сказал он строго и твердо, тоном человека, которому наконец-то открылась
истина. - За это, конечно, тебя следовало наказать по всей строгости, ты
свое и получил, но сейчас у нас не враг народа Ягода, а сталинский нарком
Николай Иванович Ежов, он безвинного в обиду никогда не даст. Так что ты
это брось!
Семенович. Мне завтра рано вставать. Спасибо за угощение.
бегала, а у вас там кого-кого только не перебывало. Ты язык широко
распустил, а у нее и вовсе ветер в голове. Недаром ее на комсомоле
прорабатывали. Вот дядю Петю поминает, а что мы про него знали? Приехали и
взяли, а за что про что - кто ж нам объяснит, правда?
Даша ничего у нас никогда не говорила. Это и я скажу, и все подтвердят.
Ну, пока.
вот что, ты до времени до поры эти наши тары-бары сегодняшние...
значит, уже оба кандидаты - вон туда! Если только, конечно, - он
усмехнулся, - один из нас, кто пошустрее, не догадается сбежать до шоссе и
остановить попутку в город.
Поздно!
строк и отбросил журнал. Повесть только раздражала, и все. Он лег на
раскладушку, накинул одеяло и закрыл глаза. "Мне бы ваши заботы, - подумал
он зло, - показали бы вам тут Карибское море и пиратов. Вот то, что выпить
нечего, это жаль, конечно. А впрочем, почему нечего? Сколько сейчас?
Двенадцать. У Волчихи самый разгар". Он прикрутил лампу и вышел. Ночь
выдалась лунная и ясная. Все вокруг стрекотало и звенело. Каждая тварь в
эту ночь работала на каких-то своих особых волнах. Почти около самого его
лица как мягкая тряпка пронеслась летучая мышь. Он проходил мимо старого
дуба, а там постоянно пищало целое гнездо этой замшевой нечисти. Большое
окно под красной занавеской у Волчихи светилось. Он условно стукнул три
раза и вошел. Хозяйка сидела за столом и шила. Он сказал ей "здравствуйте
пожалуйста" и перекрестился на правый передний угол. В этой избе и в
десятке подобных же это всегда действовало безотказно. На столе стояла
бутылка, тщательно обернутая в газету.
голыми плечами и выглядела совсем-совсем молодой (ей недавно стукнуло 29).
Эдакая крепкая черноволосая украинка.
перекусила нитку, - а это вон для Андрея Эрнестовича. - И кивнула головой
на угол.
фанерками, испокон веков стояли два позеленевших самовара, сидел старик.
Высокий, худощавый, жилистый, с аккуратной бородкой клинышком. На носу у
него были золотые очки, а на плечах одеяло.
заметил. Здравствуйте!
льдинкой глаза.
говорить с ним не приходилось. Месяца за два до этого директор задумал
учесть музейные коллекции. Дело это было нелегким: неразбериха в музее
царила страшная. Экспонаты откладывались, как осадочные породы, слоями,
эдакими историческими периодами.
ордами, написанные арабской вязью, с белыми, черными и красными печатями
на шнурочках, муляжи плодов и овощей.
Торговая в городе Верном", образцы полезных ископаемых, набор пробирок с
нефтью.
- окна РОСТА "Долой Врангеля", штыки, ярчайшие плакаты с драконами,
объявления, похожие на афиши, - красная, зеленая, синяя бумага, а внизу,
вместо фамилии премьера, игривым кудрявым шрифтом - "Расстрел". Газетные
подшивки. И тут же золоченая лупящаяся мебель с лебедиными поручнями,
коллекция вееров, золотой фарфор, чучело медведя с блюдом для визитных
карточек в лапах.
разберет. Стоит, например, на чердаке забитый досками ящик, и что в нем -
одному аллаху ведомо: не то жуки, не то иконы. На хорах в одном углу
окаменелости, в другом - старое железо, и опять-таки - что это за железо,
что за окаменелости, откуда они, никто не знает. Но это слой мирный,
относящийся к двадцатым и тридцатым годам. Он оседал незаметно - ящиками,
посылками, актами передач. Вот - четыре слоя, и пойди разберись в них во
всех. Тогда директор - человек решительный, острый и быстрый - задумал
навести порядок по-военному - одним махом. Он запросил особые
ассигнования, нанял десять работников-инвентаризаторов, прикрепил к ним
Зыбина для консультации и фотографа для документации и заставил их писать
карточки.
недавно стукнуло шестьдесят, и он неделю назад отрекся от сана через
газету. К этому сословию, презираемому и осмеянному всеми агатами и
стенгазами, директор, старый профессиональный безбожник, таил какую-то
особую слабость. Общался он с батюшками уважительно, кротко, с постоянной
благожелательностью и из всех выделял вот этого отца Андрея, того самого,
что сейчас сидел в одеяле. "Вы с ним, ребята, обязательно поближе
познакомьтесь, - советовал он Корнилову и Зыбину. - Вы больше такого попа
уж никогда не увидите. Академик! Умница! Таких попов наши агитбригады вам
никогда не покажут! Где им!"
покосился на его плечи.
Так вот видите, конфузия вышла какая. В темноте задел за сук, чуть весь
рукав не сорвал. Спасибо Марье Григорьевне, добрая душа, видите, пришла на
помощь.
одной живульке держатся.
товарищ Корнилов, у дочки живу. Вроде как на дачке. Она агрономом
работает. А сегодня директор послал меня с запиской к бригадиру Потапову.
Акт какой-то он должен прислать, а мне надлежало помочь его составить. Да
вот беда, что-то целый день хожу по колхозу и не могу поймать. Кто
говорит, что здесь он, кто говорит, уехал. Вы ведь на его участке,
кажется, работаете? Не видели?
полудню вернуться, и нет его. Правда, приехала к нему тут одна особа... -
Про особу вырвалось у Корнилова как-то само собой и противно, игриво, с
ухмылочкой, он чуть не поперхнулся от неожиданности.
уже была большая семья - трое душ. Правда, тут - канон. Тогда духовенство
женилось рано.
времена-то, конечно, не те.
бутылкой водки.
осматривая обшлага.
Что-то плохо, отец Андрей, дочка о вас заботится. Вон все пуговицы на
одной нитке.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Буджолд Лоис
Шилова Юлия
Круз Андрей
Березин Федор