внимание достоинство и честь мистера Домби и явно понимал их значение, а
мистер Домби был более чем когда-либо расположен снизойти к джентльмену,
отличающемуся таким здравым смыслом и таким трезвым умом. Посему он старался
прислушиваться к повествованию майора, пока они рысью ехали по шоссе, и
майор, находя, что эта скорость и дорога гораздо более соответствуют его
таланту рассказчика, чем способ передвижения, только что ими оставленный,
принялся его развлекать.
обычными симптомами, вызванными его полнокровием, а также завтраком и
гневными нападками на туземца, чьи темно-коричневые уши были украшены парой
серег и на ком европейское платье, непригодное для чужестранца, сидело
неуклюже по собственному своему почину и вне всякой зависимости от искусства
портного - длинное там, где ему полагалось быть коротким, короткое там, где
ему полагалось быть длинным, узкое там, где ему полагалось быть широким, и
широкое там, где ему полагалось быть узким, каковому платью он придавал еще
особое изящество, съеживаясь в нем при каждом нападении майора, словно
высохший орех или озябшая обезьяна, - этот прилив воодушевления и
разговорчивости продолжался у майора весь день; посему, когда спустился
вечер и застал их, продвигающихся рысью по зеленой и обсаженной деревьями
дороге близ Лемингтона, казалось, будто голос майора в результате болтовни,
еды, хихиканья и удушья исходит из ящика под сиденьем позади экипажа или из
ближайшего стога сена. Он не изменился и в отеле "Ройал", где были заказаны
комнаты и обед и где майор столь утрудил свои органы речи едой и питьем,
что, отправляясь спать, совсем потерял голос, которого хватало теперь только
на кашель, и, объясняясь с темнокожим слугой, мог лишь разевать на него рот.
за завтраком, как великан подкрепляющийся. За этой трапезой они обсудили
распорядок дня. Майор брал на себя все распоряжения относительно еды и
питья; и они должны были каждое утро встречаться за поздним завтраком и
каждый день за поздним обедом. Мистер Домби предпочитал оставаться у себя в
комнате или гулять в одиночестве в этот первый день их пребывания в
Лемингтоне; но на следующее утро он с радостью будет сопровождать майора к
Галерее минеральных вод и в прогулке по городу. Итак, они расстались до
обеда. Мистер Домби удалился, чтобы на свой лад предаться благотворным
размышлениям. Майор в сопровождении туземца, который нес складной стул,
пальто и зонт, важно прохаживался по всем общественным местам, наводил
справки в списках приезжих, наносил визиты старым леди, у которых
пользовался большим успехом, и доводил до их сведения, что Дж. Б. стал
непреклонней, чем когда бы то ни было, и всюду превозносил своего богатого
друга Домби. Не было на свете человека, который поддерживал бы друга с
большим рвением, чем майор, когда, превознося его, он превозносил самого
себя.
какую возможность доставил мистеру Домби оценить его общительность. На
следующее утро за завтраком он знал содержание последних полученных газет и
в связи с этим затронул различные вопросы, по поводу коих его мнением не так
давно интересовались люди, столь влиятельные и могущественные, что на них
можно было только туманно намекать. Мистер Домби, который так долго жил,
замкнувшись в самом себе, да и в прежние времена редко выходил из
зачарованного круга, где развертывались операции Домби и Сына, начал
относиться к знакомству с майором, как к приятной перемене в своей
уединенной жизни; и вместо того чтобы провести в одиночестве еще один день,
как думал он сделать прежде, он вышел под руку с майором.
ГЛАВА XXI
перезрелый, чем когда бы то ни было, - и разражаясь лошадиным кашлем не
столько по необходимости, сколько от, сознания собственной важности,
шествовал под руку с мистером Домби по солнечной стороне улицы, причем
разбухшие его щеки свисали над тугим воротничком, ноги были величественно
раскорячены, а огромная голова покачивалась из стороны в сторону, как будто
он укорял самого себя за то, что был таким очаровательным субъектом. Не
прошли они нескольких ярдов, как майор встретил какого-то знакомого, и еще
через несколько ярдов майор снова встретил какого-то знакомого, но только
помахал им рукой мимоходом и повел мистера Домби дальше, указывая при этом
на местные достопримечательности; и оживляя прогулку скандальными сплетнями,
приходившими ему на память.
