ведь так и с ума сойти недолго! Объясните вы мне, что это за Особое
совещание? Что за литеры? Ну хорошо, ну хорошо, я дурак, кретин, паршивая
интеллигенция! Меня еще жареный петух в задницу не клевал! Жил, болван, и
ничего не видел. Все это так! Так, конечно! Но, ради всего святого, что же
это все-таки значит? А где ж мы живем? Не в заколдованном же царстве, не в
замке людоеда! В самом деле, ведь вот-вот должна начаться война, надо к
ней готовить народ, а мы в это время... - он подавился словом, - или же...
- У него задрожали губы, он хотел что-то сказать, но ничего не сказал,
только отвернулся к стене.
поднес кружку с водой.
надо так! Не надо! Вот выпейте-ка! Ай, беда. Вот уж правда беда! И откуда
она взялась на нашу голову? Иван Грозный, что ли, ее с собой нам оставил,
или татары проклятые занесли? Ведь и не объяснишь, и не расскажешь!
"Об образовании общественного НКВД" (то есть органа конституционного и
постоянного) взамен ликвидируемого ГПУ (органа временного и чрезвычайного)
говорилось следующее:
преступлениям по окончании следствия направлять в судебные органы по
подсудности в установленном (каком?) порядке...
положения о нем (каком? Господи, каком же все-таки?) предоставлять право
применять в административном порядке высылку, ссылку, заключение в
исправительно-трудовые лагеря на срок до 5 лет и высылку за пределы СССР.
(Юриздат. М., 1938) есть такое уточнение: "...учреждается он в составе а)
заместителей наркома НКВД СССР, б) уполномоченного НКВД РСФСР, в)
начальника Глав. Управления милиции, г) наркома НКВД союзной республики,
на территории которой возникло... Обязательно участвует прокурор СССР или
его заместитель - итого 8 или 9 человек, не считая технического
персонала".]
Особом совещании в печати. Упоминалось же оно официально (если не считать
речей Вышинского), кажется, всего еще один раз - в обвинительном акте об
убийстве С.М.Кирова. Тогда дела одних обвиняемых прокуратура направляла в
военную коллегию (это значило - расстрел в 24 часа без обжалования и
помилований), а дела других - "за отсутствием состава преступления" вот в
это самое Особое совещание. Подписал эти обвинительные заключения
А.Я.Вышинский, а составил Лев Романович Шейнин.
эту страшную, всемогущую и совершенно безответственную тройку (их,
кажется, было, точно, трое), не имели ни фамилий, ни званий, ни должности.
Они были - ОСО. Ни один из осужденных не видел их подписи под приговором.
Ему никогда не оставляли приговор для обжалования. Потому что не было ни
приговора, ни обжалования. Был аккуратный бланк формата почтовой открытки.
Вот примерно такой:
рождения).
место рождения) на пять лет лишения свободы с отбыванием в Свитлаге
[Северо-Восточные исправительно-трудовые лагеря, т.е. Колыма].
предъявляя эту шпаргалку, - и вот еще раз на копии... Спасибо!" - и прятал
бумажку в папку. Осужденного уводили, и с этого момента для него начинался
лагерь - тачка ["Машина ОСО - две ручки, одно колесо", - говорили
лагерники о тачке. И это было верно в отношении и ОСО, и тачки.].
Потом машина ОСО стала набирать мощность, колесо завертелось, сроки
заскакали: восемь лет, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять! А
потом сроки исчезли вовсе, и начались расстрелы (это, правда, уже во время
войны). А форма оставалась такой же - "слушали - и постановили" и
"распишитесь на обороте". Вот и все [только и всего в положении об ОСО
сказано: "Должно быть указано основание применения этих мер"].
