достаточно". Причем он не произнес явственно этих слов, но любезно склонил
голову и беззвучно пошевелил языком и губами.
Уольр идет навстречу своему счастью... - сказал капитан.
в круг его повседневных занятий и согласуется с его надеждами здесь... -
сказал капитан.
как и раньше.
незачем, и я спокоен.
утвердительно кивнул, капитан Катль укрепился в своем убеждении, что это
один из приятнейших людей, каких ему когда-либо приходилось встречать, и
даже сам мистер Домби не проиграет, если кое-что у него позаимствует.
Поэтому капитан весьма сердечно еще раз протянул мистеру Каркеру свою
огромную руку (цветом напоминающую старый пень) и угостил его таким
рукопожатием, что на более нежной коже мистера Каркера остались оттиски
трещин и морщин, коими была обильно разукрашена ладонь капитана.
очень благодарен за то, что вы были так любезны и откровенны. Вы меня
простите, что я к вам вторгся? - добавил капитан.
возвращаясь, - но довольно уютна, и если вам в любой час дня случится быть
около Бриг-Плейс, номер девятый, - быть может, вы запишете? - и подняться
наверх, не обращая внимания на то, что вам скажет особа, которая откроет
двери, я буду счастлив вас видеть.
хорошего!" - вышел и закрыл дверь, оставив мистера Каркера все в той же позе
у камина. В лукавом его взоре и настороженной позе, в его фальшивых губах,
растянутых, но не улыбающихся, в его безупречном галстуке и бакенбардах,
даже в том, как он молча проводил своей мягкой рукой по белоснежной манишке
и гладко выбритому лицу, было что-то кошачье.
отчего даже фасон его широкого синего фрака изменился. "Держись крепче, Нэд!
- сказал себе капитан. - Ну, дружище, сегодня тебе удалось кое-что
состряпать для молодых людей".
капитан, выйдя в первую комнату конторы, не мог удержаться, чтобы не
подразнить мистера Перча и не спросить его, думает ли он по-прежнему, что
все заняты. Тем не менее, не желая огорчать человека, который исполнял свой
долг, капитан шепнул ему на ухо, что, если тот не откажется от стакана грога
и готов за ним следовать, он с радостью предложит ему таковой.
осмотрелся кругом с некоего центрального пункта и обозрел контору, как нечто
нераздельно связанное с планом, в котором был близко заинтересован его
молодой друг. Зарешеченная каморка кассира вызвала особое его восхищение;
но, не желая показаться слишком мелочным, он ограничился одобрительным
взглядом и, любезно отвесив клеркам общий поклон, в высшей степени учтивый и
покровительственный, вышел во двор. К нему быстро присоединился мистер Перч,
после чего он повел этого джентльмена в таверну и исполнил свое обещание, не
теряя времени, ибо для Перча оно было дорого.
носивший такую фамилию *, не стал возражать, но он был крайне изумлен тем,
что капитан явился в Сити, чтобы предложить тост за поэта; право же, если бы
тот предложил воздвигнуть статую какого-нибудь поэта, - например, Шекспира,
- на одной из главных улиц, он вряд ли мог бы сильнее поколебать привычные
представления мистера Перча. В общем, капитан оказался таким таинственным и
непостижимым человеком, что мистер Перч решил вовсе не говорить о нем с
миссис Перч во избежание каких-либо неприятных последствий.
молодых людей, капитан весь день оставался таинственным и непостижимым даже
для самых близких своих друзей; и если бы Уолтер не объяснял его
подмигиваний, улыбок и других мимических движении, облегчавших его душу, тем
удовольствием, какое капитан испытывал благодаря успеху их невинной лжи
старому Солю Джилсу, капитан несомненно выдал бы себя в тот же вечер. Как бы
то ни было, но он сохранил свою тайну. От мастера судовых инструментов он
вернулся домой поздно, - его глянцевитая шляпа была так сдвинута набекрень и
физиономия так сияла, что миссис Мак-Стинджер (которая как будто получила
воспитание у доктора Блимбера - столь была она похожа на римскую матрону),
едва взглянув на него, заняла оборонительную позицию за открытой парадной
дверью и отказывалась выйти оттуда к своим невинным младенцам, пока он
благополучно не водворился в свою комнату.