удовольствию, когда увидели приближающееся к ним кресло на колесах, в
котором сидела леди, лениво управляя своим экипажем с помощью руля,
приделанного впереди, тогда как сзади экипаж подталкивала какая-то невидимая
сила. Хотя леди была не молода, но цвет лица у нее был ослепительный -
совсем розовый, - а туалет и поза приличествовали весьма юной особе. Рядом с
креслом, держа легкий зонтик с таким горделивым и усталым видом, словно от
столь великого усилия придется вскоре отказаться и зонтик уронить, шла леди
значительно моложе, очень красивая, очень высокомерная, очень своенравная на
вид; она высоко поднимала голову и опускала глаза, словно если и было на
свете что-нибудь достойное внимания, кроме зеркала, то, во всяком случае, не
земля или небо.
останавливаясь, когда приблизилась маленькая группа.
Майор Бегсток!
вперед, взял руку леди и поднес к своим губам. С не меньшей галантностью
майор прижал обе свои руки в перчатках к сердцу и низко поклонился другой
леди. И теперь, когда кресло остановилось, движущая сила обнаружилась в
образе раскрасневшегося пажа, напиравшего сзади, который отчасти перерос, а
отчасти перенапряг свою силу, ибо когда он выпрямился, то оказалось, что он
высок, изнурен и худ; положение его было тем печальнее, что он испортил
фасон своей шляпы, подталкивая кресло головой, чтобы продвинуть его вперед,
как это делают иногда слоны в восточных странах.
дней своих.
вы явились? Я вас не выношу.
заслужить ваше снисхождение! - воскликнул майор. - Мистер Домби, миссис
Скьютон. - Леди в кресле любезно улыбнулась. - Мистер Домби, миссис
Грейнджер. - Леди с зонтиком едва обратила внимание на то, что мистер Домби
снял шляпу и низко поклонился. - Я в восторге от такой удачи, сэр! - сказал
майор.
весьма безобразно.
сердце старого Джоша.
здесь, негодный?
произнесла леди, слегка поправляя веером фальшивые локоны и фальшивые брови
и показывая фальшивые зубы, резко выделявшиеся благодаря фальшивому цвету
лица, - в этом саду... как он называется...
всегда забываю эти ужасные названия... И вы можете пробыть здесь день и не
вдохновиться всей душой и всем своим существом, созерцая природу, впитывая
аромат, - продолжала миссис Скьютон, шурша носовым платком, от которого
тошнотворно пахло духами, - аромат ее чистого дыхания, чудовище?
вялым тоном миссис Скьютон было вряд ли менее заметно, чем противоречие
между ее возрастом - примерно лет под семьдесят - и ее туалетом, который был
бы неуместен и в двадцать семь лет. Ее поза в кресле на колесах (которую она
никогда не меняла) была той самой, в какой ее нарисовал в ландо лет
пятьдесят назад модный в ту пору художник, подмахнувший под печатным
воспроизведением рисунка имя "Клеопатра", в результате открытия, сделанного
критиками тех времен, будто она удивительно похожа на эту царицу, возлежащую
на борту своей галеры. Миссис Скьютон была тогда красавицей, и щеголи в
честь ее осушали и разбивали бокалы дюжинами. Красота и коляска остались в
прошлом, но позу она сохранила и специально для этого держала кресло на
колесах и бодающегося пажа, ибо, кроме позы, не было ровно никаких
оснований, препятствовавших ей ходить.
поправляя бриллиантовую брошь.
принадлежащих ей бриллиантов и семейным связям.
поклоняется ей втайне, но человек, занимающий столь видное место в
величайшем из городов вселенной...
сказала миссис Скьютон.
посмотрела на нею и встретила его взгляд.
Корнев Павел
Лукьяненко Сергей
Херберт Фрэнк
Березин Федор
Самойлова Елена
Каргалов Вадим