тридцать верст от города. У него пушки, бомбы, тысяч двадцать войска, и он
идет на Самару, мутя крестьян и вешая помещиков. Все поселки, предместья и
деревни уже находятся в его руках. Вешают же помещиков киргиз-кайсаки с
вырванными ноздрями и клейменым лбом. По-русски они не понимают ни бельмеса,
так что моли их не моли, все равно.
Халевин, - да разве прилично офицерам, узнав о нашествии злодейского
атамана, бежать, бросив город беззащитным и безоружным. Наше дело - умереть,
не дрогнув и не сдавшись. Петля ли, штык ли, топор ли палаческий, - все
смерти одинаковы перед отчизной. Подумайте, - крикнул Халевин, поднимая
руку, - прилично ли гвардии офицеру, увозя архивы и ящики денежные, увозить
в то же время и персону свою, заранее петле и мечу обреченную? Сомневаюсь!
искоса быстрый, внимательный взгляд и пожал плечами.
Халевин нравоучительно. - Умереть за отчизну - есть ли где жребий
прелестней?
мы тоже заготовили повозку. Берите жену, бумаги и...
боя, без одного выстрела, без сопротивления... Воля ваша, но я что-то не
пойму.
силен и многочислен, чтобы выдержать недельную осаду, а вы покидаете город.
шел слуга, неся подсвечник. Халевин подошел к нему, вырвал из его рук свечу
и поставил на сундук. Потом подошел к жене и положил ей руку на плечо.
поедешь с господином Балахонцевым, он был так любезен, что приготовил все
нужное.
злобы глазами.
ты не поедешь со мной?
пара дверь раздался визг полозьев по снегу и сиплый голос ямщика.
вместе с нами.
маневром достигнуть хотите? Геройство свое выявить или петлю на шею
получить? Смею уверить вас, что злодейская сволочь, воистину, мало доблесть
духа ценит, и сдается мне, сударь, что храбры вы до первой перекладины.
человека сословия низшего, мы носим в руках не шпаги, но весы, - он ударил
себя в грудь, - однако и в нас доблесть духа обитать может.
Балахонцев. - Однако ваша жена, кажется, с сим не согласна.
вежливый разговор был ей совершенно непонятен. Решение мужа остаться в
осажденном городе не вязалось ни с чем. Ей это казалось скверной шуткой или
недоразумением. Только присутствие казначея и капитана Балахонцева мешало ей
броситься на шею мужу и расплакаться. А муж ее улыбался хитро и тонко, как
человек, задумавший очень важное и выгодное для себя дело.
нет. Надо же, однако, сударь, чтобы самая жертва обстоятельствами оправдана
была. А вы, - зачем вы здесь, сударь, остаетесь? Какая из сего
государственная польза проистечь может?
офицерство увидит, на что человек и незнатного рождения решиться может.
Поезжайте к Бибикову и скажите ему...
знаете ли вы, что вы меня подводите, что вы меня, неведомо почему, сим вашим
поступком, диким и неразумным, в яму толкаете?
остаюсь, что знаю.
x x x
глазами опустились лиловые мешки. Сейчас же после того как Балахонцев, а за
ним казначей с ругательствами захлопнули дверь, она бросилась, плача, к мужу
и стала молить не погубить себя и ее.
Потом подошел к столу и, взяв пистолет за дуло, протянул ей.
Маша, какая ты у меня глупая, ужели ты думаешь, что я затем остаюсь, чтобы
подставить шею петле! Ах, как ты плохо знаешь своего мужа.
ты у меня не понимаешь. Ну, ладно, поезжай, поезжай, матушке кланяйся, скажи
ей...
ни добрых, смеющихся глаз.
махнув рукой, поспешно пошел прочь.
она доехала до первой станции. После того как карета тронулась, ей вдруг
стало совершенно ясно, что мужа она уж больше не увидит. Она терла глаза
кулаком, плакала, потом затихала, не то засыпая, не то теряя сознание, - но
даже во сне ворочалась и всхлипывала, как маленький ребенок.
остановились, чтобы переменить дымящихся от усталости лошадей, она, желая
узнать что-либо про мужа, вышла на станцию.
упоминалась фамилия Халевина.
знала и никогда не видела.
это негодяйство и мерзость, - просто хочет, подлец, крест на шею заработать.
Спрячется в погреб и будет сидеть до прибытия наших войск, вот и вся
недолга.
словах, а на деле - герой.
умную голову.
изменник.
x x x
собираться.
офицерскую шпагу и два зашитых мешочка с порохом.
он осмотрел два раза и, наконец, решительно отодвинул в сторону: для обороны
оно не годилось. В крайнем случае, его можно было оставить про запас, для
поднесения какому-нибудь пугачевскому воеводе.
пепел растоптал и развеял по комнате. Потом он поднялся вверх, в картинную
галерею, - так он любил называть верхнюю половину своего дома, - и тщательно
осмотрел все стены. Картин у него было очень много: и в гостиной, и в
спальне, и даже в людской, - всюду висели большие, тяжелые полотна в
неуклюжих золотых рамах.
довольствовался одной Самарой, потом списался с Симбирском и Казанью, а за
последнее время ему удалось завязать отношения с Щукиным подворьем, и вот
оттуда, вместе с партией сукна и ситца, стали приходить товары совершенно
иного рода: старинные гравюры на больших синеватых листах, тонкие