инструкциями относительно надгробной плиты.
рукой на стене ее форму и размер и объясняет, что она должна находиться
рядом с плитой матери. Затем он пишет карандашом текст, отдает ему и
говорит:
Домби, не замечая его колебаний, поворачивается и направляется к выходу.
- Вы желаете, чтобы это было сделано немедленно, а это можно сдать в работу,
когда я вернусь...
и единственного ребенка".
следовали за ним по пятам, занимают свои места, лицо его в первый раз
закрыто - заслонено плащом. И в тот день они его больше не видят. Он выходит
из экипажа первым и немедленно удаляется в свою комнату. Остальные,
присутствовавшие на похоронах (это всего лишь мистер Чик и два врача) идут
наверх в гостиную, где их принимают миссис Чик и мисс Токс. А какое лицо у
человека в запертой комнате внизу, каковы его мысли, что у него на сердце,
какова его борьба и каковы страдания, - никто не знает.
могут убедить себя в том, что нет ничего непристойного, если не греховного,
в поведении людей на улице, которые занимаются своими повседневными делами и
одеты в будничное платье. Но шторы уже подняты и ставни открыты; и слуги
мрачно развлекаются за бутылкой вина, которого пьют вволю, словно по случаю
праздника. Они весьма расположены к нравоучительной беседе. Мистер Таулинсон
со вздохом провозглашает тост: "За очищение всех нас от скверны!", на что
кухарка отзывается тоже со вздохом: "Богу известно, что в этом мы
нуждаемся". Вечером миссис Чик и мисс Токс снова принимаются за рукоделие. И
вечером же мистер Таулинсон выходит подышать свежим воздухом вместе с
горничной, которая еще не обновила своего траурного чепца. Они очень нежны
друг к другу в темных закоулках, и Таулинсон мечтает о том, чтобы вести
другую, безупречную жизнь в качестве солидного зеленщика на Оксфордском
рынке.
течение многих ночей. Утреннее солнце пробуждает весь дом, и снова все
входит в прежнюю свою колею. Румяные дети, живущие напротив, пробегают мимо
со своими обручами. В церкви - блестящая свадьба. Жена фокусника подвизается
с тарелочкой для сбора денег в другом городском квартале. Каменотес поет и
насвистывает, высекая на лежащей перед ним мраморной плите: Поль.
одного слабого существа нанесла чьему-либо сердцу рану, столь широкую и
глубокую, что только необъятная широта и глубина вечности могла бы ее
исцелить? Флоренс в невинной своей скорби дала бы такой ответ: "О мой брат,
мой горячо любимый и любящий брат! Единственный друг и товарищ моего
невеселого детства! Может ли мысль менее возвышенная пролить свет, уже
озаряющий твою раннюю могилу, или пробудить умиротворенную грусть, которая
рождается под этим градом слез?"
возложенным, воспользоваться удобным случаем, - когда ты достигнешь моего
возраста...
Токс в благодарность за дружеское замечание, - тогда ты узнаешь, что
грустить бесполезно и что наш долг - смириться...
Флоренс.
скажет тебе наша милая мисс Токс, о здравом смысле и удивительной
рассудительности которой двух мнений быть не может...
Токс.
мы призваны к тому, чтобы при всех обстоятельствах делать усилия. Они от нас
требуются. Если бы не... милая моя, - повернулась она к мисс Токс, - я
запамятовала слово. - Не... не...
вертится у меня на языке. Не...
чудовищно! Ненавистник человечества - вот слово, которое я запамятовала.
Придет же в голову! Неуместная привязанность! Итак, говорю я, если бы
ненавистник человечества задал в моем присутствии вопрос: "Зачем мы
родились?" - я бы ответила: "Чтобы делать усилия".
впечатлением столь оригинальной мысли. - Прекрасно!
Дорогое мое дитя, мы вправе предполагать, что, если бы в этой семье было
своевременно сделано усилие, можно было бы избежать многих весьма тяжелых и
прискорбных событий. Ничто и никогда не разубедит меня в том, - заметила
решительным тоном славная матрона, - что покойная Фанни могла сделать
усилие, и тогда покинувший нас драгоценный малютка был бы, во всяком случае,
более крепкого сложения.
иллюстрируя свою доктрину, сдержалась, оборвав рыданье, и заговорила снова:
отягчай эгоистически того отчаяния, в какое погружен твой бедный папа.
колени, чтобы можно было пристальнее и внимательнее взглянуть ей в лицо. -
Скажите мне еще что-нибудь о папе! Пожалуйста, расскажите мне о нем! Он
очень страдает?
растрогала. Увидела ли она в ней желание заброшенной девочки взять на себя
ту нежную заботу, которую так часто выражал ее любимый брат, - увидела ли
она любовь, которая пыталась прильнуть к сердцу, любившему его, и не могла
смириться с тем, что ей отказывают в сочувствии такому горю при столь
печальном содружестве любви и скорби, - или же мисс Токс почувствовала в
девочке пылкую и преданную душу, которая, хотя ее и отвергли и оттолкнули,
была преисполнена нежности, долго остававшейся без ответа, и в тоскливом
одиночестве, вызванном этой утратой, обращалась к отцу в надежде найти
утешение и самой его утешить, - что бы ни почувствовала мисс Токс, но она
была растрогана. На секунду она забыла о величии миссис Чик; быстро погладив
Флоренс по щеке, она отвернулась и, не дожидаясь указаний сей мудрой
матроны, не удержалась от слез.
гордилась, и оставалась безмолвной, глядя на прекрасное юное лицо, которое
так долго, так упорно и терпеливо было обращено к маленькой кроватке. Но
обретя голос, который являлся синонимом присутствия духа - право же, это
было одно и то же, - она ответила с достоинством:
странным: и спрашивать меня о нем - значит задавать вопрос о предмете, на
понимание которого я не притязаю. Мне кажется, я имею на твоего папу более
сильное влияние, чем кто-нибудь другой. Однако я могу сказать только, что он
говорил со мною очень мало и видела я его всего раза два и каждый раз не
более одной минуты, да и тогда я его почти не видела, так как у него в
комнате темно. Я сказала твоему папе: "Поль!" - вот точное выражение, к
которому я прибегла: "Поль! Почему вы не примете какого-нибудь возбуждающего
средства?" Твой папа отвечал неизменно: "Луиза, будьте добры оставить меня.
Мне ничего не нужно. Мне лучше побыть одному". Лукреция, если бы завтра меня
заставили принести присягу в суде, - продолжала миссис Чик, - не сомневаюсь,
я не остановилась бы перед тем, чтобы клятвенно повторить эти самые слова.
почти не разговаривали, вплоть до сегодняшнего дня, когда я сообщила твоему
папе, что сэр Барнет и леди Скетлс прислали чрезвычайно любезную записку...
Наш ненаглядный мальчик! Леди Скетлс любила его, как... Где мой носовой
платок?
целью переменить обстановку. Заметив твоему папе, что, по моему мнению, мисс
Токс и я можем вернуться теперь домой (с чем он вполне согласился), я
осведомилась, нет ли у него каких-нибудь возражений против того, чтобы ты
приняла это приглашение. Он сказал: "Нет, Луиза, никаких!"
там или поехать со мной...
Должна сказать, что это странный выбор. Но ты всегда была странной. Казалось