бы, в твоем возрасте и после того, что случилось, - милая моя мисс Токс, я
опять потеряла носовой платок, - каждый был бы рад уехать отсюда.
покинуть этот дом. Мне бы не хотелось думать, что комнаты... его... комнаты
наверху остаются пустыми и мрачными, тетя. Я предпочла бы побыть теперь
здесь. О, мой брат! Мой брат!
прорвались бы даже сквозь пальцы рук, которыми она закрыла лицо. Страждущая
и измученная грудь должна получить облегчение, иначе бедное раненое одинокое
сердце затрепещет, как птица со сломанными крыльями, и разобьется.
не хотела бы я сказать тебе что-нибудь неласковое, и, конечно, ты это
знаешь. Итак, ты останешься здесь и будешь поступать, как тебе вздумается.
Никто не будет вмешиваться в твои дела, Флоренс, и я уверена, никто и не
захочет вмешиваться. Флоренс покачала головой, печально соглашаясь.
развлечься и попытаться восстановить свои силы, временно переменив
обстановку, - продолжала миссис Чик, - как он уведомил меня, что принял уже
решение уехать ненадолго из города. Право же, я надеюсь, что он уедет очень
скоро. Чем скорее, тем лучше. Но, кажется, нужно привести в порядок его
личные бумаги после того несчастья, которое так потрясло всех нас, - понять
не могу, что случилось с моим платком; Лукреция, дайте мне ваш, моя милая...
- и этим он будет заниматься один-два вечера в своей комнате. Твой папа,
дитя, - самый настоящий Домби, какой только может быть, - сказала миссис
Чик, с большим старанием вытирая глаза уголками платка мисс Токс. - Он
сделает усилие. За него можно не бояться.
чтобы...
ты говоришь? Если твой папа сказал мне - я тебе передала подлинные его
слова: "Луиза, мне ничего не нужно, мне лучше побыть одному", - как ты
полагаешь, что сказал бы он тебе? Ты не должна показываться ему на глаза,
дитя. Об этом нечего и думать.
Но мисс Токс под предлогом поисков потерянного носового платка поднялась
вслед за нею наверх и попыталась, улучив минутку, утешить ее, несмотря на
величайшее неодобрение Сьюзен Нипер. Ибо мисс Нипер в пылу усердия
пренебрежительно отзывалась о мисс Токс, как о крокодиле; однако ее
сочувствие казалось искренним и отличалось тем преимуществом, что было
бескорыстно, - таким путем вряд ли можно было заслужить чью-нибудь
благосклонность.
сердце, истерзанное тоскуй? Никого, кого можно было бы обнять, ни одного
лица, к которому можно было обратить свое лицо? Никого не было, кто нашел бы
слово утешения для такой глубокой скорби? Неужели Флоренс была так одинока в
суровом мире, что больше ничего не оставалось ей? Ничего! Лишившись сразу и
матери и брата - ибо с потерей маленького Поля первая утрата еще сильнее
придавила ее своей тяжестью, - она не могла обратиться за помощью ни к кому,
кроме Сьюзен. О, кто расскажет, как сильно нуждалась она в помощи первое
время!
разъехались все, кроме слуг, а отец заперся в своих комнатах, Флоренс могла
только плакать, бродить по дому, а иногда, под наплывом мучительных
воспоминаний, убежать к себе в комнату, заломить руки, броситься ничком на
кровать, не находя никакого утешения - ничего, кроме горькой и жестокой
тоски. Обычно это случалось при виде какого-нибудь уголка или веши, тесно
связанных с Полем; из-за этого первое время злосчастный дом превратился для
нее в место пыток.
долго. Пламя более грубое и более земное терзает грудь, его приютившую; но
священный огонь с небес так же тихо мерцает в сердце, как в тот час, когда
он осенил головы собравшихся двенадцати * и каждому показал его брата,
просветленного и невредимого. Когда этот образ явился им, вскоре обрели они
вновь и безмятежное лицо, мягкий голос, любящий взгляд, тихое доверие и мир;
вот так и Флоренс - хотя и продолжала плакать - плакала более спокойно и
лелеяла воспоминание.
месте, в прежний тихий час, медленно убывая, притягивала ее спокойный
взгляд. Прошло немного времени, и снова она часто бывала в этой комнате;
сидела здесь одна, такая же терпеливая и кроткая, как и тогда, когда
дежурила у кроватки. Если она вдруг остро ощущала, что эта кроватка
опустела, она могла стать перед нею на колени и молить бога - это было
излияние ее переполненного сердца - о том, чтобы некий ангел любил ее и
помнил о ней.
