные
стихи:
без оснований сказал мистер Фидер мистеру Тутсу, что опасается, как бы не
пришлось ему расплачиваться за это завтра.
поведением и в особенности изменившимся характером музыки, в которой
зазвучали вульгарные мелодии, популярные на улицах, что, как естественно
было предположить, могло показаться оскорбительным для леди Скетлс. Но леди
Скетлс была очень добра и просила миссис Блимбер не тревожиться; и
объяснение ее касательно живости мистера Фидера, иногда приводящей его к
эксцентрическим выходкам, приняла с величайшей любезностью и учтивостью,
заметив, что он производит впечатление весьма приятного человека, если
принять во внимание его положение, и что ей особенно нравится скромная его
манера причесывать волосы, которые (как уже упоминалось) были примерно в
четверть дюйма длиной.
по-видимому, очень любит музыку. Поль ответил, что любит; а если и она ее
любит, то следовало бы ей послушать, как поет его сестра Флоренс. Леди
Скетлс тотчас поведала, что умирает от желания получить это удовольствие; и
хотя Флоренс была сначала очень испугана просьбой петь в таком большом
обществе и настойчиво просила освободить ее от этого, однако, когда Поль
подозвал ее и сказал: "Спой! Пожалуйста! Для меня, моя дорогая!" - она
подошла к фортепьяно и запела. Когда все отступили в сторону, чтобы Поль мог
ее видеть, и когда он увидел, как она сидит там одна, такая юная, добрая,
прекрасная и любящая его, и услышал, как ее звонкий голос, такой чистый и
нежный, золотое звено между ним и всей любовью и счастьем его жизни,
зазвучал среди общего молчания, - он отвернулся и постарался скрыть слезы.
Дело не в том, как объяснял он, когда с ним заговаривали об этом, дело не в
том, что музыка была слишком печальной или заунывной, но она так дорога ему!
они должны ее полюбить и полюбят; и когда он сидел в своем уголке среди
подушек и смотрел на нее, спокойно сложив руки и небрежно подогнув под себя
ногу, мало кому пришло бы в голову, каким торжеством и восторгом
переполняется его детское сердце и какое сладкое упоение он чувствует.
Восторженные похвалы "сестре Домби" он слышал от всех мальчиков; восхищенные
отзывы об этой сдержанной и скромной маленькой красавице были у всех на
устах; замечания об ее уме и талантах все время доносились к нему; и, словно
разлитое в воздухе летней ночи, было рассеяно вокруг какое-то еле уловимое
чувство, имевшее отношение к Флоренс и к нему и дышавшее симпатией к ним
обоим, которое успокаивало и трогало его.
Поль, - присутствующие и отсутствующие, настоящее и прошедшее, - все это
слилось, как цвета в радуге или в оперении ярких птиц, когда светит на них
солнце, или в тускнеющем небе, когда солнце клонится к закату. Все то, о чем
последнее время приходилось ему думать, проплывало теперь перед ним в
музыке; оно уже не требовало его внимания и вряд ли способно было снова его
занять, оно как бы умиротворялось и уходило. Окно, в которое он смотрел так
давно, было обращено к океану, отступившему от него на много миль; на водах
океана занимавшие его еще вчера фантазии были усыплены, убаюканы, как
укрощенные волны. Все тот же таинственный ропот, - чудилось ему, - которого
он не мог понять, когда лежал в своей колясочке на морском берегу, он снова
слышит сквозь пенье сестры и сквозь гул голосов и топот ног, и как-то
отражается этот ропот в мелькающих мимо лицах и даже в неуклюжей нежности
мистера Тутса, часто подходившего пожать ему руку. Сквозь доброту всех
окружающих, - чудилось ему, - он снова слышит этот ропот, обращенный к нему,
и даже его репутация ребенка не от мира сего словно была связана с ним
каким-то неведомым ему образом. Так сидел маленький Поль, слушая, наблюдая и
грезя, и был очень счастлив.
