жизни, которую ей сулило расположение отца и обретение всего или многого из
того, что она потеряла в тот печальный день, когда материнская любовь угасла
вместе с последним материнским вздохом, коснувшимся ее щеки, скользили
вокруг нее в сумерках и были желанными гостями. Посматривая украдкой на
румяных девочек, своих соседок, она испытывала новое и чудесное ощущение при
мысли, что скоро они познакомятся и узнают друг друга, и тогда она покажется
им, не опасаясь, как это было раньше, что они загрустят, увидев ее в черном
платье, сидящую здесь в одиночестве!
своем сердце, Флоренс еще сильнее любила свою родную умершую мать. Она не
боялась, что у той будет соперница в любви. Она знала: новый цветок расцвел
на стебле, заботливо взлелеянном и глубоко пустившем корни. Каждое ласковое
слово в устах красивой леди звучало для Флоренс, как эхо того голоса,
который давно прервался и умолк. Теперь, когда зародилась новая нежность,
могла ли она меньше любить воспоминание о нем, раз это было единственным
воспоминанием о родительской нежности и любви?
обещавшей вскоре навестить ее - содержание книги наводило на эти мысли, -
как вдруг, подняв глаза, она увидела ее в дверях.
пришли!
Флоренс.
Флоренс, и в течение нескольких секунд молчала. Столько нежности было в ее
обращении, что Флоренс ощутила эту нежность еще сильнее, чем в день первой
их встречи.
лицо, восхищалась ее красотой и охотно оставила свою руку в ее руке.
и всматривалась пристально и задумчиво в ее лицо.
нетрудно. Иногда мы с Ди проводим целые дни вдвоем.
зовут Сьюзен.
их не показали. Мы должны их украсить, Флоренс. Они будут лучшими во всем
доме.
есть одна комната наверху, которая нравится мне гораздо больше.
спросила Эдит.
Я хотела поговорить о ней с папой, когда вернулась домой и застала здесь
рабочих и все эти перемены, но...
снова замяться.
что скоро вернетесь и будете здесь полной хозяйкой, я решила собраться с
духом и попросить об этом вас.
посмотрела на нее, она в свою очередь опустила глаза. Вот тогда-то и
подумала Флоренс, что красота этой леди совсем не такая, какою показалась ей
в первый раз. Она считала эту красоту горделивой и величественной; но леди
держала себя так ласково и кротко, что - будь она ровесницей Флоренс и
одного с нею нрава - вряд ли она внушала бы больше доверия.
странная сдержанность, - а тогда казалось (но Флоренс вряд ли это понимала,
хотя не могла не заметить и думала об этом), казалось, будто она чувствует
себя униженной перед Флоренс и ей не по себе. Когда она сказала, что еще не
стала ее матерью, а Флоренс назвала ее полной хозяйкой, эта перемена в ней
была внезапной и поразительной; и теперь, когда глаза Флоренс были
устремлены на ее лицо, она сидела с таким видом, будто хотела съежиться и
спрятаться у нее, и менее всего была похожа на женщину, которая готова
любить ее и лелеять на правах близкого родства.
что сама об этом позаботится. Затем она задала несколько вопросов о бедном
Поле и после недолгой беседы сообщила Флоренс, что заехала за нею, чтобы
увезти к себе.
будете жить с нами до моего замужества. Я хочу, чтобы мы ближе познакомились
и доверяли друг другу, Флоренс.
благодарна!
может, не представится, - продолжала Эдит, оглянувшись, чтобы узнать, одни
ли они, и понизив голос, - когда я выйду замуж и на несколько недель уеду, у
меня будет спокойнее на душе, если вы вернетесь сюда, домой. Кто бы вас ни
приглашал к себе, вернитесь домой. Лучше быть одной, чем... Я хочу сказать,
- добавила она, замявшись, - что, как мне известно, вы лучше всего
чувствуете себя дома, милая Флоренс.
собирайтесь, и поедем. Вы найдете меня внизу, когда будете готовы.