тихий голос в сумерках, медленно и иногда прерываясь, запел ту старую
песенку, которую Поль так часто слушал, прислонив голову к ее плечу. А
потом, когда совсем стемнело, чуть слышная музыка зазвучала в комнате; она
играла и пела так тихо, что это было похоже скорее на горестное воспоминание
о том, как она пела по его просьбе, в тот последний вечер, чем на песню. Но
это повторялось часто, очень часто, в сумеречном одиночестве; и прерывистое
журчание мелодии еще дрожало на клавишах, когда слезы заглушали нежный
голос.
пальцы, когда она сидела рядом с ним на морском берегу; так прошло немного
времени, и она снова принялась за рукоделие, питая к нему какую-то нежную
привязанность, словно оно было наделено сознанием и помнило о Поле; и, сидя
у окна, около портрета матери, в нежилой комнате, давно заброшенной, она
проводила часы в раздумье.
взглянуть на дом, где жили румяные дети? Они не напоминали ей
непосредственно об ее утрате, ибо это были девочки, четыре сестренки. Но у
них, как и у нее, не было матери, и - был отец.
потому что старшая девочка всегда одевалась и поджидала его в гостиной у
окна или на балконе; и когда он появлялся, ее внимательное личико озарялось
радостью, а другие дети у высокого окна, и всегда на страже, хлопали в
ладоши, барабанили по подоконнику и окликали его. Старшая девочка спускалась
в холл, брала его за руку и вела по лестнице, а позднее Флоренс видела, как
она сидит возле него или у него на коленях или ласково обнимает за шею и
разговаривает с ним; и хотя они оба всегда бывали веселы, он часто
вглядывался в лицо дочери, словно находил в ней сходство с матерью, которой
не было в живых. Иногда Флоренс не могла больше смотреть и, залившись
слезами, пряталась за занавеску, как бы в испуге, или быстро отходила от
окна. Однако она невольно возвращалась; и забытая работа вскоре снова падала
у нее из рук.
когда она не жила дома, эта семья сняла его; здание отремонтировали и заново
по красили; появились птицы и цветы; дом принял теперь совсем другой вид. Но
она никогда не думала об этом. Дети и их отец поглощали ее внимание.
спускались вниз со своей гувернанткой или няней и собирались у стола; а в
тихие летние дни их детские голоса и звонкий смех доносились через улицу в
унылую комнату, где она сидела. Потом они карабкались вверх по лестнице
вместе с ним и возились около него на диване или прижимались к его коленям -
настоящий букет маленьких лиц, - а он, по-видимому, рассказывал им какую-то
историю. Или они выбегали на балкон, и тогда Флоренс быстро пряталась,
опасаясь, что веселье их будет нарушено, если они увидят ее в черном платье,
сидящую здесь в одиночестве.
ему чай - какой счастливой маленькой хозяйкой была она тогда! - и сидела,
беседуя с ним, иногда у окна, иногда в глубине комнаты, пока не приносили
свечи. Он сделал ее своим товарищем, хотя она была на несколько лет моложе
Флоренс; и за своей книжкой или рабочей шкатулкой она умела быть степенной и
очаровательно серьезной, как взрослая. Когда им приносили свечи, Флоренс из
своей темной комнаты не боялась смотреть на них. Но в определенный час
девочка говорила: "Спокойной ночи, папа", - и шла спать, а Флоренс
всхлипывала и дрожала, когда та поднимала к нему лицо... больше Флоренс не
могла смотреть.
той простой песни, которая в былое время так часто убаюкивала Поля, и от той
другой - тихой, нежной, прерывистой мелодии, возвращалась мысленно к этомe
дому. Она постоянно о нем думала и следила за ним, но это оставалось тайной,
которую она хранила в своей юной груди.
Флоренс, столь достойной любви, какую Поль к ней питал, о которой шептал
слабым голосом в последнюю минуту, Флоренс, чье прекрасное лицо отражало ее
чистую душу, которая трепетала в каждом звуке ее кроткого голоса, -
скрывалась ли в этой юной груди еще какая-нибудь тайна? Да. Еще одна.
из своей комнаты, бесшумно ступая, спускалась по лестнице и подходила к
двери отца. К ней, чуть дыша, прислонялась она лицом и головой и с любовью
прижималась губами. Каждую ночь она опускалась перед ней на холодный пол в
надежде услышать хотя бы его дыхание; и охваченная одним всепоглощающим
желанием - выказать ему свою привязанность, быть утешением для него,
склонить его к тому, чтобы он принял любовь своего одинокого ребенка, она,
если бы посмела, упала бы перед ним на колени со смиренной мольбой.
и он сидел взаперти. Раза два он уходил, и в доме говорили, что он очень
Махров Алексей
Акунин Борис
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк
Суворов Виктор
Корнев Павел