доказательств, ни судебного следствия, ни свидетелей, ни допроса
подсудимого, ни статей закона, ни закона, - словом, всего того, что делает
суд судом, а убийство убийством, если, далее, верша все самое тяжкое, ОСО
не боялось ни прокурора, ни надзора, ни закона, ни государства, ни
собственной совести - потому что оно само уже было всем этим законом,
прокурором, судом и государственной совестью и государством, то была
все-таки некоторая малость, некая видимость законности, с которой ОСО
считалось, ибо без нее существовать не могло. А звалась эта малость в
разное время по-разному: с материальной стороны это была "спецзаписка" и
"меморандум", а с политической - "изоляция" и "укрепление
морально-политического единства советского народа".
выдумали и взлелеяли. Самое же название ОСО, точно, получили по наследству
от полицейского государства Александра III. Именно таким Особым
совещанием, "образованным согласно статье 34 Положения о государственной
охране" при Министерстве внутренних дел, был в свое время осужден на
ссылку [В делах ОСО большое место занимали меморандумы с литерами ПШ
(подозрение в шпионаже), АИР (агент иностранной разведки) и т.д. Вот уж
чего не было раньше. "Особому совещанию могут подлежать только
представления о высылке, подчиненные МВД; как учрежденье гражданского
ведомства, оно не может контролировать действия военных властей". А тут
было как раз все наоборот. Только военный прокурор, зная лишь литеры, но
совершенно не посвященный в суть дела, направлял эти дела в ОСО. (А вообще
об этом см.: Лемке. "250 дней в царской ставке", с. 282-283. Отношение
генерала Бонч Бруевича к Белецкому.)] некий Иосиф Джугашвили, как потом
оказалось, человек с короткой памятью на все доброе и с великолепной,
истинно творческой на все злое и страшное. Правда, в те годы, чтоб сослать
на поселение хотя бы того же Джугашвили, потребовалось ни много ни мало, а
личная подпись императора - "согласен", сейчас же ровно ничего не
требовалось, кроме толстого засургученного пакета из плотной бумаги. Но
пакет этот в дело не входил, а только прилагался к нему. Что находилось в
этом пакете, никто не знал, ни подсудимый, ни даже военный прокурор,
дававший санкцию на отправление этого пакета в Москву. Ему просто
сообщалось в общей форме о содержании пакета. Подследственному же вообще
ничего - не его ума это было дело.
- один не участвовал. Он был третьим и лишним, то есть подследственным.
Изготовлялась эта записка из самых разнородных материалов. В ее состав
входили:
законодательно запрещалось считать доказательством. Однако они и являлись
основой всего дела. Без сексотов меморандум составить было бы просто
невозможно (сексот - секретный сотрудник - так советские люди называли
ненавидимое ими племя осведомителей ГПУ, НКВД, МГБ и т.д.);
доносили позарившиеся на жилплощадь, на наследство, на молодого мужика, на
красивую бабу, доносили шизофреники, потому что им действительно что-то
такое показалось, доносили иногда сами на себя, испугавшись своих
неожиданных ночных мыслей и преступных сомнений. Иногда - и не так уж
редко - после этого люди не дожидались прихода ночных гостей и кончали
сами. В общем, это был тоже обширный раздел материалов);
подписывались начальником оперативного отдела и утверждались зампарткома.
Подлогов здесь было не меньше, чем во всем остальном. Любой Гагарин
именовался обязательно князем, а, скажем, Иванов Петр Сидорович считался
выходцем из княжеской среды, если мать его была Гагарина. Каждый, даже
родившийся в 1900 году в Риге или Либаве, все равно проходил как
гражданин, "проживавший долгое время на территории вражеского государства
и сохранявший с ним дружеские и родственные связи".)
развилках родства были репрессированные (а по совести говоря, у кого их
тогда не было?), то в меморандуме он назывался не иначе как "близкий
родственник ныне разоблаченного врага народа"... Кончался меморандум так:
антисоветскую деятельность на 8 лет лишения свободы с пребыванием в
лагерях Сибири или Дальнего Востока".
Шилова Юлия
Витковский Евгений
Пехов Алексей
Ибсен Генрик
Браун Дэн
Соломатина Татьяна