стать хозяйкой; и мало внимания обращала она на изящество и роскошь, которые
уже сейчас можно было заметить. С тем же неукротимым высокомерием, с тем же
горделивым презрением, отражавшимся в глазах и на устах, сверкая тою же
красотой, умерявшейся только сознанием малой ее ценности и малой ценности
всего окружающего, проходила она по великолепным гостиным и залам, так же,
как проходила прежде под тенистыми деревьями, и негодовала и терзала себя.
Розы на стенах и на полу были окружены острыми шипами, раздиравшими ей
грудь; в каждой крупице позолоты, ослеплявшей глаз, она видела частичку
денег, за нее уплаченных; широкие и высокие зеркала отражали во весь рост
женщину, в чьей душе еще не угасли благие порывы, но которая слишком часто
лгала самой себе и слишком была унижена и придавлена, чтобы себя спасти.
Полагая, что все это очевидно в большей или меньшей степени для каждого из
окружающих, она считала гордость единственным средством утвердить себя; и во
всеоружии этой гордости, которая день и ночь терзала ей сердце, она боролась
со своей судьбой, не страшась ее и бросая ей вызов.
сильная только своею искренностью и прямодушием, - производила столь
глубокое впечатление, что подле нее она становилась другим человеком, ибо
утихала в ней буря страстей, и даже гордость смирялась? Неужели это была та
женщина, которая сидела сейчас рядом с нею в карете, обнимала ее и которая,
лаская ее и добиваясь любви и доверия, прижимала ее красивую головку к своей
груди и готова была пожертвовать жизнью, чтобы защитить ее от зла и обиды?
умереть сейчас, Эдит, чем жить дальше.
смерти - ибо, подобно многим благородным особам, жившим в различные эпохи,
она решительно повернулась спиною к смерти и возражала против упоминания о
столь пошлой и всех уравнивающей выскочке - заняла дом на Брук-стрит,
Гровенор-сквер, принадлежавший величественному родственнику (одному из
родичей Финикса), который уехал из Лондона и великодушно уступил свой дом по
случаю свадьбы, почитая это подарком, сулящим окончательное избавление и
освобождение от всяких ссуд и даров миссис Скьютон и ее дочери. Для
поддержания фамильной чести надлежало строго соблюдать приличия, и миссис
Скьютон отыскала сговорчивого торговца, проживавшего в приходе Мэри-ле-Бон,
который ссужал знать и джентри всевозможными предметами обстановки, начиная
со столового серебра и кончая армией лакеев; этот же торговец доставил в дом
седовласого дворецкого (получавшего добавочную плату за то, что у него был
вид старого слуги семейства), двух очень высоких молодых людей в ливреях и
отборный штат кухонной прислуги; вот тогда-то в подвальном этаже и возникла
легенда, что паж Уитерс, внезапно освобожденный от многочисленных своих
домашних обязанностей и подталкивания кресла на колесах (неуместного в
столице), не раз, как было замечено, протирал глаза и щипал себя, словно у
него мелькало подозрение, не заспался ли он у лемингтонского молочника и не
предается ли райским грезам. В тот же дом и из того же удобного источника
было доставлено все необходимое столовое серебро и фарфор, а также
разнообразные предметы домашнего обзаведения, включая изящный экипаж и пару
гнедых лошадей, и миссис Скьютон расположилась среди подушек на парадном
диване в позе Клеопатры и торжественно открыла прием.
когда вошла ее дочь со своей протеже. - Право же, вы должны крепко
поцеловать меня, Флоренс, моя милая.
набеленном лице миссис Скьютон, но эта леди подставила ей ухо и вывела из
затруднения.
Повернитесь немного к свету на одну минутку, милая Флоренс.
примерно в возрасте нашей очаровательной Флоренс или чуть моложе?
Шломо Вульф
Василенко Иван
Орлов Алекс
Лукьяненко Сергей
Мацумото Сэйте
Шилова Юлия