ГЛАВА XVIII
лестнице, их шагов не слышно. Они все время беседуют друг с другом и долго
сидят за столом, уделяя большое внимание еде и питью, и услаждают себя,
следуя мрачному и нечестивому обычаю. Миссис Уикем с глазами, полными слез,
рассказывает меланхолические истории, повествует о том, как она всегда
говорила миссис Пипчин, что это случится, пьет столового эля больше, чем
обычно, и очень грустна, но общительна. В таком же расположении духа
кухарка. Она обещает жареное мясо к ужину и старается преодолеть как свою
чувствительность, так и действие лука.
ответит кто-нибудь, - можно ли ждать добра, если живешь в угловом доме. Им
всем кажется, что это было давным-давно, хотя мальчик все еще лежит, тихий и
прекрасный, на своей кроватке.
бывали здесь и раньше, и вместе с ними появляется это ложе отдохновения,
такое странное ложе для уснувших детей. Отца, понесшего тяжелую утрату, не
видел все это время даже его слуга; ибо он садится в дальний угол своей
темной комнаты, когда кто-нибудь туда входит, а в другое время как будто
только и делает, что шагает взад и вперед. Но утром домочадцы шепчутся о
том, что глубокой ночью слышали, как он поднялся наверх и оставался там, в
той комнате, пока не взошло солнце.
благодаря закрытым ставням; и в то время, как дневной свет, прокрадываясь в
комнату, заставляет меркнуть зажженные лампы на конторках, лампы в свою
очередь заставляют меркнуть дневной свет; здесь царит какой-то необычный
сумрак. Дела идут вяло. Клерки не расположены работать; они уславливаются
поесть отбивных котлет днем и подняться вверх по реке. Перч, рассыльный, не
торопится исполнять поручения, попадает в трактиры, куда его приглашают
друзья, и разглагольствует о ненадежности дел человеческих. Вечером он
возвращается домой в Болс-Понд раньше, чем обычно, и угощает миссис Перч
телячьей котлетой и шотландским элем. Мистер Каркер-заведующий никого не
угощает; и его никто не угощает; но в уединении своей комнаты он весь день
скалит зубы; и может показаться, будто что-то исчезло с дороги мистера
Каркера - удалено какое-то препятствие, и путь перед ним свободен.
своей детской вниз на улицу, потому что там, у его двери, стоят четыре
черных лошади с перьями на голове, и перья колеблются на экипаже, в который
они впряжены; и эти перья и шеренга людей с шарфами и жезлами привлекают
толпу. Фокусник, собиравшийся вертеть таз, снова надевает широкое пальто
поверх своего пестрого наряда, а его жена, волочащая ноги и кривобокая, ибо
не спускает с рук тяжелого младенца, задерживается, чтобы поглядеть, как
тронется процессия. Но крепче прижимает она ребенка к своей грязной груди,
когда выносят ношу, которая так легка; а в высоком окне напротив младшая
румяная девочка перестает шалить и, указывая пухлым пальчиком, засматривает
в лицо няни и спрашивает: "Что это?"
через холл и направляется к другому экипажу, который его ждет. Он не
"раздавлен" горем и отчаянием, - думают зрители. Походка его так же
уверенна, осанка так же надменна, как всегда. Он не прячет лица за носовым
платком и смотрит прямо перед собой. Хотя лицо у него слегка осунувшееся,
суровое и бледное, но выражение его не изменилось. Он занимает место в
экипаже, и за ним следуют еще трое джентльменов. Затем торжественная
похоронная процессия медленно движется по улице. Перья еще колышутся вдали,
а фокусник уже вертит свой таз на трости, и та же толпа глазеет на него. Но
жена фокусника медленнее, чем обычно, берет тарелочку для сбора денег, ибо
детские похороны навели ее на мысль о том, что младенец, прикрытый ее
поношенной шалью, быть может, не станет взрослым, не наденет небесно-голубой
повязки на голову и телесного цвета шерстяных панталон и не будет
кувыркаться в грязи.
колокольный звон. В этой самой церкви хорошенький мальчик получил все, что
останется от него на земле, - имя. Все, что умерло, кладут здесь, недалеко
от бренных останков его матери. Это хорошо. Их прах лежит там, куда Флоренс
во время своих прогулок - о, одинокие, одинокие прогулки! - может приходить
в любой день.
тихо спрашивает, здесь ли человек, которому приказано было явиться за
Свержин Владимир
Куликов Роман
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Флинт Эрик