Скетлс подвел Скетлса-младшего пожать ему руку и спросил, не забудет ли он
передать своему милому папе, что он, сэр Барнет Скетлс, шлет ему горячий
привет и выражает надежду на будущую близкую дружбу обоих молодых
джентльменов. Леди Скетлс поцеловала его, разгладила ему волосы на лбу и
заключила его в свои объятия, и даже миссис Бепс - бедная миссис Бепс! -
Полю это было приятно - покинула свое место у нотной тетради джентльмена,
игравшего на арфе, и попрощалась с ним так же сердечно, как и все прочие.
на это лицо, внушающее почтительный страх. - Пожалуйста, пусть не забывают о
Диогене.
близкого друга, кроме Поля. Доктор обещал, что в отсутствие Поля Диогену
будут оказывать полное внимание, и Поль, снова поблагодарив его и пожав ему
руку, попрощался с миссис Блимбер и Корнелией с такой задушевной
серьезностью, что миссис Блимбер в тот момент забыла упомянуть о Цицероне в
разговоре с леди Скетлс, хотя весь вечер собиралась это сделать. Корнелия,
взяв Поля за обе руки, сказала:
вас бог!
несправедливым к человеку, ибо мисс Блимбер говорила то, что думала, хотя и
была мучительницей.
"Маленький Домби уезжает!" - и все, включая семейство Блимберов, двинулись
вслед за Полем и Флоренс вниз по лестнице в холл. Подобное обстоятельство,
как заявил вслух мистер Фидер, на его памяти еще не имело места по отношению
к кому бы то ни было из прежних молодых джентльменов; но трудно решить, было
ли это трезвой оценкой фактов или сказано под воздействием бокалов. Все
слуги, во главе с дворецким, пожелали проводить маленького Домби, и даже
подслеповатый молодой человек, перенося его книги и чемоданы в карету,
которая должна была отвезти на эту ночь его и Флоренс к миссис Пипчин, явно
расчувствовался.
до единого были очарованы Флоренс - не помешало им шумно распрощаться с
Полем, махать ему вслед шляпой, напирать друг на друга, спускаясь по
лестнице, чтобы пожать ему руку, кричать: "Домби, не забывайте меня!" - и
предаваться излияниям, несвойственным этим юным Честерфилдам *. Поль шептал
Флоренс, в то время как она одевала его, прежде чем открыть дверь: слышит ли
она их? Может ли она когда-нибудь забыть об этом? Приято ли ей это знать? И
радость светилась в его глазах.
обращенные к нему лица, с удивлением увидел, какие они сияющие и веселые,
как их много, словно в переполненном театре. Они проплывали перед ним, как
будто отражались в дрожащем зеркале, а через секунду он уже сидел в темной
карете, прижимаясь к Флоренс. С тех пор, когда бы ни случалось ему подумать
о заведении доктора Блимбера, оно вспоминалось таким, каким он его видел в
последний раз; и никогда не казалось оно реальным, но, как бывает в
сновидениях, он видел только множество глаз.
Блимбера. Было еще кое-что. Мистер Тутс, неожиданно опустив одно окно кареты
и заглянув внутрь, сказал с самым ненатуральным хихиканьем: "Домби здесь?" -
и тотчас поднял окно снова, не дожидаясь ответа. Но и это не было последним
появлением Тутса, ибо, не успела карета отъехать, как он так же внезапно
опустил другое окно и, заглянув внутрь, точь-в-точь так же хихикнул и сказал
точь-в-точь таким же тоном: "Домби здесь?" - и скрылся точь-в-точь так же,
как и раньше.
смеялся.
Поль помнил смутно. Так, например, почему они проводили дни и ночи у миссис
Пипчин вместо того, чтобы ехать домой; почему он лежал в постели и Флоренс
сидела возле него; находился ли в комнате отец, или то была лишь длинная
тень на стене; слышал ли он, как доктор сказал о ком-то, что, если бы его
увезли до праздника, который завладел его воображением слишком сильно и
помог ему преодолеть слабость, весьма возможно, что он бы зачах.
меня домой и никогда не оставляй меня одного!" - но, кажется, говорил. Ему
чудилось иногда, будто он снова и снова слышит свой голос: "Увези меня
домой, увези меня домой, Флой!"