в доме доктора Блимбера, - все, кроме Флоренс; Флоренс никогда не менялась;
а тот, кто был сэром Паркером Пенсом, превращался затем в отца, который
сидел, подпирая голову рукою. Старая миссис Пипчин, дремлющая в кресле,
часто превращалась в мисс Токс или тетку; и Поль довольствовался тем, что
снова закрывал глаза и спокойно ждал, что последует дальше. Но эта фигура,
подпиравшая голову рукою, возвращалась так часто, оставалась так долго,
сидела так неподвижно и торжественно, ни с кем не заговаривая - с нею тоже
не заговаривали, - и редко поднимая лицо, что Поль устало начал размышлять о
том, существует ли она на самом деле, и когда видел ее, сидящую здесь ночью,
ему становилось страшно.
такое изменившееся, на его взгляд, сморщилось, словно от боли, и не успел он
протянуть руки, чтобы обхватить его и привлечь к себе, как фигура быстро
отошла от кровати и скрылась в дверях.
сказать, и остановил ее, прижавшись лицом к ее губам. Заметив следующий раз
эту фигуру, сидящую в ногах кровати, он окликнул ее.
порывисто, - Поль обнял его за шею и повторил эти слова несколько раз и
очень серьезно; и с тех пор, когда бы Поль ни видел его у себя в комнате, -
было это днем или ночью, - он всегда восклицал: "Не горюйте обо мне! Право
же, мне совсем хорошо!" Вот тогда-то он и начал говорить по утрам, что ему
гораздо лучше и чтобы это передали отцу.
темная река, невзирая на него, катила свои воды к океану, Поль не считал, не
пытался узнать. Если бы доброта всех окружающих или его ощущение этой
доброты могли стать еще больше, то пришлось бы допустить, что они
становились добрее, а он - признательнее с каждым днем; но много или мало
дней прошло - казалось теперь неважным кроткому мальчику.
подумал, что, должно быть, она любила Флоренс больше, чем отец, если держала
ее в своих объятиях, когда почувствовала, что умирает, ибо даже у него, ее
брата, который так горячо ее любил, не могло быть более сильного желания. И
тут у него возник вопрос, видел ли он когда-нибудь свою мать, потому что он
не мог припомнить, отвечали они ему на это "да" или "нет", - река текла так
быстро и затуманивала ему голову.
склонявшегося надо мною, когда я был маленьким, Флой?
мы все умерли, кроме тебя?
дольше, но вряд ли, - потом все снова стихло; и Флоренс, без кровинки в
-лице, но улыбающаяся, поддерживала рукою его голову. Рука ее сильно
дрожала.
стояло высоко, и день был ясный и теплый. Он полежал немного, глядя на окна,
которые были открыты, и на занавески, шелестевшие и развевавшиеся на ветру;
потом он сказал:
почудилось, когда он снова закрыл глаза, будто Сьюзен сказала ему, что скоро
вернется; но он не открыл их, чтобы посмотреть. Она сдержала слово - быть
может, она и не уходила, - но первое, что он услышал вслед за этим, были
шаги на лестнице, и тогда Поль проснулся и сел, выпрямившись, в постели.
Теперь он видел всех около себя. Их больше не окутывал серый туман, какой
бывал иногда по ночам. Он узнал их всех и назвал по именам.
сияющей улыбкой на входившую женщину.
и называть его дорогим ее мальчиком, миленьким ее мальчиком, ее бедным,
родным, измученным ребенком. Никакая другая женщина не стала бы опускаться
на колени возле его кровати, брать его исхудалую ручку и прижимать к губам и
к груди, как человек, имеющий какое-то право ласкать ее. Никакая другая
женщина не могла бы так забыть обо всех, кроме него и Флой, и исполниться
такой нежности и жалости.
вижу. Не уходи, старая кормилица. Останься со мною!
"Уолтер". Он здесь? Мне бы очень хотелось его увидеть.
удивлением на свою кормилицу и видел, что она не забыла Флой, - Уолтера
ввели в комнату. Его открытое лицо, непринужденные манеры и веселые глаза
всегда привлекали к нему Поля; увидев его, Поль протянул руку и сказал:
кровати. - Почему "прощайте"?
разглядывал ее из своего уголка у камина.
Он повернул голову в ту сторону, где стоял Уолтер, и снова протянул руку. -
Где папа?
эти слова.
- Не забывайте Уолтера. Я любил Уолтера!
и дай мне посмотреть на тебя!
в комнату и упал на них, слившихся в объятии.
очень недалеко от моря. Я слышу говор волн! Они все время так говорили.
зеленые теперь берега, какие яркие цветы на них и как высок камыш! Теперь
лодка вышла в море, но плавно подвигается вперед. А вот теперь перед ним
берег. Кто это стоит на берегу?..
было видно, как он соединил их у нее на шее.
на лестнице в школе не такая божественная. Сияние вокруг этой головы
освещает мне путь!
сей пришел с нашим первым одеянием и будет нерушим, пока род человеческий не
пройдет своего пути и необъятный небосвод не свернется, как свиток. Древний
закон сей - Смерть!
закон - Бессмертье! И не смотрите на нас, ангелы маленьких детей,
безучастно, когда быстрая река уносит нас к океану!
ГЛАВА XVII
таинственных и непостижимых проектов, которым он искренне считал себя
наделенным от природы (что вообще свойственно людям безмятежно
простодушным), отправился в это знаменательное воскресенье к мистеру Домби,
всю дорогу подмигивал, давая тем исход своей чрезмерной проницательности, и
предстал в своих ослепительных сапогах пред очи Таулинсона. С глубоким
огорчением услышав от этого индивидуума о надвигающемся несчастье, капитан
Катль со свойственной ему деликатностью поспешил удалиться в смущении,
оставив только букет в знак своего участия, поручив передать почтительный
привет всему семейству и выразив при этом надежду, что при создавшихся
обстоятельствах они будут держаться носом против ветра, и дружески намекнул,
что "заглянет еще раз" завтра.
ночь в холле, был выброшен утром в мусорное ведро; а хитроумный план
капитана, застигнутый крушением более высоких надежд и более величественных
замыслов, был окончательно расстроен. Так, когда лавина сметает лес в горах,
побеги и кусты претерпевают ту же участь, что и деревья, и все погибают
вместе.